по-прежнему стучал по мотошлему льдинками. Мотоцикл рычал двигателем и позвякивал металлическими деталями. Замёрзшими внутри перчаток руками я удерживал трясущийся руль. Щурил уже подуставшие глаза. Лишь изредка посматривал на притихшую в люльке мотоцикла Котову; бросал быстрые взгляды и по сторонам: проверял, не сбился ли с пути. Колхозные поля зимой совсем не походили на те, что я видел в сентябре. Сейчас, ночью, я с трудом понимал, где у горизонта заканчивались заснеженные равнины, и где начиналось небо.
Я лишь чудом не пропустил поворот к летнему дому, в котором группа «ОиНТ-73» провела первый осенний месяц прошлого года. По моим подсчётам нам оставалось трястись до него ещё больше десяти минут. Но с подсчётом времени я сплоховал. Чуть повернул голову, взглянул на зависший в небе слегка приплюснутый лунный диск. И увидел под ним на холме барак с шапкой снега на крыше: мрачное, заброшенное до весны строение – именно таким я и представлял летний дом в зимнем антураже. Притормозил двигателем: сбросил обороты, не нажимая на рычаг сцепления (помнил, что задний тормоз допустим зимой лишь «в очень малых дозах»). Поворот к дому я не заметил. Сообразил, что сейчас колхозники его не использовали.
Чижик медленно катился по дороге, подпрыгивал на кочках, дребезжал. Я не позволял его колёсам нырять в колею. Чётко удерживал мотоцикл между двумя параллельными канавками. При этом посматривал на левую от меня обочину. Взглядом отыскивал тот холм, где в прошлой жизни и в своём сне я видел деревянный крест. Отметил, что Котова не спала. Лена встрепенулась, завертела головой (будто соображала, куда мы приехали). В её большущих глазах блеснули отражения луны. Я потерял из виду притаившийся между полей летний дом. Но пока чётко понимал, где он находился. Относительно него я и прикидывал расположение придорожного креста. Чётко помнил тот маршрут, который мы с Шировой преодолели, когда несли к кресту венок из трав.
Холм около дороги сейчас выглядел не так, как осенью. Но я не сомневался, что это был тот самый, где в моей прошлой жизни установили крест. Я остановил Чижика – пятно света от фары замерло на дороге.
- Сергей, что случилось? – спросила Лена. – Почему мы остановились?
Её голос слегка хрипел.
- Всё нормально, - сказал я. – Сейчас поедем дальше.
Сунул руку за пазуху и достал ручной фонарь (я намеренно держал его на груди под одеждой, чтобы не замёрзли батарейки). Сдвинул ползунок. Струйка желтоватого света хлынула в направлении холма. Высветила следы автомобильных шин, торчавшие из снега ветки кустов. Но до самого холма свет фонаря не добрался: не хватило мощности лампы. Я слез с мотоцикла обронил тихое: «Сейчас вернусь». Перешёл дорогу и остановился на обочине. Мазнул лучом фонаря по изножью холма – с правой и с левой сторон. Не увидел там ни лежащую на земле девочку, ни оставленные людьми следы. Прогулялся десяток шагов в направлении деревни. Под ногами скрипел снег; ветер теперь дул мне не в лицо – настойчиво подталкивал меня в спину.
- Сергей! – окликнула Котова. – Ты куда пошёл?
Я обернулся, вскинул руку, направил на мотоцикл ладонь: показал Лене останавливающий жест.
- Не вылезай из люльки! – крикнул я. – Возвращаюсь.
Немного постоял, поводил лучом фонаря по гладкой поверхности сугробов. Взглянул в направлении деревни. Невольно представил, что где-то там, впереди, бредёт сейчас по обочине дороги одинокая маленькая девочка.
Позади меня монотонно постукивал мотор Чижика.
Я выключил фонарь и сунул его за пазуху. Вернулся к мотоциклу.
- Серёжа, что ты искал? – спросила Котова.
Я увидел на её ресницах иней. Покачал головой.
- Ничего, - ответил я. – Показалось. Едем дальше. Не замёрзла?
Лена покачала головой.
- Нет, - сказала она.
Спрятала нос под шарфом.
Я забрался на Чижика и пробормотал:
- Надеюсь: сегодня никто не замёрзнет.
***
Я всматривался в сугробы слева от себя, удерживал колёса Чижика между колеями. Думал о том, что ещё в прошлом месяце я едва не наведался в деревню к Коле Уварову. Прикинул тогда, что выясню, где проживала «та самая» девочка (вместе с отцом и с бабушкой). Одинокого мужика с ребёнком Николай наверняка знал. Сейчас такие семьи встречались нечасто – гораздо больше было одиноких мамаш с детьми. Вот только я взвесил все «за» и «против» и пришёл к выводу, что в той поездке не было большой нужды. Потому что доводов против визита в деревню нашёл больше, чем за него. Не сомневался, что выяснил бы у Коли адрес той девчонки… на этом все пункты из воображаемого столбца «за» закончились.
Потому что приемлемых способов предотвращения ночной прогулки девочки я не придумал. Идею с предсказанием будущего (как и вариант с запугиванием ребёнка) я не рассматривал, отмёл сразу. Какое-то время прикидывал возможности задержать непутёвого папашу дома в новогоднюю ночь. Даже подумывал, что сломаю ему ногу накануне праздника (грубо, но эффективно). Однако решил, что это уберёт проблему лишь в краткосрочной перспективе. Папашка за ум не возьмётся. И уже через две-три недели снова помчится на ночёвку к любовнице. А пятилетняя девочка вновь останется на ночь в доме с рано засыпавшей бабушкой. Когда она снова решится на ночную прогулку до деревни Майское?
Двигатель Чижика утробно урчал, изредка фыркал (будто недовольный медленным ходом жеребец). Пятно света от фары плясало по заснеженной пелене. Мы ехали чётко по центру дороги. Я не давил на газ, придерживался скорости велосипедиста. Никто не обгонял нас и не мчался нам навстречу. Все нормальные люди сейчас ели оливье около новогодней ёлки и запивали салат шампанским. Я щурил глаза, будто настраивал инфракрасное зрение. Не выпускал из поля зрения дорогу. И в то же время примечал все тёмные пятна на левой от меня обочине. До деревни от поворота к летнему дому мы доехали на удивление быстро. Я заметил впереди огни фонарей, увидел на фоне неба крыши домов, услышал собачий лай.
- И где эта девчонка? – пробормотал я.
О том, что в декабре не поеду к Коле Уварову, я понял, когда вспомнил, что именно рассказал об отце погибшей девчонки колхозник. Я усомнился, что непутёвый папаша случайно провалился под лёд – это случилось с ним через сутки после похорон. Я посчитал, что он любил
