флягу и лепешку, Гу Тин вдруг начинает рыдать, слезы так и льются из глаз.
— Ну, ну… все, все. Кушай, пей, только понемногу, а то живот заболит. — говорит ей Седьмая и оглядывается назад, на остатки бамбуковой клетки.
— Вот же уроды, — бормочет она себе под нос: — говорю тебе Минмин, дождутся они от меня…
— Между тем для занятия подлинно высокой кулинарией, как и для всякого настоящего дела, а тем более для настоящего искусства, нужны призвание, талант и как минимум одаренность. — поднимает палец вверх Сяо Тай, и строго смотрит на Минмин, которая успевает согласно кивнуть, мелко нарезая овощи.
— Конечно, госпожа! — выпаливает она, сгребая нарезанный лук в плетеную корзинку: — как иначе!
— Не называй меня госпожой! — хмурится Сяо Тай: — теперь я равная среди старших и Седьмая по номеру. И вообще, что за стремление поставить кого-то выше себя? Не сотвори себе кумира!
— Как скажете, госпожа! — тут же откликается Минмин.
— Мне кажется, что ты надо мной издеваешься, — качает головой Сяо Тай: — вот было бы у меня лишнее время я бы тебя защекотала до полусмерти! Или тапком по попе… но времени нет. Гу Тин!
— Да, госпожа Седьмая! — откликается Гу Тин, которая просеивает муку через ситечко.
— Заканчивай с мукой, становись на овощи. Тесто пусть младший Чжи-ди замесит, у него дурной силы в руках много, а ты едва стоишь тут, колышешься из стороны в сторону. Говорила я тебе — иди отдыхай, сил набирайся.
— Как можно, госпожа Седьмая! — отчаянно мотает головой Гу Тин, которую отмыли, накормили и даже спать уложили, но вот не спится ей, прибежала и на кухне помогает. Кроме госпожи Седьмой, ее прислуги Минмин, поваренка Чжи Вэя и самой Гу Тин — на кухне крутятся еще три молоденьких подмастерья, госпожа Седьмая называет их «Командой Эр» и почему-то смеется. Эр — значит «разбойники», поясняет она, но все равно ничего не понятно. Чуть раньше, едва только Гу Тин пришла на кухню — она поразилась объему свалившейся на них задачи и даже немного запаниковала, ну никак не могут они всего лишь всемером приготовить еды на весь Летний Лагерь! Однако госпожа Седьмая успокоила ее. Нет, не тем, что села рядом и по голове погладила, да леденец дала. А тем, что не давала времени подумать, сразу же дается команда и ты ее исполняешь, все просто. Как только задача выполнена — следует проверка и сразу же — следующее задание. И между этим всем госпожа Седьмая умудрялась успевать работать сама и рассказывать о том, как на самом деле следует готовить еду!
— Повар или кондитер должен обладать чутким вкусом и ни временно, ни тем более хронически не иметь бридости. — продолжает госпожа Седьмая, одновременно помогая Минмин нарезать лук: — Что означает этот кулинарный термин? Бридость, или асперация, происходит от слова «бридъкъ» — грубый, сырой, неотесанный или латинского «asper» — шероховатый, грубоватый, колкий. Оно широко использовалось ранее, когда значило горечь, порчу, отсутствие всякого вкуса пищи, а также использовалось и в переносном смысле в ситуациях, не связанных с пищей или поварским делом. Так, в старину говорили о «бридости души», то есть о черствости, бездушии и даже лютости человека. Вот, например этот ваш Толстяк Мо — явно бридый душой человек… да тут таких пруд пруди. Разбойнички…
— Они тут совсем звери… — добавляет Минмин, отрываясь от нарезки овощей и стирая пот со лба: — говорят, что иногда могут сердце и печень у врага вырезать и съесть!
— Да? А как именно? Сырыми или все-таки с предварительной кулинарной обработкой? — рассеяно спрашивает госпожа Седьмая, поднимая глаза к потолку: — никогда не пробовала человеческого сердца, любопытно, каково оно на вкус, вот например если пожарить со сладким перцем и луком… Эй! Чего вы на меня так смотрите! Я и не хотела! За работу! Просто, любопытно… человеческое мясо по идее ничем особым не отличается, хотя я слышала, что оно более сладкое и что-то между курятиной и свининой, белое мясо так сказать. Белое и сладкое. Разумеется, с точки зрения этической употребление человеческого мяса в пищу недопустимо.
— Не пугайте меня так, госпожа… — прижимает ладони к груди Минмин: — а то на миг мне показалось что вы и меня съесть можете.
— Ну что ты, Минми, я тебя никогда не съем. Чтобы я тебя съела это нужно чтобы столько факторов сошлось… ну скажем, попали мы на необитаемый остров, помощь будет только через три месяца, еды нет, а ты умерла… и что делать? Придется тебя разделать и скажем закоптить. Ну или на солнце высушить, вяленное мясо полосочками… а если соль есть, то и засолить. Если еще лучка поджаренного добавить и…
— Госпожа!!!
— Нет конечно, Минми, я же сказала, что не буду тебя есть! Этически это недопустимо.
— Даже на необитаемом острове? Дайте мне слово госпожа, что, если я умру — вы меня похороните, а есть не станете!
— Это такая трата ресурсов, Минми… ну хорошо, хорошо. Даю тебе слово что не буду тебя есть, даже если ты умрешь. Клянусь и все такое.
— И другим не дадите!
— Ты как ребенок, Минми, честное слово! — закатывает глаза Седьмая: — вот как я могу ответственность за других людей нести? А что, если ты умрешь где-нибудь за тридевять земель?
— Я всегда буду с вами! А вы даже слово дать мне не хотите! — на глазах у Минмин выступили слезы: — не хочу, чтобы меня ели!
— Ой, ну все! Не буду сама тебя есть и другим не дам. Довольна? Лук режь, хватит сопли распускать. — ворчит Старшая Седьмая Сестра: — тем более что я уже сказала, что с точки зрения этической каннибализм недопустим.
— Знаю я вас, госпожа. Вы же сами себе запреты ставите и сами же их нарушаете… — вытирает слезы с глаз Минмин: — а мне страшно. Я не такая как вы.
— С точки зрения материалистической мне уже будет все равно, когда я умру, — пожимает плечами ее госпожа: — мне даже немного приятней от того, что меня съедят. То есть мое тело еще принесет кому-то пользу. Конечно хотелось бы чтобы меня съела голодающая семья с семью детьми, у которых совсем нет
