Анатолий Матвиенко
Танки генерала Брусилова
– Владимир Павлович, не изволите прерваться на минуту? Околоточный надзиратель свидетеля привел.
Участковый судебный следователь господин Вознесенский вышел из апартаментов в парадное доходного дома на 3-й линии Васильевского острова. На лице чиновника застыла гримаса неудовольствия. Убитый инженер Путиловского завода Густав Васильевич Тринклер, двадцати шести лет от роду, не был при жизни величиной значительной. С дознанием о кончине замечательно справятся чины сыскной полиции, а после передадут дело в судебное установление. Там, бог даст, и душегуб найдется. Однако маменька покойного состоит в родстве с кем-то из Министерства юстиции, посему, кроме следователя, здесь же топчется товарищ прокурора Лозоевский, изображая энергическое участие в осмотре места происшествия.
Пристав привел дворника, который быстро и доверительно затараторил:
– Так что днем заходил к нашему инженеру барин видный, с ним второй, пониже. Хлопнула шампань, отмечали, стало быть.
– Итак, господа, – Вознесенский выдержал короткую, но весомую паузу. – Запишите подробности. Как тебя зовут, любезный? Панкрат? Вспоминай, как выглядели господа, во что одеты, на извозчике прибыли, на моторе, может – пешком заявились.
Бесплатно раздав полведра столь же ценных наставлений, следователь убыл в майские предзакатные сумерки. Вместо него, решительно отстранив городового у двери в парадное, вошел заместитель начальника Петербургской сыскной полиции Аркадий Францевич Кошко.
Допросив безутешную мать инженера и совершенно расстроенного отца, а также выявленных нижними чинами свидетелей, знаменитый питерский сыщик установил следующее.
Усопший – Густав Тринклер – родился в 1876 году в Санкт-Петербурге и учился в Ларинской гимназии. Ее он окончил в 1894 году с серебряной медалью и в том же году поступил в Петербургский технологический институт, который также закончил с отличием и занесением своего имени на «Мраморную доску». На старшем курсе поступил на работу в конструкторское бюро Путиловского завода.
Родители обнаружили тело сына в его кабинете около шести часов пополудни, вернувшись с прогулки. Документы из бюро и рабочего стола разбросаны в беспорядке, замки на ящиках взломаны, скорее всего, второпях, потому как на видном месте лежат ключи.
– Понимаю ваше горе, сударыня, но позвольте еще один вопрос. При ходьбе Густав задирал голову?
– Нет, сутулился… Всегда думал о своих железках, голову гнул, будто давили они.
Первая странность, и, возможно, тоненькая ниточка, подумал сыщик. Входное отверстие точно в переносице. Мастерский выстрел, в котором дворнику почудился хлопок шампанского. На коже нет ни ожога, ни черных пороховых крупинок. Стало быть, стреляли не в упор. Выходное отверстие от револьверной пули гораздо выше. Лицо спокойное, умиротворенное. Часто жертвы пугаются револьверного дула и сохраняют выражение ужаса. Выходит, неизвестный посетитель бил снизу от бедра с изумительной меткостью, застав инженера врасплох. Не осталось никаких следов борьбы. Поспешный обыск явно случился после убийства, когда преступник не смог добиться желаемого без крайней меры. Зато он оставил особенную улику – окурок сигары с характеристическим прикусом. Стрелок курил ее, зажав зубами в уголке рта и выставив вперед. Почему-то второй описанный дворником толстоватый господин никак на убийцу не тянул.
На следующий день пожар уничтожил изрядную часть расчетной и чертежной документации на Путиловском заводе. Узнав, что Тринклер работал над проектами невиданных ранее моторов, годных для субмарин и больших кораблей, Аркадий Францевич немедленно подключил жандармерию. Однако высокий худой господин лет пятидесяти пяти – шестидесяти, причудливо курящий дорогие сигары и виртуозно стреляющий от бедра, ни в девятьсот втором, ни в последующих годах изобличен не был, пока не случились события, представившие смерть Густава Васильевича в ином свете.
Двадцатипятилетний юбилей победы над Британской и Австрийской коалицией в 1979 году по распоряжению Его Императорского Величества праздновался воистину с великодержавным размахом, приглашением представителей нейтральных и ранее враждебных государств[1]. Зимний дворец распахнул двери, залы, галереи и винные погреба перед полководцами, флотоводцами и просто примазавшимся к виктории адмиралами и генералами.
К сожалению, за истекшие четверть века ушли из жизни многие государственные мужи и военные деятели, добывшие викторию. Не стало Императора Александра Второго, убитого террористами в 1881 году, покровительствовавшего русским подводникам великого князя Константина Николаевича, выдающегося военачальника графа Лорис-Меликова.
– Помянем нашего генерал-адмирала, – Степан Осипович Макаров поднял рюмку и опрокинул ее одним махом.
У него получилось лихо и по-молодецки. Александр Маврикиевич Берг осушил свою с заметным навыком человека, изрядно и сверх меры пристрастившегося к зеленому змию. Макаров глянул на друга с плохо скрытым осуждением.
В кругу адмиралов в тот момент оказался генерал-майор фон Валь, к флоту никакого отношения не имевший и справлявший не слишком почетную, хотя и высокую должность командира Отдельного корпуса жандармов. Он подошел к Бергу, выказывая вежливое почтение – их германские семьи общались полвека. Услышав про покойного великого князя, жандарм решился также внести лепту.
– Замечательный человек был Константин Николаевич. Не отказывал в покровительстве зачинщикам смелых прожектов. Ныне другие времена.
Макаров и трое коллег из Адмиралтейства сочли за лучшее смолчать. Порочить императорское окружение главный провокатор России может хоть до посинения – ему что с гуся вода. А затем, услышав свободомыслие в ответе, побежит скорее наушничать слабовольному и мнительному Государю. Но в этот вечер фон Валь отважился оставить службу и поговорить на отвлеченные темы.
– Пару лет назад жил на Васильевском острове молодой инженер Тринклер. Толком не знаю, что он изобрел, какой-то путиловский мотор, что лучше наших паровых или германских нефтяных работает, – жандарм подчеркнул насмешку, дескать знаем мы этих кулибиных, на словах европы обогнавших, а на деле пшик. – Письма писал, до генерал-адмирала нынешнего добрался, Алексея Александровича, без толку. Работать не дали и бумаги пожгли.
– И где ж он теперь? – больше из этикету спросил Берг. Десятки лет конструируя подводные лодки, он вдосталь насмотрелся на изобретателей безумных механизмов, от вечных двигателей до ракетных.
– Застрелил его какой-то немец, – жандарм махнул в воздухе пальцем, как пистолетным стволом. – Бах от бедра, и прямо в лоб.
Макаров почувствовал, как трезвеет.
– Виктор Вильгельмович, не изволите вспомнить, что известно про того германца?
– Полноте, господа, разве ж такое возможно? Два года минуло, да и дел у жандармерии невпроворот. Кажется, немолодой, высокий, худой. Ежели что, прикажу сыскное дело из архива достать.
– Не откажите в любезности. – Адмирал расшаркался с фон Валем, затем оттащил Берга в сторону. – Алекс, какого дьявола «Малыш» Рейнс снова объявился у нас?
Неприятная новость об американском бандите и на Александра вылилась ушатом холодной воды.
– Знаю не больше твоего. После войны его ни разу не видел. Говаривали, он всплыл в Германии в личине фон Рейнсмана и принялся там заниматься подводными лодками, имея опыт на «Щуке».
– Саша, я точно знаю – он мерзавец, но не дурак. Стало быть, покойный инженер набрел на нечто взаправду стоящее, а жандармерия, как водится, похоронила дело под уймой бумаг. Завтра же тряси фон Валя. Двигатели – это важно. Наши лодки по сей день паровые, нефтяной дизель работает только вспомогательным для экономического хода. А как наш покойник действительно полезное дело сделал?
Дальнейшие чествования и заслуженных, и непричастных к битвам четвертьвековой давности воинов утратили для старых друзей интерес. Однако в изобретательскую душу Макарова запал откровенный спич кавалерийского генерал-майора Алексея Алексеевича Брусилова.
– Прежняя эпоха яростных кавалерийских наскоков да молодецких пехотных атак безвозвратно уходит, господа. Австро-венгерская армия не сдюжила одолеть русскую подготовленную оборону на Привисленском рубеже. Ныне, тем более, когда бал правят пулеметы Хайрема Максима и Виккерса. Можно, бесспорно, гнать на них массы конницы и пехоты да заваливать трупами. Но появились легкие полевые укрепления из проволоки с иглами. Ни конному, ни пешему их с ходу не одолеть. Пока солдат тщится проволоку обрезать, его нашпигует свинцом. Мы не вправе посылать православных на верный убой. Степан Осипович! – оратор заметил Макарова. – Вы известны как заядлый выдумщик. Ежели броненосец или хотя бы крейсер на колеса поставить, сможет он прорваться?
