вот. Только в Граале их не оказалось. Кулым — хитрая зараза.
Я безжалостно воткнул нож в сидение, стал прорезать кожу числа вместе с обивкой. Фима при виде этого даже за голову схватился.
— Думаешь, он?.. — Не закончил Женя, потому что я отвернул слои обивки.
— Думаю, — сказал я, глядя на обернутый бумагой прямоугольный сверток, лежащий на пружинах. — Думаю, это они.
Я аккуратно вынул сверток, стал шуршать плотной, почему-то промасленной бумагой.
— Бумага, вроде, оружейная, — сказал холодно Женя. — Пахнет оружейным маслом.
— Зачем совать документы в такую бумагу? — спросил я, а потом докончил разворачивать.
— Вот сука… — Протянул Фима, Когда я открыл всем остальным содержимое коробки.
Глава 5
В коробке из тонкой фанеры, обернутой бумагой, лежал пистолет. Очертаниями он напоминал ПМ, но был немного меньше, с черной рукояткой. Рукоятку можно было бы назвать почти гладкой, если бы не одно но: на накладке красовался красный герб ГКБ СССР. На затворной раме была выгравирована и обелена памятная надпись: «Майору Фомину С. С. за отличную службу. В. М. Хворостов». Надпись оканчивалась размашистой подписью. Далее, на золотой табличке, приклепанной к ствольной коробке, я рассмотрел серийный номер оружия. Он повторял то, что выгравировали на раме.
— Наградной, — Сказал Женя задумчиво. — КГБшный.
— Откуда он у Кулыма? И почему тут? — Удивился Фима.
Меня же вся эта история ничуть не удивила. Я аккуратно взял пистолет из коробки.
— Ты с ним поосторожней, Витя, — нахмурил брови Женя.
Пистолет явно не чистили. Его просто обернули в промасленную бумагу, и теперь на черненом металле рамы и ствольной коробки поблескивали оставшиеся от бумаги пятнышки.
Когда я щелкнул рычажком сброса магазина, магазин скользнул мне в руку.
— Семь патронов, — быстро посчитал я. — Одного не хватает.
— Что это все значит? — Удивился Фима.
— Это значит, — ответил я. — Что не всегда компроматом могут быть только документы.
Все было очевидно. Видимо, «влиятельным работодателем» был либо С. С. Фомин, либо В. М. Хворостов. Кто-то из этих людей направил сюда своих прихвостней, чтобы вернуть это оружие, оказавшееся у Кулыма. Но самое интересное, «работодатель», видимо, был из КГБ. Вернее, из теперешнего ФСК. Проблема так проблема.
— И что ты теперь будешь с этим делать? — Спросил Женя, осматривая пистолет в моих руках.
Я вернул магазин на место.
— Отдам эту дрянь Фурсову. Пусть подавится.
— Но Фурсов говорил о каких-то документах, — возразил Женя, — или ты хочешь сказать, он сам не знал, что искал?
Я нахмурил брови. Попросил Женю подержать ствол.
— Странный он, — осматривая пистолет, сказал Женя. — Что-то не могу припомнить марки. Похож на ПМ, но патрон другой. А сам он меньше, компактней. Может показать кому? Может, Степаныч знает?
— Покажем Степанычу, — согласился я, внимательно прощупывая дно коробки.
Когда я заметил, что оно двойное, постарался подцепить его ногтем. Тонкая картонка отошла, и я вынул ее, бросил на коврик.
— А вот и документы, — сказал я.
Вернее, это был документ. Единственный заламинированный листок рукописного текста — а именно, протокол свидетельских показаний некоего Варламова Николая Владимировича.
— Здесь фигурирует этот самый Фомин, — сказал я. — Указывается, что он застрелил какого-то Губарева.
— В пистолете не хватает пули, — догадался вдруг Фима. — Видать, из этого добра.
Он кивнул на наградной пистолет в руках Жени.
— Значит так, — я вернул лист внутрь коробки, прикрыл дном и взял у Жени пистолет. — Это не наше дело. Если уж козлы хотят забрать компромат, пусть забирают и проваливают. Главное, что б под ногами не болтались.
— Фурсов считает, что ты хотел его прикончить, — заметил Женя.
— Плевать, что считает Фурсов, — я покачал головой. — Если он получит этот компромат — отвалит. А это сейчас главное. Нужно отдать им то, чего они хотят, пока эти придурки не натворили непоправимого. А черт их знает, что они могут придумать.
Я поехал домой, только когда развез Фиму и Женю по домам. Степаныча мы беспокоить сейчас не стали. Насколько я знал, в свой выходной, он уехал с мужиками на какое-то дело. В одном из хуторов, что расположились в Новокубанском районе, под Армавиром, новоявленные братки стали прессовать какого-то пасечника. Дело у мужика шло на лад, он нашел сбыт меду, который собирал почти круглый год с нескольких крупных передвижных пасек, и этим заинтересовалась местная братва. По старой памяти Степаныча позвали на разборки, и он со старым коллективом, существовавшим еще до Обороны, погнал на выручку медовому бизнесмену. Знал я также, что вместе с ним отправилось несколько ребят, работавших в нашей охранной фирме. Конечно, отправились они с моего разрешения. Правда, с условием, что сильно безобразничать они не станут.
Потому и показать пистолет Степанычу не было сейчас никакой возможности. Однако я не переживал по этому поводу. Все же и на Фурсова выходу у меня не было. Все мои мысли занимало то, как именно можно связаться с этим ФСКшником. А то обстоятельство, что он именно ФСКшник, у меня не вызывало никакого сомнения.
Когда я приехал домой, сразу почувствовал неладное. Как только я пересек порог, услышал разрывающийся от звонков домашний телефон. К звонившему в холостую аппарату никто не спешил подходить. И это был второй тревожный момент. Марины не было дома.
Я торопливо снял обувь, повесил свою кожанку на вешалку в прихожей и быстро пошел в зал, к телефону. Не успел я взять трубку, как звонок закончился.
Потом я наскоро стал осматривать комнаты. Был шанс, что Марина прикорнула где-нибудь в спальне, однако девушки, как я и предполагал, не было дома. И тут меня ждало два варианта развития событий: или она не послушалась меня и вышла, или случилось
