Волк: лихие 90-е - Никита Киров

— Уволить и дело с концом! — проорал начальник.

— Да погоди, Евгеньич, — сказал я. — Ну накосячил парень, бывает. Год без косяков работал, а тут сразу увольнять.

— Да он нам тепловоз на неплановый ремонт загнал!

Испуганный белобрысый слесарь из колёсо-моторного цеха стоял перед нами в прокуренной комнате, где собирались мастера. Начальник орал так, что слышно было во всём корпусе.

Но уже понятно, что обошлось, начальник отходчивый.

— Сегодня объяснительную! — рявкнул Евгеньич. — А теперь в цех! Живо!

Слесарь торопливо выбежал, а Евгеньич засмеялся.

— Добрый ты, Михалыч, — сказал он. — Вот вечно вступаешься. Ты же зам по ремонту, тебе положено орать больше, чем мне.

— А тебе лишь бы увольнять, — я посмотрел в журнал передачи смены, где были расписаны дела на сегодня. — Один потом работать будешь? А уволишь, куда ему податься?

— Ну так сейчас и не девяностые, когда были только менты, бандиты или железная дорога, — Евгеньич закурил. — Но ладно, прав ты. Хотя сейчас с управления звонить будут… ох, как же они…

— Ну ничего, поорут и перестанут, — я вытащил чёрную рацию из зарядной станции. — Сменный мастер, что с Двенадцать-Сорок Два?

— На выкатку отправили, — через несколько секунд проскрипела рация. — Меняем третий тяговый двигатель!

Евгеньич выматерился и достал телефон. Уже звонили большие начальники, спрашивали, что случилось. Локомотив только что пришёл на неплановый ремонт, едва выйдя с планового. Парнишка отписал в журнале, что сделано, но машина вернулась в депо на следующий день.

— Пойду посмотрю сам, — я убрал рацию в нагрудный карман, захватил сигареты и пошёл.

За столько лет уже привык к депо. Сейчас утро и шумно, пришла дневная смена, мастера разошлись по цехам готовить бригады. В автоматном цехе мастер Бабурин орал на своих подчинённых, в топливном всей толпой ржали над чем-то. Мимо с гудением проехала грузовая кара, на которой стоял здоровенный цилиндровый комплект, уже снаряжённый и готовый к установке. Машинисты прогрева загоняли в корпус очередной тепловоз.

Рация привычно скрипела, на втором канале велись привычные переговоры, наполовину по регламенту, наполовину неформальные:

— Сменный мастер! Зайди на раздачу!

— Понял!

— Техосмотр, Коля!

— Слушаю!

— Локомотивная бригада пришла на Два Ноля-Семнадцать, нет прожекторных ламп.

— А где я их возьму?

— Ну сними откуда-нибудь! Бригада без них не поедет!

Дошёл до колёсно-моторного цеха. Сегодня им привезли новые колёсные пары. Грузовик встал рядом с корпусом, уже начинали выгрузку. А злополучный тепловоз 1242 уже стоял на выкатке, с него снимали заклинивший тяговый двигатель.

— Что там, Кирюха? — спросил я, входя в цех.

— Да ничего хорошего, Максим Михалыч, — крепкий парень двадцати пяти лет, бригадир колёсно-моторного, спустился ко мне с палубы. — Менять будет. Как и смотрели?

— Так твои смотрели, — с раздражением сказал я. — Сегодня вон один из них получал.

Я вздохнул. Косяк, отразится у них на премиях, что особенно хреново перед Новым годом. Но никуда не деваться, придётся работать.

— Надо сегодня до обеда закончить и выгнать её нахрен отсюда.

— Сделаем, Максим Михалыч, — Кирилл кивнул.

Мы отошли, пропуская погрузчик, который перевозил поддон с закреплённой на нём колёсной парой.

— И ещё, — Кирилл огляделся по сторонам и прошептал: — В воскресенье, чтобы вы, как штык были у меня. Отказы не принимаются.

— Чтобы я, да хоть одну свадьбу пропустил, — я засмеялся и похлопал его по плечу. — Тем более твою.

Хороший парень, а ещё на брата моего похож, да и тёзки с ним. Хотя мой Кирилл до двадцати пяти не дожил, как и до собственной свадьбы. Жаль, но… давно это было.

— Слушай, Кирилл, — сказал я. — Ещё надо перед Новым годом сделать в цехе…

— Да куда ты! — крикнул он, посмотрев поверх моего плеча. — Рукожопы! Да кто там крепит? Ладно, Михалыч, пошёл я их гонять, а то совсем расслабились.

Он отошёл, а я достал рацию.

— Техосмотр, Коля! — позвал я. — Нашёл лампу?

— Нашли, Михалыч. Уже…

За моей спиной раздался грохот. Тяжёлая колёсная пара сорвалась с подъёмника и очень быстро покатилась по полу. Прямо к стенду, где стояли Кирилл и слесарь, на которого сегодня орали.

Раздавит же их сейчас!

Рация выпала на пол. Я побежал, как в молодости. Слесарь отпрыгнул, а вот Кирилл замялся, не знал, куда бросится. Испугался, но ему же сейчас ноги приломает! А то и того хуже.

То ли я такой быстрый в своём-то возрасте, то ли было недалеко.

Толкнул Кирилла в плечо изо всех сил, но не рассчитал сам, уйти не успел. Колёсная пара, с зубчатой передачей, весом больше тонны, врезалась прямо в меня.

Удар и хруст, и ещё один когда я упал и стукнулся об пол затылком. Колёсная пара остановилась надо мной.

— Михалыч! — крикнул Кирилл, поднимаясь с пола. — Ты…

Хоть что-то успел. Жаль только, что тогда опоздал, когда мой брат… Глаза закрылись…

А потом будто кто-то сбросил меня вниз.

Я покатился на камнях, ударившись локтём. Какие тут камни? Откуда они в цехе?

Докатился вниз и распластался по земле. Не понял. Я открыл глаза и огляделся. Саднило локоть, чёрные джинсы в белой пыли от камней, а сверху проезжал состав, который оглушительно гудел.

Поднялся на ноги. Когда лет уже под полтинник, опасно так падать.

Где я?

Я стоял прямо под железнодорожной насыпью, покрытой белыми камнями. Будто упал сверху и покатился по ним. Состав, загруженный лесом, ехал дальше, тепловоз оставлял след густого чёрного дыма.

Пахло полынью, тут её полно. Наверное, должно пахнуть и креозотом от шпал, но к этому запаху привыкаешь и не замечаешь. Я огляделся. Почему я в джинсах, а не в своей хэбэшке? И почему вместо ботинок старые тупоносые туфли? Вместо куртки со светоотражающими полосами на мне вообще джинсовка поверх белой футболки.

Тёмные очки разбились, вот они лежат, у меня под ногами…

Нихрена не понимаю, я их не носил лет двадцать.

На камнях ещё лежал пакет, на котором изображена улыбающаяся девушка в обтягивающей майке. Чуть дальше валялся рюкзак из кожзама.

Не зима, а лето, очень жарко. Июнь? Возможно.

Но я знаю это место. Вот железнодорожная линия, делящая сибирский городок Новозаводск на две части — сам город и частный сектор, застроенный домами с участками.

Я сейчас там, где находятся частные дома. Будто как и раньше, в молодости, пошёл прямо через пути, чтобы срезать путь и не обходить через мост. Ведь автобусов не было, а такси дорого, не по карману студенту.

Стоять мог без проблем, ноги почему-то уцелели, хотя я видел, что с ними стало после наезда колёсной пары. Всё в порядке, если не считать того, что прокатился по камням, когда решил перебежать через пути перед едущим поездом. Что вообще на меня нашло? Мне же не двадцать лет.

Но… посмотрел на руки, они совсем молодые. Да и вообще, ничего себе я схуднул. И отдышки нет. Что случилось?

Встряхнул куртку, поискал телефон, но его не было. Зато в кармане джинсовки лежал паспорт… мой старый паспорт, который мне дали ещё в шестнадцать лет. Советский, но внутри криво вклеен вкладыш, что я, Волков Максим Михайлович — гражданин Российской Федерации.

Ещё есть кошелёк, тоже из кожзама. Внутри одна надорванная купюра в 10000 рублей, одна, совсем мятая, в 5000. Ещё три купюры в 1000, совсем плохие.

Похожи на обычные, которые сейчас почти не ходят, в 10 и 5 рублей, только лишние нули. Но я их тоже помню. Их же тогда меняли, на другие деньги, почти такие же, но там было поменьше нулей. Правда, купюры в один рубль так и не сделали. Ещё, в отдельном отсеке, лежали белые монеты по 100 рублей и жёлтые по 50.

Где я их нашёл? Такие только в музее водятся.

Теперь понимаю ещё меньше.

Но если буду здесь стоять, у насыпи, вообще ни в чём не разберусь. Передо мной пустырь, заросший полынью, я прошёл через него, захватив рюкзак и пакет. В рюкзаке вещи, а в пакете тетради и бутылка дюшеса, пластиковая, полтора литра.

Будто вернулся в молодость. Но не в Советский Союз, в которым я жил в детстве. Сейчас здесь всё иначе, но всё ещё хорошо знакомо.

Я прошёл через пустырь и увидел улицу. На ней были только частные дома. Ворота одного открыты, рядом с ними стояла