Остров Свободы.
1.
Не успел Фидель провалиться, как в глубокую пропасть, в спасительный сон - что-то в последнее время его нестерпимо терзала бессонница, не давая сосредоточиться на дневных делах - как его разбудил негромкий, но настойчивый стук в дверь. Переход из сна к пробуждению был очень быстрым и неприятным - как если резко подниматься с морского дна на поверхность, однако уже секунду спустя Фидель стоял на ногах, ощущая на зубах неприятный металлический привкус. Сердце стучало неуверенно, с перебоями, а желудок вел себя так, словно кто-то тискал его сильными упругими ладонями. В ушах туго звенела натянутая вечерняя тишина.
Приподнявшись на локтях, Фидель прислушался. Его лоб прорезал глубокий овраг морщины, глаза по-кошачьи прищурились. Сквозь неплотно прикрытые пластины жалюзи в комнату проникала сизая мгла, клубясь в углах лохматыми клочьями. Как в недавнем сне - цветном и немного сказочном, в котором окружающий мир приобретал нереальные черты.
Настойчивый стук в дверь повторился, и тревожная морщина на челе Фиделя разгладилась: похоже, стучали условным сигналом. Два коротких удара и три длинных. Удара нетерпеливых, словно стучавший терялся в догадках, почему ему так долго не открывают.
Фидель медленно поднялся с жесткого топчана, на котором он уже больше месяца коротал ночи, набросил на озябшие плечи легкую льняную рубашку, и на цыпочках, старясь не выдать свое присутствие шумным дыханием и громкими ударами сердца, подкрался к двери. Остановился у дверного косяка, чутко вслушиваясь в звенящую ночную тишину.
За дверью кто-то шумно дышал, нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
Тихий, но нетерпеливый стук повторился, и Фидель вздохнул с облегчением: действительно, он не ошибся, то был условный сигнал.
- Кто там? - на всякий случай шепотом спросил Фидель.
Вместо ответа с той стороны двери снова простучали торопливым условным сигналом.
- Это я, - раздался затем приглушенный женский голос, и пока полусонный мозг Фиделя переваривал полученную информацию, его быстрые руки уже торопливо сбрасывали тяжелую щеколду.
На пороге действительно стояла Марта...
Она белозубо улыбалась Фиделю, от ее длинных золотистых волос, как всегда, приятно пахло морской свежестью. И сама Марта была какая-то легкая, воздушная, она казалась нереальной, словно явилась из недавнего сна, в котором окружающий мир был совсем другим - светлым и добрым. И Фиделю захотелось немедленно стиснуть Марту в объятиях и прильнуть к ее мягким губам, чтобы окончательно поверить, что он проснулся.
А еще лучше - увести Марту в свой сон...
- Привет, - пропела Марта грудным сопрано, подставляя теплые губы для поцелуя.
Какая она всегда догадливая...
- На, держи, - с трудом оторвавшись от жадных губ Фиделя, Марта деловито протянула ему черную сумку, сшитую из грубой парусины.
Фидель покорно принял сумку. Сумка была очень тяжелой, а губы у Марты - мягкими и нежными, и Фидель загрустил оттого, что ему пришлось так быстро оторваться от сладких губ девушки, он даже не успел войти во вкус.
- У тебя там что, кирпичи? - угрюмо осведомился Фидель. Он поставил сумку на пол и небрежно задвинул ее ногой под невысокий платяной шкаф, в котором хранились разные безделушки. Шкаф удачно стоял слева от входной двери, и за ним можно было спрятаться, если бы в комнату ворвались нежданные визитеры. Спрятаться на те несколько мгновений, которых очень часто не хватает на принятие решения.
Фидель очень надеялся, что эти мгновения у него будут. А дальше - как будет угодно Богу...
- Листовки, - сухо ответила Марта.
Игриво оттолкнув Фиделя мягким, округлым плечиком цвета слоновой кости, Марта затворила дверь и уверенно прошла в комнату, призывно покручивая бедрами - скорее, по привычке, чем желая соблазнить. Сев на топчан, поверх смятой простыни, которую Фидель использовал вместо одеяла, откинулась на стену и эффектным движением закинула нога на ногу. Ноги у Марты были невыносимо красивы, так что Фидель даже под угрозой расстрела не смог бы оторвать от них восхищенного взгляда.
Заметив направление взгляда молодого мужчины, Марта многозначительно хмыкнула, затем открыла маленькую сумочку, сшитую из крокодиловой кожи, порылась в ее бездонных - невзирая на маленький размер - недрах, выудила оттуда небольшое круглое зеркальце и придирчиво осмотрела свое отражение. Что-то Марте, видимо, в самой себе не понравилось, - хотя Фидель даже при всем желании не смог бы найти в ее внешности ни малейшего изъяна, - и, достав пудреницу, она слегка припудрила свой маленький курносый носик, покрытый золотистыми крапинками веснушек. В темноте комнаты веснушек не было видно, но Фидель, наверное, знал расположение каждой из них.
Марта еще раз придирчиво осмотрела себя и, видимо, удовлетворилась ревизией собственной внешности, так как зеркальце перекочевало обратно в сумочку, а Марта одарила Фиделя ослепительной улыбкой. Фидель снисходительно усмехнулся: он давно уже знал, что Марта тщательно следит за своей внешностью, невзирая на то, что ведет такой образ жизни, при котором можно легко лишиться не только внешней привлекательности, но и самой жизни. Но Марта как-то сказала Фиделю, отвечая на незаданный, но вертевшийся на его языке вопрос: "Понимаешь, Фиделито, если меня убьют, я хочу и в гробу выглядеть достойно и привлекательно, чтобы моим палачам стало стыдно из-за того, что они загубили такую сногсшибательную женщину!". Фидель понимал, что Марта лукавит: попади она за высокие стены цитадели Ла-Пунта, в котором располагалось гестапо, тамошние заплечных дел мастера сделают все возможное, чтобы их жертва легла в гроб с переломанными костями и синяками по всему телу. Впрочем, скорее всего, не будет никакого гроба: очень часто несчастные жертвы цитадели Ла-Пунта находили свое последнее успокоение в синих водах гаванской бухты, и тризну по ним справляли зубастые акулы, которые в последнее время облюбовали прибрежные воды...
Но Марта были женщиной, причем женщиной очаровательной, которая мечтала о мирной жизни, и ее подчеркнуто дерзкое очарование было вызовом войне и оккупации.
- Тебя долго не было, - с упреком произнес Фидель, подходя к топчану и останавливаясь в шаге от девушки.
- Некогда было, - вздохнула Марта. - Сам понимаешь...
Фидель сел рядом с Мартой, обнимая девушку. Марта доверчиво положила голову ему на плечо.
- А знаешь, мне только что приснился очень странный сон, - сказал он вдруг, хотя еще минуту назад не собирался рассказывать Марте о своем сне. Ему тоже снилась война, но она шла очень далеко от американского континента - в Европе, и там немцев били на всех фронтах, в особенности в России. Во сне Фидель видел себя таким же молодым, восемнадцатилетним, как и сейчас, но на Кубе не было никаких немцев, а сам Фидель учился Гаванском университете. Перед тем, как пришла Марта, ему снилось, что он выступает на нелегальной студенческой сходке и клеймит американский империализм и диктатуру Батисты.
- Какой? - Марта подняла голову, и ее голубые, как океанская синь, глаза выплеснули на Фиделя крутую волну тревоги. Было видно, что девушка чем-то серьезно озабочена
- Странный сон... - пожал плечами Фидель. - Будто бы я тоже в подполье, но мы боремся с Батистой. А немцев на Кубе нет и никогда не было, их разбили в России, под Москвой и Сталинградом. Странный сон, правда?
Марта серьезно и, как показалось Фиделю, с легким сожалением посмотрела на него, нахмурив тонкие черные брови. Так обычно взрослый, умудренный жизненным опытом человек, смотрит на неразумного ребенка, одновременно завидуя и сочувствуя ему. Завидуя его детской беззаботности и сожалея о том, что когда-нибудь для него настанет время взрослой жизни, и детская душа огрубеет, потому что в ней не останется места для вольных фантазий.
Фидель заметил, что на блестящим от пота лбу Марты, в полутьме ночи казавшемся высеченным из мрамора, извилистым оврагом пролегла глубокая морщина.
В прошлый раз, когда она приходила, этой морщины не было.
Впрочем, морщина ничуть не портила ее милое личико.
По лицу Марты снова пробежала серая, как вечернее облачко, тень, смахивая с губ улыбку, и девушка тихо и грустно сказала:
- Хорошие тебе снятся сны, Фиделито...
И провела нежной ладонью по его жестким волосам. Сердце Фиделя заныло - он вспомнил мать, и ему захотелось почувствовать себя совсем маленьким ребенком, который всегда найдет защиту у взрослого.
- А ты слышал, - произнесла Марта совсем тихо, словно опасаясь, что ее может услышать еще кто-то, кроме Фиделя, - что Санчеса и его ребят схватило гестапо? Вчера их расстреляли...
- Я даже видел, как их вели на расстрел, - сквозь зубы угрюмо отозвался Фидель. Недавний поцелуй Марты уже почти истлел на его губах, оставив после себя сладкое послевкусие, и Фиделю хотелось еще раз почувствовать приятный вкус нежных губ женщины, которую он уже давно любил, но он чувствовал, что не сможет сейчас прильнуть, как к доброму источнику, к ее мягким губам, потому что он завел не тот разговор, который следовало, и потому между ними сегодня уже ничего не сможет произойти, как бы им обоим этого ни хотелось...
