завтракал, и вынул из чернильницы перо. С него тут же стекла здоровая чернильная капля и шмякнулась на бумагу, растекшись жуткой кляксой и грозя просочиться на скатерть.
Саша поморщился и взял другой лист.
С огромным трудом написал: «План действий».
И посадил очередную кляксу.
Вздохнул и позвонил в колокольчик.
Лакей явился.
— Что прикажите, Ваше Амператорское Высочество?
— Императорское, — вздохнул Саша. — Митя, а карандаши есть?
— Да, Ваше Амператорское…
— Митя, опускайте лучше это трудное слово, если не можете его правильно произносить. А то уши вянут. Давайте карандаши.
Пока лакей бегал за карандашами, Саша размышлял о том, как он ненавидит народ. Почему-то курьеры из «Перекрестка» и таджички из клининговых фирм раздражали не в такой степени. Подобные же чувства в прошлой жизни он испытывал только один раз, когда сцепился на тему политики со своей офисной уборщицей.
Интересно, это взаимно? То есть ненавидит ли его Митька столь же чисто и беспримесно? И Саша вспомнил известное высказывание Вольтера: «Если мой лакей узнает, что Бога нет, он тут же меня убьет».
Карандаши прибыли, и с карандашами прибыл толстый том в кожаном переплете.
— Вам государь цесаревич велел передать, Ваше… Высочество, — доложил Митька.
«Уложение о наказаниях уголовных и исправительных», — гласило название тома.
Он! Николаевский кодекс 1845-го.
— Передайте Его Императорскому Высочеству мою благодарность, — кивнул Саша и отпустил слугу.
С карандашами дело пошло на лад, и «План действий» обрел несколько пунктов:
«1. Изобрести шампунь. Для этого выйти на производителей мыла.
2. Душ. Выйти на производителей сантехники, которые делали душ для императора и императрицы.
3. Нормальная туалетная бумага. Выйти на производителей бумаги.
4. Изобрести нормальную авторучку. Производители железных перьев?»
Тут он подумал, что авторучка — это все равно полумера, и дописал:
«5. Печатная машинка. Выйти на производителей музыкальных инструментов. Пианино».
Он с тоской вспомнил свой ноутбук, но решил, что на окружающем уровне развития производительных сил это вряд ли возможно.
Пробежал список и вернулся к первому пункту. Он казался самым реалистичным.
Позвонил в колокольчик.
— Митя, у нас на кухне есть терки? — спросил он явившегося лакея.
— Терки?
— Обыкновенные. Для морковки, для сыра. Чем мельче, тем лучше.
— Да, Ваше… Высочество.
— И еще сухой кусок мыла и стакан.
Пока Митька исполнял приказ, Саша почти с благоговением открыл «Уложение».
Но толком изучить не успел, потому что прибежал слуга.
Принесенная им терка напоминала черепаху, ибо стояла на ножках и была, вроде, из бронзы.
Саша взял кусок мыла и попробовал потереть. Получалось недостаточно мелкодисперсно, но хоть что-то. Пересыпал получившееся в стакан.
Он где-то читал, что первые шампуни были порошковыми.
И вернулся к чтению творения Николая Павловича. Точнее его юристов.
И тогда Митька явился сам.
— Ваше Ампираторское Высочество! К вам Иван Васильевич Енохин и Иван Михайлович Балинский. Не соблаговолите ли принять?
— Балинский — тоже врач?
— Да, Ваше… Высочество.
— Соблаговолю. Пусть заходят.
Саша не был уверен, что комильфо принимать гостей в халате, но да ладно — все-таки врачи. Он переставил на подоконник терку, недотертый остаток мыла и чернильницу с пером. Потом переложил карандаши и «План действий».
Спутник Енохина был раза в два его моложе, наверное, едва за тридцать, носил усы и бородку и имел высокий лоб, плавно переходящий в нарождающуюся лысину. Одет был в штатское: сюртук, жилет и галстук, больше напоминающий шейный платок. Впрочем, все сдержанных темных тонов.
— Садитесь, господа! — предложил Саша. — Чай? Кофе?
Господа предпочли кофе, Саша тоже решил повторить, так что пришлось снова вызванивать несчастного Митьку.
— Митя, принесите нам пожалуйста кофе и что-нибудь к нему, — попросил Саша. — Ну, там, булочки, круассаны.
На него уставились две пары удивленных глаз.
— Что-то не так, господа? — спросил Саша. — Все-таки чай?
— Нет, все хорошо, — кивнул Балинский.
Митька пошел исполнять приказание, и Саша временно остался с эскулапами наедине.
— Как вы себя чувствуете, Ваше Императорское Высочество? — спросил Енохин.
— Гораздо лучше, чем вчера, Иван Васильевич, спасибо. Мне Никса… государь цесаревич очень помог. Мы с ним вчера проговорили часа два и едва смогли расстаться, так что, если он все-таки опоздал к обеду, это я виноват. Благодаря нему я многое вспомнил.
— Хорошо, — кивнул лейб-медик. — Я не все понял в нашем вчерашнем разговоре, так что потом по памяти частично его записал. Могу я задать несколько уточняющих вопросов?
— Конечно. Ваш коллега тоже придворный врач?
— Нет, Ваше Императорское Высочество, — ответил Балинский. — Меня пригласили только для консультации.
Он вынул из кармана сюртука вполне обычную записную книжку и карандаш.
— Если вы позволите, я тоже буду записывать.
— Разумеется, записывайте. Вы инфекционист, Иван Михайлович?
Молодой эскулап слегка задумался, видимо, споткнувшись на незнакомом слове, и что-то записал.
— Специалист по заразным болезням, — терпеливо пояснил Саша.
— В том числе, — сказал Балинский. — Почему вы так решили?
— Потому что Иван Васильевич говорил о менингите. Кстати, я ведь до сих пор могу быть опасным…
И он отодвинулся от стола вместе со стулом.
— Господи, где была моя голова, когда я вчера ходил в обнимку с цесаревичем и болтал без перерыва! Ну, все! От всех полтора метра, от Никсы — три. На всякий случай. Господи, Митька же еще! Иван Васильевич, это точно был менингит? Сколько он остается заразным после относительного выздоровления?
— Неизвестно, насколько он вообще заразен, — сказал Енохин.
— Я, конечно, не врач, Иван Васильевич, но такие элементарные вещи знаю. Вы, видимо, еще нет.
И он взял «План действий» и прокомментировал:
— У меня тоже есть шпаргалка.
И записал:
«6. Доказать, что болезни вызывают бактерии».
— С Никсой… с цесаревичем все в порядке? — спросил он. — Какой у менингита инкубационный период?
— Какой период? — спросил молодой доктор.
— Записывайте: «инкубационный». Время от заражения до начала проявления болезни. Кстати, почему неизвестно, что заразен? Эпидемии были?
— Да, — сказал Балинский. — Например, в войсках Наполеона. Так что все может быть.
— Эпидемии от миазмов, — заметил Енохин.
— В смысле от плохого воздуха? — спросил Саша.
— От ядовитых испарений, — пояснил Балинский.
— Я тут читал юридический шедевр моего деда, — заметил Саша. — Там очень продвинуто про карантины. Смертная казнь за нарушение. Мера, конечно, спорная, но в данном случае даже возразить трудно.
— Что за «юридический шедевр»? — спросил Балинский.
Саша взял с подоконника, и, было, протянул ему «Уложение», но остановил руку.
— Иван Васильевич, менингит через предметы передается?
— Не известно, — ответил врач.
— Тогда лучше перебдеть, — сказал Саша.
Открыл «Уложение» на первой странице и показал эскулапам.
— Мудрость законодателя проявилась уже в названии, — прокомментировал он. — «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных» отражает полное понимание
