Алеманнские стрелки, ловко прыгая с кочки на кочку, попытались подобраться поближе к Максимину, но Трогус среагировал правильно – сосредоточенный огонь его конных лучников живо лишил «болотников» энтузиазма.
Легионеры Черепанова активно спихивали в грязь опустошенные повозки. Они действовали слаженно и быстро… недостаточно быстро. Рядом с Максимином уже осталось только трое римлян… нет, уже двое. Третий словил копье в горло и, булькнув, ушел в топь. Взмученная жижа вокруг императора была грязно-бурого цвета. Крови в ней было больше, чем воды…
И вдруг – все переменилось. Даже тусклое, прикрытое облачной ватой солнце, казалось, вспыхнуло ярче. Черепанов наконец услышал звук, которого ждал… ждал, не смея надеяться: ослабленный расстоянием, но все равно устрашающий вой, похожий на волчий… Впрочем, любой волк, услышав его, тут же удрал бы без оглядки.
«Ну слава Богу!» – с облегчением подумал Геннадий, понимая, конечно, что это еще не конец. Что жизнь его императора по-прежнему висит на волоске, что алеманнов наверняка намного больше, чем ударивших им в тыл ауксилариев префекта Алексия Виктора Коршуна…
– Давай, давай, давай! – закричал Черепанов. – Всё – в воду!
Большая часть алеманнов бросилась обратно: на помощь своим, схватившимся с римскими ауксилариями. Однако несколько сотен по-прежнему «держали» дорогу, а дюжины полторы самых храбрых пытались достать Максимина.
Но император был действительно крут. Черепанов увидел, как фракиец левой рукой поймал брошенное в него копье, метнул обратно – и еще один алеманн отправился в страну предков. А потом Черепанов увидел, как несколько его легионеров плывут, словно на плоту, на освобожденной повозке, отталкиваясь, словно шестами, древками копий. А за ними – еще одни и еще…
Минута – и первые уже «причалили» с той стороны завала – соединили щиты и схватились с врагами.
– Запомни их! – крикнул Черепанов своему знаменосцу. – Награды всем и венок тому, кто это придумал!
Нет, ну это уже не сухопутный бой, а просто морская битва… Еще один импровизированный плот уперся в насыпь дороги в нескольких метрах от завязшего жеребца императора. Максимин прямо с седла прыгнул на платформу, едва ее не перевернув. Хорошо хоть к этому времени легионеры сумели немного оттеснить варваров. Фракиец явно вознамерился снова ринуться в бой… но ноги ему отказали. Если бы двое римлян не подхватили его, он рухнул бы прямо в болото.
«Скверно, если он серьезно ранен», – подумал Черепанов.
Впрочем, на исход боя это уже не повлияет. Похоже, ловушка, которую алеманны готовили римлянам, обернулась против них самих. Преторианцам наконец удалось сдвинуть завал, и теперь лучшие воины этого мира всей мощью обрушились на алеманнов, которые уже не могли применить свою обычную тактику: отступить и рассеяться. Путь отступления был отрезан воинами Коршунова. И всё, что оставалось германцам, – это побросать оружие и попытаться налегке уйти по болоту. Или остаться на месте, принять бой и погибнуть. Большинство, к их чести, предпочло второй вариант.
В этом бою алеманны потеряли почти две тысячи человек. Примерно столько же было взято в плен. Римляне убитыми и ранеными потеряли около тысячи. Много. Но это была последняя большая битва с алеманнами.
Еще через шесть дней войско римлян (Феррат наконец подтянулся и присоединился к основной группе) вышло к алеманнской крепости. Спустя еще шесть дней крепость сровняли с землей, защитников ее перебили, а прочее население обратили в рабов. Это была обычная практика римлян. В этом году, как позже узнал Черепанов, на италийских рынках цены на «живой товар» упали в восемь раз. Но экономика империи все равно была в полной жопе.
Глава вторая Максимин Август Германик
Десятое июня девятьсот девяностого года от основания Рима. Третий год правления Максимина. Город Сирмий
Гай Юлий Вер Максимин расхаживал по залу, вертя между пальцами золотую диадему, не так давно принадлежавшую главной жене алеманнского рикса. В огромных руках императора диадема казалась игрушечной. Жену рикса, вернее, к тому времени уже не жену, а вдову вместе с диадемой и прочими украшениями захватил присутствующий здесь же Гонорий Плавт. Вдову Аптус оставил себе, а диадему подарил императору.
Гай Юлий Вер нахмурился.
– …Мы… волей богов… преславный… а, проклятие на головы всех краснополосных! Пиши, либрарий! «Отцы сенаторы! Мы, волей богов, ваш и всего народа Рима Август и повелитель Гай Юлий Вер Максимин, не умеем говорить столько, сколько мы сделали. Мы прошли по землям варваров. Мы сожгли все германские поселки и крепости. Мы угнали их стада, убили всех, кто встречал нас с оружием, а прочих захватили в плен. Мы сражались в лесах и болотах. Мы прошли более ста миль и шли бы дальше, если бы глубина болот не помешала нам перейти их. Мы совершили несчетное количество подвигов, рассказать о которых невозможно, посему мы повелели запечатлеть их в живописи. Мы желаем, чтобы картины эти были установлены перед курией в Риме, чтобы видел римский народ нашу славу!» Это всё. Перепиши как следует – и я поставлю печать. А сейчас пошел вон.
Писец поспешно выскользнул из зала, а император повернулся к Гонорию Плавту:
– Ты все понял насчет картин, Аптус?
– Да, доминус! – Плавт низко поклонился. В последнее время Максимин стал весьма требовательным к деталям церемониала, даже когда дело касалось его старых друзей.
– Ты возьмешь с собой трофеи, которые мой сын продемонстрирует Сенату, но проследишь, чтобы все они позже вернулись в мою казну.
– Да, доминус!
– Ты передашь эдилам десять миллионов сестерциев на проведение Апполоновых игр и праздничные пиры и позаботишься, чтобы вся чернь Рима об этом знала. Нет, лучше пусть распространят слухи, что я пожертвовал сто миллионов, но большую часть украли сенаторы и прочая патрицианская сволочь. Ты сделаешь это?
– Да, доминус!
– Если что, Сабин и Кассий тебе помогут.
– Да, доминус!
– С тобой поедут твой дружок Череп и префект Алексий вместе со своими скифами. Пусть поглядят на Рим, а Рим поглядит на них. Богам ведомо: они это заслужили.
– Да, доминус! – Гонорий Плавт не смог скрыть своей радости. – Ты прав, доминус!
– Пусть присматриваются, – повторил Максимин. – Когда я уничтожу всех врагов и обоснуюсь в Палатине, мне понадобится новая гвардия. Такая, которой я мог бы полностью доверять. Которая никогда не споется с Сенатом. Я сделаю этих скифов преторианцами, а их рикса, префекта Алексия, – префектом претория.
