очень скудны. В китайских летописях о курыканах говорится, что они имеют «5000 строевого войска» [65]. С известной долей вероятности этот факт можно трактовать в пользу наличия у курыкан десятичной системы деления войска и народа. В одном из рунических текстов этот народ назван «уч-курыканы», т. е. трехплеменным. В то же время говоря о вождях курыкан, источники упоминают то одного «великого старшину», то двух «сыгиней» (вероятно, тегинов), которые «живут вместе» [66]. Трудно сказать, представляли ли курыканскис земли в какой-то момент единое политическое целое. Во всяком случае, в качестве определенной военнополитической силы они противопоставляются в источниках тюркам и кыргызам. Их «великий старшина» возглавил (или направил) посольство и подарил лошадей танскому императору Тайцзуну [67]. По всей вероятности, курыканское объединение надо представлять в качестве военного союза трех или нескольких племен, управлявшегося «великим старшиной» (эльтебером), которому были подчинены сыгини (тегины), правители каждого племени. В период больших внешних войн племена формировали отряды по десятичному принципу. Хотя общая численность курыканского войска выглядит сравнительно небольшой на фоне многотысячных армий центральноазиатских каганатов, она представляла собой определенную военную силу, которую приходилось учитывать в борьбе за гегемонию в степной Азии. Как самостоятельная военнополитическая сила курыканы упомянуты в числе враждебных основателю II Восточнотюркского каганата Эльтерес — кагану [68]. В VII в. курыканские вожди совершают попытки завязать дипломатические контакты с империей Тан. В IX в., как считается, курыканские земли попадают в зависимость от кыргызского каганата [69]. Определенные сведения на этот счет имеются в рунических текстах [70].
Рис. 8. Типолого-хронологическая матрица курыканского оружия.
ВОЕННОЕ ИСКУССТВО
Данные по вооружению и структуре военной организации позволяют наметить в общих чертах особенности военного искусства курыкан. Преобладание в составе вооружения средств дистанционного боя позволяет предполагать, что курыканская конница была в своей массе легковооруженной, наиболее эффективно действующей в рассыпном строю, применяя лук и стрелы. Вместе с тем многочисленность изображений всадников с пиками наперевес или в исходном положении свидетельствует о действии курыканской конницы в ближнем бою. Вероятно, курыканы применяли атаку лавой. Для защиты отдельные воины использовали панцири и кольчугу. Менее устойчивой была курыканская кавалерия в рукопашном бою, во всяком случае, находки предметов вооружения не позволяют представить набор средств рукопашного боя в полном объеме (рис. 9).
Можно думать, что применение рассыпного строя и атаки лавой составляли основу тактики курыкан в условиях крупномасштабных военных действий. Наличие различных по форме знамен позволяет предполагать развитую систему сигнализации и управление войсками в ходе сражения, открывающее возможности для маневрирования. По всей вероятности, с помощью знамен подавался сигнал ко второй фазе боя — атаке лавой, когда возможности управления войсками иными способами были ограничены.
Рис. 9. Реконструкция курыканского тяжеловооруженного воина.
Флаги могли играть в разноплеменном курыканском войске роль опознавательных знаков для контингентов, сформированных из разных родоплеменных единиц. К сожалению, каких-либо сведений о военных действиях с участием курыкан источники не содержат. Характер оборонительных сооружений, приписываемых курыканам, свидетельствует об использовании ими крепостей в ходе военных столкновений местного значения. Для обороны от крупных военных соединений центральноазиатских кочевников их фортификационные сооружения не были приспособлены.
Немного можно сказать о стратегии ведения войн курыканами. Отдаленность районов расселения от основного театра военных действий в Центральной Азии, малочисленность военных сил курыкан не позволяют говорить об их активном участии в борьбе за гегемонию в степной Азии. Вероятнее всего, их стратегия по отношению к каганатам тюрок, уйгуров, кыргызов должна была быть по преимуществу оборонительной. В то же время сознавая опасность со стороны более сильных кочевых соседей, курыканы участвовали в военных коалициях, направленных против II Восточнотюркского каганата, пытались завязать отношения с империей Тан, сопротивлялись экспансии кыргызов. Собственные экспансионистские устремления курыканских военных вождей скорее всего были ограничены подчинением окрестных таежных племен и продвижением в отдельные районы Западного Забайкалья.
Ряд исследователей отмечает близость или влияние курыкан на забайкальских кочевников низовий Селенги и Баргузинской долины [71]. Не вполне ясен вопрос о взаимоотношениях курыкан с кыргызами в эпоху великодержавия. Ученые склонны считать, что Прибайкалье в IX–X вв. было подчинено кыргызами и вошло в состав Кыргызского каганата. Действительно, в одной из рунических надписей с Уйбата говорится: «Когда брали народ Курыкан Вы были подобны клыкастому кабану Тириг бег» [72]. А в анонимном сочинении Худуд Аа-Алам «фури» (курыканы) наряду с «кесим» (кыштымами) считаются частью кыргызов [73]. В то же время в китайских источниках указывается, что границы Кыргызского каганата простирались на восток «до гулигани» (курыкан) [74], следовательно, не включали их земли. Нет прямых свидетельств кыргызского присутствия в Прибайкалье в археологических материалах.
По всей вероятности, в момент наивысшего подъема военного могущества Кыргызского каганата в середине IX в. курыканы могли признать свою номинальную зависимость от кагана кыргызов, предотвратив тем самым опасность прямого военного вторжения. Тем самым не исключено, что военные отряды курыкан принимали участие в военных действиях этого периода в составе кыргызских войск в качестве «вассальных поколений».
Глава вторая
Вооружение и военное искусство байырку
Вопросы изучения военного дела кочевого населения западных районов Забайкалья в эпоху раннего средневековья пока не привлекали должного внимания специалистов. Первые результаты, имеющие научное значение в исследовании средневековых памятников Западного Забайкалья, были получены еще в конце прошлого — начале текущего столетия [75]. Материалы из раскопок последующих десятилетий частично вводились в научный оборот в 50–60-е гг. и были обобщены лишь в начале 70-х гг. [76] Новые данные частично освещены в публикации последних лет [77]. Вопросы типологии, хронологии и этнокультурной принадлежности средневековых памятников данного района требуют дальнейшей разработки. Трудно согласиться с включением в круг древностей изучаемого периода херексуров и отнесением их к «могилам тюркской знати» или «селенгинских уйгуров», что стало традицией в работах археологов Забайкалья [78]. Дискуссионным остается тезис о принадлежности средневековых погребений Западного Забайкалья уйгурам либо «тюркоязычным племенам» [79]. Высказано мнение о принадлежности этих могил племени байырку [80]. Неразработанность вопросов хронологии и этнокультурной принадлежности данных материалов осложняет анализ предметов вооружения из изучаемых комплексов и привлечение письменных источников по этому вопросу. Несмотря на указанные трудности, опыт обобщения данных по военному делу из исследуемого района необходим, прежде всего, в сравнительно-историческом аспекте с регионом Центральной Азии в целом. Отдельные попытки описания предметов вооружения дистанционного боя в свое время предпринимались [81]. Для анализа использованы материалы из фондов музеев Иркутска, Кяхты и Улан-Удэ. Привлечены необходимые
