взгляды и наших, и парней Лациса я прошел в туалет, быстро осмотрел кабинки, и за бачком, отстоявшим от стены, обнаружил то, что втайне и ждал найти — здоровенную гранату на длинной ручке. И какой, интересно, она системы? Неплохо придумано. Кто-то ожидает, что при входе начнется повальный обыск, и решил подготовиться заранее. Где-то о подобном я читал. А, так это было у Пьюзо, когда Майклу Карлеоне приготовили пистолет, припрятанный за сливным бачком.
Можно было предположить, что гранату пристроили, чтобы она удерживала бачок, но я в этом сомневался.
Лосева я не нашел, пришлось подойти к Лацису.
— Товарищ Лацис, разрешите обратиться? — вскинул я ладонь к козырьку, а когда удивленный Лацис ответно козырнул, представился: — Курсант Аксенов. Только что обнаружил за сливным бачком женского туалета гранату. Трогать не стал, в саперном деле не разбираюсь.
Лацис окрикнул кого-то из своих ребят, а тот, быстро, но без суеты, отправился в туалет. Вернувшись, показал нам гранату, из которой он успел извлечь запал.
Видимо, мое лицо в этот момент выражало разочарование — я-то рассчитывал, что сумеем «взять» хозяина гранаты, поскольку Лацис позволил себе улыбнуться и сказать почти без акцента:
— Тавариш Аксенов — вы маладец! Но сейчас не время устраивать шпионские разоблачения. Шизнь таварища Ленина вашнее.
Лацис пожал мне руку, я ушел к столу, где ребята уже проверяли мандаты подъехавших делегатов. Кажется, справляются и без меня. Я немного грустил. Ведь может какая-нибудь мамзеля, зайти в сортир, взять гранату! Вон, вроде той, в скромном пальтишке. А знакомое пальтецо-то. И тут девушка обернулась.
— Привет Вовк, я тут на съезд приехала.
Глава 4. Здравствуй, Архангельск!
До Исакогорки оставалось верст пять. Совсем немного, если сравнить с пройденным. Дальше будет санная дорога, станет полегче.
Мы уже выходили к дороге, пробитой сквозь лес, как мой проводник насторожился.
— Подожди-ка, — остановился он, вскидывая вверх руку. — Никшни!
Я остановился даже с удовольствием, потому что совсем устал. Последние сутки мы перлись, как лоси, почти без остановки. Ферапонту-то хорошо, с мешком, а каково мне с санками?
Мне показалось, что Ферапонт нюхает воздух, прислушивается к каким-то звукам. Чего это он? Я, например, ничего не слышу кроме легкого шума лиственниц.
— У тебя оружие-то какое есть? — поинтересовался охотник.
— Пистолет, — ответил я, вытаскивая из внутреннего кармана браунинг. Другого оружия я с собой не брал, смысла не видел. Да и пистолет, как мне думалось, после прихода в людные места придется либо выбросить, либо припрятать. В случае если патруль задержит безоружного человека, одно дело, а вооруженного — совсем другое.
— Пистиком в наших краях только сахар толочь! — усмехнулся охотник, скидывая с плеча «тулку». Меня слегка насмешило слово «пистик». Мы так в детстве именовали наши деревянные пистолеты.
— Ты тут сиди, не высовывайся, а я кругом зайду, — приказал проводник. — Ежели что, шумну маленько, а ты уж сам думай. Коли убьют — товарищам твоим весточку передам, не сомневайся. И патронов в следующий раз не двести возьму, а сто.
Ферапонт пропал за деревьями, растворившись в заснеженном лесу, словно леший, а я, немного выдвинувшись вперед, присел за дерево. Отчего-то в голову залезла нехорошая мысль — а не бросил ли меня старик? Впрочем, проводник уже мог раз десять кинуть меня в лесу среди болот или прирезать, чтобы не переводить дефицитные патроны.
Выстрел прозвучал неожиданно. Не винтовочный, к звукам которого я уже давно был привычен, а ружейный, словно лопнул огромный воздушный шар. Вслед за выстрелом раздались крики, а потом по дороге мимо меня пронесся человек с обрезом в руках.
— Стой! Бросай оружие! — зачем-то крикнул я, а человек, даже не целясь, выстрелил на звук моего голоса.
Спасло лишь то, что я присел, а меня укрывал ствол лиственницы, и картечины частично пролетели над головой, частично засели в дереве. Теперь уже и я не колебался.
Промахнуться с расстояния в десять шагом было сложно даже для меня.
— Ну и чего ты орал, дурак? — злобно выкрикнул Ферапонт, спешивший ко мне. — Надо сразу стрелять, а не сопли жевать! — Подойдя ближе, старик посмотрел на лежащее тело, хмыкнул: — Жив, паскуда!
Охотник метко ударил прикладом в голову поверженного. Раздался противный хруст, а Ферапонт, обтерев испачканное оружие, деловито обшарил карманы убитого. Вытащив кисет с табаком, какую-то мелочь, сунул трофеи себе в карман. Взяв обрез, покачал головой, а потом кинул его куда-то в лес.
— Чего туски вылупил? — спросил он меня. — Бери за ноги, с дороги стащи. Ночью зверь какой будет, ему тоже есть надо.
Я стащил труп с дороги, а Ферапонт начал припорашивать кровь снегом.
— Бандиты это, — пояснил старик в ответ на мой не высказанный вопрос. — Ни за красных они, ни за белых, шелупонь. Тута дорога торная идет, кажый день то один, то два человека проходят, а то и сани, поживиться есть чем. Трое их всего было.
Наверное, Ферапонт сегодня меня спас, и следовало его поблагодарить. И грамотой наградить за уничтожение особо опасных преступников, представляющих угрозу мирному населению. Не грамоту даже, а медаль! Но почему же мне захотелось его пристрелить?
Охотник довел меня до Исакогорки, «сдал» телеграфисту Тихону Пекарникову и ушел. Сам он в этой деревне
