Лис дернул Бонапарта за штанину:
– Он здесь.
– Я, – продолжал Наполеон, – отдаю свою шпагу и свое честное служение единственному сыну Франции[64], плоти от плоти нашей, крови от крови – дофину Людовику!
Толпа ревела в ответ. Сейчас она готова была ликовать, даже если бы Наполеон провозгласил новым светочем Искандери-бея. Сквозь людское море проталкивались к импровизированной трибуне бойцы отряда генерала Кадуаля, окружившие Жана де Батца и испуганного непривычным шумом и многолюдством подростка – его воспитанника.
– Не кто-то, – продолжал Наполеон, – не воля небес, не династические законы, но мы сами – народ Франции, возводим на трон своего короля. И мы – народ, волею Божьей и собственной нашей силой, вручая корону, говорим: король не больше народа, он есть мы, и да будет так во веки веков!!!
Толпа взвыла от бессловесного восторга. Никто сейчас не вдумывался в то, что говорит пылкий оратор, но все понимали, что происходит великое историческое событие и от их воли зависит будущее Франции.
Сильные руки подняли мальчика и водрузили на пушечный лафет рядом с Бонапартом. Он оглядел бескрайнее людское море, корабли в порту, неисчислимые цветы меж блистающих на солнце штыков.
– Говори же! – шепнул ему Наполеон.
– Он не… – начал было Лис.
Людовик открыл рот и срывающимся от волнения, хриплым голосом прокричал:
– Я приветствую мой народ и мою армию! Да здравствует единая Франция!
* * *
Ближе к закату какой-то мальчишка запустил камнем в часового возле дворца Тюильри. Бросил и припустил со всех ног в ближайший переулок. Булыжник упал в шаге от гвардейца, поэтому тот не стал звать подмогу, а тем паче стрелять вслед сорванцу. Но, едва кинув взгляд на «орудие преступления», увидел, что к нему привязана записка. Вызванный офицер без труда прочел, что барон де Вержен просит Шарля Мориса де Талейрана принять его по известному им делу. Такой вид почтовой связи несколько удивил начальника караула, однако он потрудился без задержек передать записку по назначению.
Чтобы спуститься в тайное подземелье, второму консулу было достаточно нескольких минут. Запрошенная у Базы топографическая привязка однозначно указала, что убежище Метатрона расположено на четыре ярда ниже уровня пола цокольного этажа Тюильри. Можно было не сомневаться: это уютное помещение строилось по личному распоряжению Екатерины Медичи, желавшей оборудовать свой дворец всем необходимым для спокойной жизни. У меня дорога к известному кабинету заняла куда больше времени – путь от лавки старьевщика был не столь близок.
Талейран встретил гостя, сидя за столом, заметно опасаясь и в то же время сгорая от любопытства.
– Признаться, не ожидал вновь свидеться. Или это первый консул прислал вас?
Я пожал плечами, удивляясь столь прямолинейному зондированию обстановки:
– Думайте, как пожелаете. Я здесь по собственной воле.
– А вот это ложь. – Губы Талейрана сложились в надменную улыбку. – Я никогда не ошибаюсь в людях. Вы отличный исполнитель чужой воли, но своей… Не льстите себе. Полагаю, вы и сами не верите в то, что сейчас говорите. Итак, чего вы хотите, чьи интересы представляете? Говорите правду, и у нас еще имеется шанс найти общий язык.
– Язык у нас и без того общий – французский. Я принес то, что нужно вам, вы отдадите то, что нужно мне. И, уверяю вас, если мы свидимся вновь, то вряд ли скоро.
– Потрудитесь объяснить, – скривился второй консул, – о чем речь?
О чем бы она ни шла, бывший епископ крайне не любил, когда ему ставили условия.
– Мне нужна Софи, – просто и без обиняков сказал я. – А вам – золотые месторождения Сакраменто. Я желаю видеть мою возлюбленную как можно скорее. Живой и здоровой. А вам эта карта сейчас нужна, как никогда дотоле.
– Это еще почему?
– Все очень просто. Сегодня Бонапарт с армией высадился в Тулоне и поднял знамя дофина Людовика. Гарнизон перешел на его сторону. Думаю, не удивлю вас, если скажу, что и другие войска встанут под его знамена. Не пройдет и двух недель, как они будут здесь. Может, и быстрее. Но пока еще, монсеньор, есть время покинуть Францию, и от вас зависит, уедете вы с пустыми карманами или вот с этим.
Это был чистой воды блеф. Конечно, пожелай сейчас Талейран загрузить карету золотом и драгоценной утварью, у него был бы шанс добраться до атлантического побережья и покинуть страну. Но я был уверен, он вовсе не собирается этого делать. Он надеется вовремя перейти на сторону дофина, а затем подмять Бонапарта под себя – оплошность, свойственная многим штатским политиканам, – и заставить юного короля плясать под свою дудку. Вот только сейчас он опасается, что Бернадот опередит его в этом. Как я и надеялся, умница Жозефина исподволь внушила старому приятелю тревожащие душу подозрения.
– Да, это серьезно меняет дело. – В этот миг Талейран изображает обеспокоенность на лице, но я знаю цену подобным гримасам. – Что ж, я не возражаю, вы получите мадемуазель де Морней. Кстати, вы знаете, что ее настоящее имя – Камилла Готье?
– Знаю.
– О, даже так? Я могу посмотреть на карту?
– Да, пожалуйста. – Я подхожу к столу и протягиваю ловкому дипломату драгоценный свиток.
Он смотрит внимательно, оценивая мою работу, и я ловлю себя на мысли, что мне хотелось бы услышать его лестную оценку, потому как в свое время я имел твердое «отлично» по военной картографии. Правда, нарисованный мной крестик, при самых удачных обстоятельствах, сужает радиус поиска до пяти миль, но это все же лучше, чем ничего. Кто обещал, что будет просто?
– Да, отменная работа, – продолжая разглядывать карту, вскользь кивает Талейран. И продолжает, словно между прочим: – А скажите, мой дорогой барон, разве генерал Бернадот не отправил вас с секретным предписанием в Тулон?
– Вам даже это известно? – хмыкаю я. – Да, отправил. Но я решил завершить касающиеся нас обоих дела.
В этот момент я уже становлюсь ненужным Метатрону – самонадеянный дурак, имевший на руках полную охапку козырей и так нелепо сдавший партию. Я не столько вижу, сколько чувствую, как он нажимает под столом педаль, открывающую ублиетку. Привет от моей, – хвала Господу, мнимой – тещи, Екатерины Медичи. Если, не дай бог, Камилла не справилась с заданием или хозяин кабинета заметил подвох, есть мизерный шанс успеть схватиться за столешницу. Мгновение, еще одно. Ничего не происходит. Шарль Морис поднимает на меня недоуменный взгляд и давит на педаль, уже не скрываясь.
– Это все золото, – с участием говорю я.
– Что?
Я повторяю:
– Золото. Стоит заклинить луидором ту железку, на которую вы сейчас давите, и она перестанет работать. – Талейран побледнел. – Знаете, маркиз, я очень не люблю, когда из меня пытаются сделать фарш.
