Марк Вений, легионер второй центурии, вдруг понял, что больше не может стоять на ногах. Было ли то из-за недельного недоедания или столь же длительного недосыпа, рассудку трудно было понять, однако тело уже вконец перестало его слушаться. Легионер отошел от своих товарищей, таких же вымотанных, голодных, как и он сам, дабы не участвовать больше в их пустых разговорах о раздаче хлеба. Марк присел на невысокий камень возле его и Гая Грания палатки. Из нее раздалось ворчание приятеля:
– Бестолочи, они и правда верят, что скоро раздадут зерно.
– А ты, бестолочь, и правда веришь, что все вокруг только бестолочи, – передразнил его Марк. – Носа своего не показываешь, хоть бы помог поохотиться.
– Они хотят есть дикого зайца без соли! – высунув свою рыжую голову из-за штор, воскликнул Гай. – Нет, если ты хочешь умереть, то пожалуйста… Или какой болезнью заразиться… Как будто тебе не хватило вшей и паразитов за весь поход.
– Хватило, хватило, не умничай, – раздраженно ответил Марк. Он понимал, что приятель, конечно, был прав, но тупая боль в животе уже одурманила разум солдата, пропитав все его мысли недовольством.
Легионер какое-то время таращился в умное веснушчатое лицо друга, а затем бросил взгляд-молнию, взгляд-беззвучное слово. Мысль, которую тот вмиг уловил.
– Нет. Ты что, сдурел?! – ответил на нее Гай, вздернув свои медно-рыжие брови. – Мы не будем это есть, покуда первый из нас не упадет в обморок. Таков был уговор.
– Да плевать мне на уговор! Я жрать хочу, понимаешь? Жрать!
Раздосадованный Марк бросил свою серебряную тарелку, что уже начал вертеть в руках, в землю. Она вонзилась в рыхлую почву, словно диск. В каких-то нескольких шагах от палатки еще с неделю назад, до наступления тяжелых времен, они с другом зарыли небольшой запас сухарей на случай, если станет совсем плохо. Упасть в обморок в бою от перенапряжения и нехватки сил – этого еще не хватало! А сражение вот-вот должно было случиться.
Их центурия преследовала гельветов 1 уже которую неделю, загоняя их к подножью одной из галльских гор. Вся римская армия, пожалуй, держалась только на энтузиазме проконсула Цезаря, возглавлявшего кампанию. Многие трибуны и центурионы лично знали своего предводителя, а потому, сжав зубы, переживали нелегкие времена лишений – пожалуй, Его доблесть заставляла верить в победу Рима.
Марк Вений же, семнадцатилетний юноша, высокий и крепкий, до поры до времени вовсе как будто не замечал неудобств жизни в лагере. Его вдохновляли старшие товарищи, по вечерам у костра рассказывавшие истории о подвигах и храбрости Цезаря. Его вдохновляли красивые женщины, общество которых он сможет позволить себе по возвращении домой. Его вдохновляли деньги и земля, что он получит, когда Цезарь щедро вознаградит своих воинов.
«Красивого, но бедного сына обычного сапожника не так уж и сложно одурачить обещаниями хорошей жизни?» – стало первой усмешкой Гая Грания над ним.
Их дружба была странной, она скорее напоминала неизменные наставления Гая и молчаливое восхищение умом товарища со стороны Марка. Каждый знал, что вряд ли обоим удастся выжить в Галльской войне, а потому они просто наслаждались обществом друг друга, не задумываясь о том, что будет после кампании.
– Тогда жри! Хоть бы ты подавился этими сухарями! – с негодованием воскликнул Гай, плюнув с таким расчетом, чтобы плевок пришелся ровно на правую сандалию Марка.
От омерзения тот вскочил, инстинктивно выхватив кинжал из ножен. Бешенство охватило все его существо. Мгновенно, словно кошка, зашипел в ответ Гай и вылетел из палатки. Он вынул в ответ свой кинжал.
– Ну что, давай? Брат на брата, за горстку черствого хлеба! – усмехнулся Гай. – Коль убьешь меня, так весь мешок твой.
Пока Марк колебался и думал, как теперь выкручиваться из дурацкого положения, которое сам же и создал, кто-то из другой части лагеря закричал:
– Поллукс сбежал!
Нелепые гримасы друзей исчезли, уступив место недоумению.
– Да не может такого быть, – пробормотал Гай, складывая свое оружие обратно в ножны. Лицо его исполнилось тревоги, взгляд огромных глаз навыкате устремился на утес возле ручья, откуда доносился голос.
– Не может, – эхом отозвался Марк, сложив и свой кинжал. – Прости, я совсем уже голову потерял… С голоду.
– Бывает, – брякнул Гай в ответ. – Давай лучше узнаем, что там с Поллуксом.
Они молча пробирались свозь волны зелени, поросшей подле деревьев. Мысли Гая, видно, все обратились к любимому псу. Поллуксом звали моллоса 2 при их центурии. Еще с месяц тому назад он увязался за ними, причем накануне сражения. На заре, подкрепившись вяленым мясом вместе с остальными солдатами, молосс неожиданно… Вступил в бой. Он рвал безжалостно галлов своими острыми зубами, не до смерти, но серьезно раня. Без амуниции сражался наравне со всей центурией. В тот же вечер его окрестили Поллуксом, псом-легионером.
Гай привязался к нему, казалось, больше всех остальных. Они были даже чем-то похожи: оба очень подвижные, легкие на подъем; у обоих большие карие глаза-блюдца. Еще их единила какая-то особенная рыжая энергетика. Солнечная, яркая. Чаще всего Поллукс ночевал подле палатки Марка и Гая, и поэтому оба так встревожились, услышав клич о пропаже пса.
– Эй! – окрикнул Марк солдата, потиравшего ладони над костром. Уже вечерело, и без горячей еды последней солдатской радостью оставалось тепло огня.
Тот обернулся. Солдат, которого Марк по ошибке принял за рядового легионера, оказался центурионом – главой их сотни. От стыда Марк Вений покраснел до кончиков ушей.
– А, Марк… Поллукса не видели у себя? – посмотрев с пренебрежительной строгостью на подопечных, как бы не замечая допущенной дерзости, спросил центурион.
– Нет, – ответил за него Гай. – Еще вчера утром ушел от нас. Я думал, он хотел поохотиться с вами.
Центурион пожал плечами:
– Мы нигде не можем его найти.
– А ручей?
– Тоже весь обыскали. Если бы он утонул, то наверняка блеск доспехов мы бы заметили. Вода же совсем прозрачная в этих местах.
– Это верно, – с горечью отозвался Гай. – Что же, лишиться накануне решающего боя нашего талисмана, еще и в голод… Хуже времени и быть не может.
– Да погоди ты расстраиваться, – положил осторожно руку ему на плечо Марк.
Тот с неприязнью поежился.
– Оставь меня, пожалуйста, – пробормотал Гай. Он небрежно сбросил руку товарища, развернулся, и, ничего больше не сказав, направился к слону, оставив центуриона и Марка в недоумении.
Те стояли какое-то время, каждый находясь в своих тяжелых мыслях. Обменявшись парой неловких фраз, они встретились нечаянно взглядом и как-то тоскливо улыбнулись друг другу. После чего каждый, попрощавшись, удалился восвояси.
«Может, он нас покинул, чтобы не видеть наше поражение? Говорят же, что животные умеют предчувствовать… – размышлял Марк потом перед сном. – Мы ослаблены, нас во много раз меньше, чем гельветов. Да и новобранцев, не видевших толком сражений, немало. Таких, как я сам».
Он пытался оставить тревогу в прошедшем дне, в звоне
