Всю зиму с 863 на 864 год Ярослав готовился. Кузнецы изготовили нормальный отвальный плуг, соху, борону и так называемую «пружинку[2]». И как наступила весна весь легион бросился на расчистку новых сельскохозяйственных угодий. Триста мужчин, сконцентрированных на таких работах, вещь великая. Меньше чем за месяц они сумели расчистить от леса и выкорчевать пни, вместе с крупным, близко залегающими к поверхности корнями четыре квадратных участка примерно по гектару, расположенных рядом, считай в ряд. Да с небольшим зазором до леса для кольцевой грунтовой дороги. Отделялись они между собой полосой леса в тридцать шагов. И проезды между ними шли не единой магистралью, а чередовались, дабы уменьшить влияние ветра.
Потом все это дело распахали плугом. Разбивалось пружинкой и бороной. И пускалось в дело.
Первый не стали пока ничем засаживать, оставив под озимую пшеницу, что сеяли обычно осенью. Тогда же, перед засевом и планировали перепахать еще раз это поле. Не полбу, а именно пшеницу, семена которых Ярослав привез с собой из будущего. На втором участке, нарезав грядки сохой, посадили картофель. Точнее его глазки[3], расположенными в шаге друг от друга, чтобы растения меньше конкурировали. Третий засеяли овсом, а четвертый горохом. Все — современными сортами.
Откуда семена?
Так Ярослав хоть и не мог в полной мере этим вопросом заниматься из-за задач более насущных и связанных с выживанием в агрессивном военном окружении, но все равно — держал в уме. И маленькие делянки, силами своих подчиненных, в пойме Днепра держал. Из-за чего к 864 году у него набралось и картофеля на засев, пусть и глазками, и гороха, и пшеницы, и овса.
Легионеры на этом не остановились и занялись подготовкой других делянок под будущий год. Но в уже менее напряженном режиме. Благо, что имели, в отличие от местных жителей для этих целей нормальный инструментарий. И пилы двуручные, и лома, и топоры, и лопаты стальные, и тачки, и носилки, и прочее. Лес же, что валили, старались вывозить и пускать в дело. Где на строительные нужды, где на дрова. Да и камни, что выбирались из почвы при ее расчистке, вывозились на обозных телегах легиона к Новому Риму. Полезная ведь вещь! Ценная!
Да, пришлось обойтись без удобрения золой. Но Ярослав не переживал. Совсем не переживал. Кое-как удастся справиться с этим вопросом. И эти поля он и осматривал, а также новые делянки, что его легионеры расчищали. Он ведь с их помощь начал делать одно очень важное дело — «взлетать на холмы», то есть, начать осваивать земли, удаленные от речных террас. Для чего строил грунтовые дороги и эшелонировал поля в сторону от Днепра в лесной массив. Как раз вдоль той дороги, что шла параллельно волоку и теперь становилась важной транспортной магистралью.
В оригинальной истории «взлет на холмы» на Руси начался только во второй половине XIII века под давлением монголов. Они постоянной угрозой разорения вынудили уходить селян в сторону от рек — в леса. А до того все селились только вдоль рек и обрабатывали земли только так называемых речных террас. Очень небольшие земли. Что накладывало массу ограничений на площади сельскохозяйственных угодий в целом и пастбищ в частности, а также на численность населения. Кормиться то большому числу народа было не с чего.
В той же Франции этот процесс начался раньше — в XI веке — из-за перенаселения. Людей оказалось так много, что их стало некуда девать. Часть из них была сброшена в Крестовые походы, а часть, после знатной резни за передел власти, стала заниматься внутренней колонизацией и заселять водоразделы.
Почему раньше этого не делали? Из-за проблем с логистикой. По реке возить грузы было легче и проще, чем по дорогам… которых, к слову, и не было. Вообще не было. В Европе еще кое-где имелись старые римские дороги, но их явно не хватало для этих нужд, так как они носили характер «федеральных трасс» и в свое время использовались для переброски войск по внутренним землям. А на Руси не было и этого. На Руси в те годы и с пастбищами были проблемы, и с «фондом подвижного состава». То есть, ни телег, ни мастеров по их выделки, ни нормального количества тягловых животных попросту не имелось за ненадобностью. Особенно у бедняков и селян.
Ярослав же мог себе это позволить. Теперь мог. Имея перспективы получения в свой оборот в самые сжатые сроки очень значимых сельскохозяйственных угодий. Да еще с более-менее приличным севооборотом нормальных культур. В общем — красота.
Но он на этом не останавливался.
Возле Нового Рима для его нужд было организовано два небольших козлятника и три курятника. Кроме того, шли изыскания по сооружению прудов для рыбоводства. Карпов, конечно, пока не достать. Но и карась[4] с сазаном — тоже решение. Особенно в ситуации, когда вариантов не было. И даже крошечная пасека уже имелась из трех ульев[5]. Больше пока одна семья бортников поймать и заселить не сумела. Да и ульи изготовить оказалось не так просто, пусть даже и примитивные. Но перспективы у этого дела были очень интересные. Особенно, если удастся перевозить улья от одного цветущего поля к другому.
В общем — жизнь потихоньку налаживалась. Хотя дел, конечно, было еще много. Очень много. Но главное сделано — лед тронулся и Ярослав наконец-то смог обратить свое внимание на этот вопрос. Кое-как решил вопрос с военной безопасностью и теперь занялся сельскохозяйственной. Очень уж ему было не по себе из-за вынужденной зависимости от поставок продовольствия. Как показали последние события с хазарами — очень это стало насущной бедой…
Примечание
Существует гипотеза о том, что при сжигании вековых боров, в первый год урожайность была очень высокой. Вплоть до сам-сто и более. Из-за чего жизнь, дескать, на Руси, была практически сказочной. Трудозатраты минимальные. Еды вдоволь. Куча времени на досуг и промыслы.
К сожалению, это не так. Более того, так не могло быть даже теоретически. Судите сами. Сам-сто и более, о которых говорят адепты этой гипотезы, означает, что из каждого зерна вырастало по сотне и более зернышек. В идеальных условиях. А теперь смотрим на ситуацию.
Сжигание леса вносило в грунт селитру, содержащуюся в золе. То есть, насыщало почву азотистыми удобрениями. Это хорошо. Но пожар приводил к повреждению плодородного слоя почвы и вообще губительно на нее действовал. Из-за чего внесения того же количества азотистых удобрений иным способом, например, через перепревший навоз, давало намного лучший результат.
Другим моментом был вопрос механической обработки почвы. Корни и пни ведь не выкорчевывали и поле не распахивали. А мотыгами нормально грунт не взрыхлишь. Из-за чего всхожесть семян было не очень высокой, да и росли они скверно в плотных лесных почвах.
Не менее остро стоял вопрос сортов. Дело в том, что селекции как таковой не было и применялись довольно архаичные сорта злаковых, близкие к диким. Для сам-сто требуется, чтобы из каждого зерна вырастал куст с сотней зерен. Как вы понимаете, для тех архаичных сортов это было запредельным показателем. Для той же полбы, у которой в колоске редко больше 5-10 зернышек, это означало огромный куст, весьма нетипичный.
Еще болезненней стоял вопрос птиц. При посеве обычным разбрасыванием зерен их птицы изничтожают быстро и решительно. Хорошо, если из ста зерен, брошенных в разрыхленное пепелище, уцелеет хотя бы половина, а то и треть. То есть, при такой потере семян от вредителей для сам-сто требовалось, чтобы из каждого выросшего семени вырастало по 200–250 зернышек. А ведь были и другие проблемы. Та же всхожесть семян из-за плохо разрыхленного грунта была небольшой. Что требовало еще более астрономических показателей в 250–300 зерен с каждого куста.
Как вы понимаете — это совершенно ненаучная фантастика.
Существующие в те годы сам-три — сам-пять был очень неплохим показателем, так как из каждого выжившего семени удавалось снять по девять — пятнадцать зерен. Этот показатель выглядит подходящим для того, чтобы отдельные шутники говорить об урожаях в сам-девять — сам-пятнадцать. Но, как вы понимаете, это простая спекуляция. Не говоря уже об урожайности в сам-сто или чего-то подобном.
