– Это мне решать.
– Несомненно, мой генерал. Однако, согласитесь, я тоже имею некое отношение к исполнению данного приказа, и потому могу ли я узнать, за что меня арестовывают? Ваш приказ был выполнен…
– Ты самовольно оставил часть.
– Ваше превосходительство, вы совершенно правы. Но я прошу вас рассудить: арестовывать ли меня за дисциплинарное нарушение, или же счесть мой поступок разумным проявлением инициативы.
Бернадот глядит на меня выжидающе, но во взгляде его уже скорее заинтересованность, чем гнев. Он встает и подходит ко мне.
– Говори.
– Через мою невесту, захваченную Талейраном в качестве заложницы и уже освобожденную мной, я разузнал, что второй консул готовил заговор, в котором вам была предуготовлена не самая приятная роль обезьяны, таскающей каштаны из огня.
– Это ложь. Талейран всегда был искренне расположен ко мне.
– Тогда вы первый человек, к которому был искренне расположен епископ Отенский. Его расстриженное преосвященство всецело поддержал в вас нелюбовь к Директории. Именно его рук дело – похищение архива графа д’Антрагэ, именно он дешифровал и подсунул Баррасу часть бумаг из портфеля и тем самым подтолкнул вас к захвату власти. Кстати, для этого же он запер Софи.
Бернадот чуть заметно побледнел:
– Вы что же, знаете? Но…
– Мой генерал, сейчас не время говорить об этом. Вы попались в расставленную Талейраном западню, и, если вас утешит, далеко не вы один. До недавнего времени этот паук контролировал правительства едва ли не всей Европы, и нам еще предстоит узнать подоплеку многих громких событий. Что же касаемо вас, Талейран готов был подарить Бонапарту легкую победу и тем расписаться в собственной к нему лояльности.
– Но зачем?
– Он считал вас человеком слишком импульсивным и потому – не подходящим для исполнения его планов: один Бог знает, что может прийти в голову такому человеку. Наполеон, по его мнению, куда более логичен и, стало быть, предсказуем.
Бернадот отвернулся, пряча крайнюю досаду:
– Что еще вам известно?
– Практически то же самое, что генералу Бонапарту. Сейчас вы движетесь к Луаре, надеясь занять переправы у Ангамуа, планируя затем направить корпус генерала Моро выше по течению, чтобы тот, переправившись на противоположный берег, ударил во фланг и тыл подступающему противнику.
Бернадот вновь повернулся и уставился на меня с опаской:
– Откуда вам это известно?
Я пожал плечами:
– Мой генерал, вы, должно быть, забыли, что я числюсь лишь прикомандированным к вашему штабу, а состою в команде полковника Ландри. Знать – моя профессия.
– О, черт! – Густые брови генерала сошлись на переносице. – И Бонапарту тоже это известно?
– Можете не сомневаться. Возле Ангамуа вы наткнетесь на корпус Даву – самого хладнокровного и стойкого из его военачальников. А сам он обрушится на корпус Моро и превратит его в труху. Подозреваю, что кавалерия Мюрата форсирует Луару сегодня ночью, в крайнем случае утром. Так что Моро будет зажат в тиски на берегу. Когда же его прихлопнут, а это произойдет непременно, очень скоро придет черед и всей остальной армии. Тем более, что уже сейчас она не слишком рвется в бой. К тому времени часть ее дезертирует, а часть, более чем вероятно, перейдет на сторону Бонапарта. Вот так-то, мой генерал.
– У вас есть доказательства?
– Конечно. Пошлите разведку…
Я вызвал Лиса.
– Сережа, куда там направился Мюрат?
– К Шенонсо.
– Спасибо, держи меня в курсе изменений.
– Да не волнуйся, Капитан, усе будет пучком. Как говорится, шоб и впредь струился наш хорошо информированный источник.
– …к Шенонсо. Но пусть соблюдают осторожность, ваш резвый земляк движется очень быстро.
Бернадот молча прошелся по шатру.
– Я еще могу изменить план. – Он подошел к столу и протянул мне саблю. – Извини, я погорячился. Ты и впрямь действовал на пользу Отечеству.
– И впредь надеюсь приносить ему исключительно пользу. – Я пристегнул клинок. – Что же касается планов, я допускаю, что ваша армия оттеснит Мюрата, но Бонапарт все равно переправится через Луару. Не здесь, так в другом месте. Вам не удержать его, и дальше он пойдет форсированным маршем на Париж, заставляя вас гнаться за ним и, как я уже говорил, терять войска без сражений. А спустя несколько дней Париж с ликованием встретит дофина.
– Этого не может быть! – запальчиво воскликнул Бернадот. – Парижане – отъявленные республиканцы.
– Вот еще! – хмыкнул я. – Парижане – отъявленные парижане, и ничего более. Они хотят вкусно есть, сладко пить и радоваться жизни. Девять лет назад они с огромной радостью, под зажигательную музыку и веселое пение, лишили престола своего короля. Это было чертовски весело, они танцевали на развалинах Бастилии и хохотали, глядя, как потешно дергают ногами графы и маркизы, подвешенные на фонари. Было очень весело, но потом стало грустно, а дальше – и вовсе страшно. Потом, при Директории, вроде бы не так жутко, но как-то… затхло, точно нюхаешь солдатский сапог. А сейчас? За считаные дни вашего консульства Франция уже оказалась втянута в гражданскую войну. Мой генерал, неужели вы и вправду думаете, что Париж окажет сопротивление законному наследнику престола: чудом спасенному, прелестному, трогательному мальчику, которого привезет на горячем коне любимый сын Марса?
– Но как же Республика? – уже теряя уверенность и напор, пробормотал Бернадот. – Ее идеалы?
– Республика? – Я усмехнулся. – Это забавно. Скажите, ваше превосходительство, Республика противоречит монархии?
– Но как же?!
– Республика, в переводе с латыни, означает «общее дело». И насколько я понимаю характер Бонапарта, по его замыслу, новая монархия будет той самой Республикой, в которой процветание державы будет общим делом и государя, и всего народа. Все остальное – свобода, равенство и братство – лишь трескучие слова. Мы и без того все равны перед Господом, мы и без того ведем себя, как братья, если, конечно, не забывать о Каине и Авеле. Мы не можем быть свободными, ибо жизнь каждый раз предлагает нам выбор, а наличие выбора исключает свободу.
– Проклятье! – Лицо Бернадота стало пунцовым от гнева. – Ты пытаешься опутать меня этими нелепыми словесами! Я свободен, слышишь меня? Я – свободен!
– Несомненно. – Я улыбнулся. – И сейчас вам необходимо сделать выбор, от которого зависит судьба Франции, а также ваша, моя и…
– Ступай прочь! – Первый консул хлопнул ладонью по столу. Я щелкнул каблуками и, развернувшись, направился из шатра. – Скажи дежурному офицеру, чтобы нашел для тебя место в палатке.
* * *
Утреннее солнце, в легкой дымке встававшее над кромкой леса, освещало поросший дубняком холм, широкий луг перед ним и Луару, величественно струящую воды к Атлантике. Вдали за рекой виднелись шпили замка, некогда подаренного королем Генрихом II своей несравненной возлюбленной, Диане де Пуатье. Я хорошо помнил эти места; за последние две сотни лет они мало изменились, разве что дубы стали толще, да замок казался пришедшим в запустение. Лис тоже казался взволнованным. Он стоял позади генерала Бонапарта, наблюдавшего в подзорную трубу, как скачут через луг всадники с белыми флагами.
