у императора французов появилась очередная надежда, что именно здесь произойдет генеральное сражение его Русского похода. В 13 часов дня он приказал прекратить атаки до следующего дня. Так завершился первый день Смоленского сражения. Потеря русской стороны составили не более одной тысячи человек, потери неприятеля неизвестны.
Русские армии действительно спешили к Смоленску. Уже в начале сражения прибыла 2‑я кирасирская дивизия, которую Раевский разместил в качестве резерва на правом берегу Днепра. Там после 17 часов вечера и за ночь сосредоточились обе Западные армии. Дальнейшая оборона города-крепости давала русским определенные преимущества, но неприятель мог отрезать их обходным движением от Московской дороги.
Главнокомандующие генералы от инфантерии М.Б. Барклай де Толли и князь П.И. Багратион приняли решения отступить дальше. Первой отходила от Смоленска по Московской дороге 2‑я Западная армия, за ней – 1‑я Западная, пока сдерживая неприятеля боем за город-крепость.
За ночь корпус Раевского был сменен 6‑м пехотным корпусом Д.С. Дохтурова. Он был усилен пехотными дивизиями П.П. Коновницына и Неверовского и одним егерским полком. Всего набиралось 30 тысяч человек. На противоположном берегу Днепра пока оставались войска 1‑й армии.
Дохтуров расположил свои силы следующим образом. На правом крыле (в Красненском предместье и Королевском бастионе) позицию заняла пехотная дивизия П.Г. Лихачева, в центре (Мстиславльское и Рославльское предместья) – пехотная дивизия П.М. Капцевича, на левом крыле (предместья Никольское и Рачевка) – пехотная дивизия Д.П. Неверовского с егерским полком. Дивизия Коновницына осталась в резерве. Впереди левого фланга выстроились для боя три драгунских полка и казаки.
Для удобства сообщения через Днепр саперы навели два понтонных моста. На противоположном берегу под командованием генерал-лейтенанта А.И. Кутайсова расположились в двух группах батареи. Всего во второй день Смоленского сражения русские ввели в дело около 170 орудий.
Наполеон сосредоточил против Смоленска 146 тысяч человек при 500 орудиях. Собственно, в штурме города-крепости приняло участие из них только 45 тысяч. На левом фланге встали три пехотные дивизии и дивизия легкой кавалерии 3‑го армейского корпуса маршала Нея. В центре – пять пехотных дивизий и две бригады легкой кавалерии 1‑го армейского корпуса маршала Даву. На правом фланге – две пехотные дивизии и кавалерия 5‑го польского корпуса генерала Понятовского. Еще правее – кавалерия маршала Мюрата (1‑й, 2‑й и часть 3‑го резервные кавалерийские корпуса).
Не желая и на этот раз рисковать своей гвардией, император Наполеон отвел ей в Смоленском сражении роль главной резервной силы. На подходе к городу были 4‑й армейский корпус Евгения Богарне и 8‑й пехотный корпус генерала Жюно (всего 44 тысячи человек).
Сражение продолжилось с рассветом 5 августа. Артиллерийские дуэли и ружейная перестрелка продолжались до 14 часов. Наполеон не торопился начинать штурм, надеясь втянуть в дело обе русские армии. Но к 12 часам ему стало известно, что армия Багратиона отступает, и что по ее пути готовятся последовать войска Барклая де Толли. Тогда император, чтобы обойти защитников города, приказал искать броды через Днепр, но найти их не удалось. Теперь оставалось штурмовать Смоленск в лоб.
Артиллерийская канонада, начавшаяся около 16 часов, возвестила о начале штурма Смоленска. Он начался с атаки кавалерии Мюрата русских драгун, которым пришлось отойти к Малаховским воротам. Понятовский, поляки которого горели желанием первыми ворваться в город, подготовил себе атаку огнем батареи из 60 орудий. Поляки в тот день отличились особо яростными атаками позиции русских.
После ожесточенного боя пехота маршала Нея овладела Красненским предместьем. О том, как шел за него бой, рассказывает артиллерийский офицер Н.Е. Митаревский:
«С восходом солнца направо от нас, в конце Красненского предместья, открылась ружейная перестрелка. Перестрелка начала распространяться вокруг города. Началась пушечная канонада с бастиона, но в кого стреляли – нам за горой не было видно.
…Было уже далеко за полдень, как вдруг на бастионе и кругом города очень усилилась пушечная пальба. Начали стрелять наши батареи с возвышенности, правее нас, и батарея на кладбище, с левой стороны. Ружейная перестрелка на форштадте начала быстро приближаться, и пули посыпались на нас. На берегу реки, по форштадтской дороге и по садам, расположенным на горе, начали теснить нашу пехоту к крепостной стене, а с горы, против наших орудий, стали спускаться неприятельские колонны.
Тут наш ротный командир приказал действовать, и мы начали стрелять ядрами из двух пушек и двух единорогов. Потом, когда наша пехота подошла почти к самим стенам, а французы спускались с горы, мы стреляли картечью. Французы поставили на горе батарею. Ядра неприятельские визжали вокруг нас беспрерывно – мы тоже действовали. Пушечная и ружейная стрельба кипела кругом стен Смоленска.
Начинало уже вечереть. Тут-то поднялась самая усиленная стрельба. Гранаты рвало над городом. Наша пехота, расположившаяся под стеной до самого бастиона, стреляла оттуда; стена была как будто в огненной, сверкающей полосе. Наконец, французы не выдержали и ушли. Много легло их в этот раз в Красненском предместье, особенно в овраге.
Вскоре город запылал со всех сторон; пожар был страшный и все осветилось. Сражение кончилось, и мы остались ночевать на тех же самых местах…»
После 17 часов войска Даву ворвались в Мстиславльское и Рославльское предместья, но удержаться в них не смогли. Французов контратакой выбили оттуда полки пехотной дивизии принца Евгения Вюртембергского, посланной на помощь Дохтурову Барклаем де Толли, и усиленной лейб-гвардии Егерским полком.
Мемуарист и историк И.П. Липранди, в начале Отечественной войны 1812 года обер-квартирмейстер 6‑го пехотного корпуса в чине поручика, вспоминал о втором дне штурма Смоленска:
«С рассветом… началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10 часов утра приехал Барклай де Толли и остановился на террасе Малаховских ворот…
Впереди от помянутых ворот за форштадтом расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно были слышны крики «ура!», и в то же время огонь мгновенно усиливался. В числе посланных туда с приказанием – не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием.
Я нашел шефа полка этого генерал-майора Цыбульского в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающих против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки.
В продолжении того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздалось «ура!» Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад, но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него, опять слышалось «ура!» и бросались на неприятеля.
Одинаково
