Колонист - Андрей Алексеевич Панченко

Позади почти двести дней пути. Болезни, шторма, аварии, крушения и потерянные без вести корабли — двести дней адского и опасного труда и вот мы наконец-то возле первого пункта своего назначения. С этого места начнётся освоение новых территорий, создание моей колонии, независимой и надеюсь достаточно сильной, чтобы отстоять своё право на жизнь в это неспокойное время.

Плавание проходило тяжело. Только треть кораблей были готовы к столь дальнему переходу — все те, что для него специально готовились моей командой. Но с нами шла и масса парусников, которые буквально случайно, в последний момент присоединились к походу. Суда переселенцев, захваченные в Порт-Рояле и на Барбадосе корабли, в основной своей массе были предназначены только для Карибского моря, или для каботажного плавания. Половина из них уже при выходе из порта имело проблемы с корпусами, с рангоутом и такелажем, течи и обрастания обшивки. Собранные наспех команды не имели опыта дальних походов, половина матросов были новичками и обучатся им приходилось в пути, что неизбежно вело к ошибкам, а значить к авариям и потерям. В сильных штормах и при переходе пролива возле мыса Горн, погибли пятнадцать кораблей, ещё четыре пропали бесследно, два я пустил на дно сам, так как подозревал вспышку холеры на борту. Частые остановки для ремонта, ожидания хорошей погоды, пополнения пресной воды и провизии значительно задерживали наше плавание.

Имея неограниченные запасы сахара, по моему приказу на Ямайке в течении всех месяцев подготовки к походу варились варения и джемы из всего чего можно было. Мы запасали сухофрукты и цитрусовые, которые могли найти. Для хранения лимонов и апельсинов, которых удалось достать очень мало, был использован мёд, являющиеся единственным известным мне продуктом, который может хранится практически вечно. Бочки с квашеной капустой и орехи, были частью груза каждого корабля. Я использовал все доступные мне источники витамина С, чтобы предотвратить цингу — болезни, которая унесла жизни, наверное, миллионов моряков до тех пор, пока не научились с ней бороться. Я знал, как избежать этой болезни, и делал всё возможное, чтобы цинга никогда не коснулась моей команды. Отвары из игл хвойных пород деревьев были обязательным атрибутом каждой стоянки, если нам удавалось найти хотя бы одно подобное дерево на берегу.

При длинных переходах на парусниках вплоть до девятнадцатого века, высокая смертность экипажа и пассажиров была обычным делом. В военных походах потери личного состава от болезней значительно превышали потери в боевых действиях. И я старался сделать всё, чтобы такая участь не постигла моих людей. Два специально оборудованных госпитальных судна, бывших когда-то галеонами, названых мною «Авиценна» и «Гиппократ», в честь выдающихся врачей своего времени, принимали заболевших, не оставляя их на кораблях, чтобы не распространять инфекции. Едва появлялись признаки инфекционных заболеваний, каждый капитан вывешивал специальный флаг, и сгружал больных в плавучие больницы. А заболевших хватало… Оба госпитальных судна шли без груза, на обоих трюмы были переоборудованы в изоляторы и госпитальные палаты. Они имели усиленный штат лекарей и санитаров, а также набор всевозможных лекарственных трав и снадобий. И я с уверенностью могу сказать, что именно наличие этих кораблей спасло множество жизней во время перехода. Одно из них и погибло со всем экипажем и исполнившими свой долг до конца врачами, когда приняло на свой борт заболевший экипаж с французского фрегата с признаками холеры. Когда на плавучем госпитале «Гиппократ» подняли флаг, с изображением двух диагональных белых полос на черном фоне, врачи не могли не понимать, что они обречены на смерть. Прощальным салютом для героев стал бортовой залп «Повелителя морей», отправивший на дно «зараженный» госпитальный корабль и виновника его гибели, когда на них не осталось здоровых членов экипажа, чтобы продолжить плавание. Я сам отдал приказ, и командовал залпом тоже я, беря на себя ответственность за судьбу своих людей. Тяжёлое и сложное было решение, но только так можно было гарантированно уничтожить очаг неизлечимой сейчас болезни. Наверняка кого-то и можно было спасти с этих кораблей, однако почти на сто процентов мы бы получили ещё одно зараженное судно, попытайся мы сделать это.

Я действовал предельно жестоко, силой заставляя не привыкших к этому европейцев, соблюдать чистоту на кораблях. Уже в самом начале перехода каждый капитан знал, что клипер «Шторм» может внезапно потребовать остановки любого корабля каравана, и тогда «специальная комиссия», из меня, Роджера и группы крепких парней Сидора, проведёт проверку исполнения приказа, не поленившись облазить проверяемое судно от бака до юта. Жесткую проверку, не принимая ни каких аргументов против и любых оправданий. Попался завшивевший моряк? Плетей получат и боцман, и виновник! Палуба не выскоблена до блеска? Снова боцман ложится на пушку, а старпом теряет свою должность! Грязный камбуз, протухшие продукты в котле? Кок отправится в плавание на лине за кормой корабля не меньше чем на час, и его счастье, ели акулы вокруг сытые! Нечистоты в трюме и вонь на корабле? Место капитана занимает старший помощник, а бывший капитан отправляется в трюм наводить порядок! За повторное неисполнение приказа — виселица! Пусть лучше мы сами убьём нерадивых офицеров и матросов, чем по их вине погибнут сотни людей, запертых в тесных деревянных коробках и полностью зависящие от их действий.

На удивление мои действия не только не вызвали бунта среди экипажей кораблей флотилии, как я опасался, но и способствовали установлению жесткой дисциплины и иерархии среди команд и пассажиров. Люди притирались друг к другу, унтера и офицеры становились требовательнее и зарабатывали авторитет, корабли содержались в идеальном порядке и смертельных болезней, кроме того единичного случая, нам удавалось избегать.

За этот длинный переход у меня было время подумать. Религиозные фанатики, и новое движение в Европе, связанное с моим именем, беспокоили меня очень сильно. Однако были в этом всём безумии и неоспоримые плюсы. Для людей важна идея и вера. Всякую революцию задумывают романтики, осуществляют фанатики, а пользуются ее плодами отпетые негодяи. Гриша у нас романтик, желающий построить социализм на одной отдельно взятой территории, а я как раз и есть один из тех самых отпетых негодяев, для которого все средства хороши для достижения своей цели. Ну а для осуществления моих целей фанатики мне пригодятся, тут без цели и фанатизма никак. Фанатизм характеризуется чрезмерным рвением, энтузиазмом, одержимостью, слепой верой в правоту своих убеждений, в превосходство и исключительность предмета своего