* * *
Жанна запретила ей ввязываться в военные действия, поэтому девушке приходилось занимать себя чисткой оружия, коней и доспехов Девы, выполняя работу свою, да ещё и Раймона. Парень сильно возмужал и повзрослел за то время, пока они не виделись. Нежное юношеское лицо загорело и обветрилось, а в глазах, которые Клод запомнила широко раскрытыми с оттенком вечного испуга, появилось холодное бесстрашие и вызов.
– А ведь я знаю кто ты, – шепнул Раймон при встрече. И гордо добавил: – Сам догадался. И рад!
Клод, уже уставшая от собственной тайны, только пожала плечами и попросила дурно о ней не думать.
– Дурно?! – выпучил глаза Раймон. – Ты спятил, Луи? То есть, спятила… да? Прости, привык, да и не знаю, как тебя зовут девушкой, но я жениться на тебе готов! Мне теперь, после Жанны и тебя все прочие девицы, как вода после крепкого вина! Когда всё кончится, мы сможем, по крайней мере, вместе про это вспоминать…
Клод посмеялась над его наивностью, а потом и вовсе выкинула из головы всё, что не было связано с делами Жанны и её войска.
После неудачи у Суассона она, как и все, с надеждой встретила вошедшее в город подкрепление в лице отряда Ксентрайя, которого хорошо помнила. А когда увидела с каким воодушевлением Жанна отправилась с ним и Ла Иром на военный совет, почувствовала даже облегчение.
– Всё будет хорошо, – прошептала она утром в день вылазки, протягивая Жанне отчищенный до блеска шлем.
Она хотела добавить, что, может быть, и остальные…, и тот, о ком они никогда не говорили, чтобы избежать соблазна произнести слово «трус», или, хуже того, «предательство»… «Прекрасный герцог» – пусть таким и останется навеки… может, даже он сумеет подоспеть… Но смолчала, чтобы не тревожить рану, которую пока обезболили военные тревоги и заботы. Всё будет хорошо! Ксентрай и Ла Ир не позволят случиться дурному…
Но, едва ворота за войском закрылись, и Клод повернулась, чтобы уйти, она тут же и замерла, не сделав ни шагу.
– Узнал меня, господин паж? – осклабился хромоногий, так пугавший её когда-то. – Вижу, узнал. Только в толк не возьму, чего ты так побледнел? Не рад мне? А вот я очень рад! Последнее время только тем и занимался, что искал тебя.
Клод, словно парализованная, следила за тем, как страшный господин приближается. Он сильно осунулся с того дня, когда она видела его в последний раз. И во взгляде, прежде прищуренном и хитро-злом, теперь появилось что-то новое. Но хорошего Клод не ждала, и, не имея сил отступить, еле-еле смогла выдавить:
– Что вам от меня надо?
Глаза хромоногого забегали по её лицу, как мелкий паук. И вдруг остановились, будто обессилев.
– Помощи, – хрипло вымолвил он.
Это прозвучало неожиданно, почти беспомощно. Почти правдиво. Но Клод не успела разобраться в своих чувствах, потому что сбоку вдруг кто-то налетел на неё и, стискивая в объятиях, зашептал в самое ухо:
– Ты! Ты живой! Живая… Хвала Господу, дитя, Он всё ещё с нами!
Клод отшатнулась, посмотрела и не сразу узнала в заросшем пегой щетиной господине того, кто однажды вывез её из Орлеана в оружейной телеге. Радостно она схватилась за его руки, как за спасение.
– Ну, вот и хорошо, – пробормотал подошедший совсем близко хромоногий. – Значит, не врал ты, господин Экуй…
Он осмотрелся и понизил голос почти до шепота.
– Может теперь эта дева поверит тому, что мы должны сказать.
– Я не дева, – снова испугалась Клод. – То есть, я девушка, да. Но Дева у нас одна, и я ей служу.
– Как Иисус готов был служить Иоанну Крестителю…
Лицо хромоногого как-то странно дрогнуло. Но он тут же наклонил голову, будто кланялся, и потёртый кожаный капюшон на голове скрыл его бегающие глаза.
– Ты должна нас выслушать, – с жаром зашептал Экуй.
Он слегка ослабил хватку, но всё ещё продолжал сжимать плечи Клод руками.
– Мы идём из Сабли – думали там тебя застать и позвать с собой к Жанне. Но Господь милостив, сам пожелал спасти её, затем и вразумил тебя прежде нас, недостойных! Значит, верно всё! И этого господина, – кивок в сторону хромоногого, – Он послал мне не просто так!.. И время ещё есть! Ты должна… кроме тебя просто некому – Дева только тебе поверит – должна убедить её скрыться, как можно скорей! И мы поможем… Господин этот, – Экуй снова кивнул на хромоногого, – служил при дворе и точно знает, что против Жанны там сговорились! И, как раз с бургундцами! А ещё, это он мне сказал, что ты девушка! Та самая, из пророчества! Что это ты заменила Жанну у Турели, и англичане тогда ушли без боя!.. Но это уже не важно! Главное – ты жива, и можешь спасти и себя, и Жанну! И всех нас – я точно это знаю и в это верю…
Он говорил торопливо, сбивчиво, глотал слова, из-за чего смысл их не сразу дошёл до Клод. Но само появление хромоногого здесь и в такое время, когда и без того тревожно, яснее всяких слов говорило о близкой опасности.
Клод повела глазами вокруг. Здесь, у ворот, домА в основном деревянные и люди возле них занимаются делами простыми, мирными. Давно ли сама она вот так же сидела на ступенях родительского дома, перебирая слежавшуюся за зиму шерсть, а братья бились рядом мечами деревянными, а не теми железными, которые висят у них на поясах теперь. Да и с Клод они совсем больше не общаются, пугаясь одной только мысли о том, что их родство с Девой Франции будет подвергнуто сомнению, и даже издали не позволяли себе ей подмигнуть или улыбнуться. Жизнь с Жанной при дворе быстро сделала из них снобов. Пока ещё не тех заносчивых, на которых Клод успела насмотреться – те, выбившись из семей не самых родовитых, готовы были на что угодно ради возможности – всего только возможности – получить хоть какую-то власть и почитание. Но кое-что в Жане и Пьере Клод уже огорчало…
Да и в самой себе тоже.
Несколько ремесленников с грохотом прокатили мимо телегу, и один из них, заметив камзол Клод, низко ей поклонился. «А правда, имею ли я право судить кого-либо? – почему-то вдруг подумалось Клод при виде этого человека. – Пьер и Жан живут так, как считают нужным и уверены, что правы… Да и кто станет жить с осознанным чувством неправедности того, что делает? Вот, хоть этот хромоногий… Как он сказал только что про помощь, которая ему нужна… Может, и правда, нужна? А тот страх, который я испытывала из-за него, возможно, вовсе не от того, что человек этот злой, а от его знаний о зле, что окружает Жанну? Чем я в таком случае лучше Пьера и Жана? Они, живя при дворе, обрели тщеславие, а я – гордыню, потому что начала видеть людей хуже, чем они есть, и всех хуже себя…
– Вы можете мне рассказать, что именно затевают против Жанны? – спросила Клод у хромоногого, стараясь отогнать недавний ужас.
– Не могу, – покачал головой тот. – Я только точно знаю, что заговор готовили и, судя по всему, к нынешним событиям уже подготовили… Это политика такого высокого уровня, который мне не по рангу. Но зачем нам подробности, когда известно главное?
– Он прав, – вмешался Экуй. – Когда меч сечёт головы, первой всегда слетает голова того, кто выше! Но, если пригнуться, хотя бы на время стать ниже всех – тогда, глядишь, и жив останешься… А Жанна слишком на виду. Ей бы спрятаться где… Вон, хоть в Анжу у герцогини, или у господина маршала де Ре… А то, знаешь, при дворе стало так плохо… Я видел, знаю.
– Вы сказали, что идёте из Сабли? – почему-то разволновавшись, спросила Клод. – Вы видели маршала? Он придёт сюда?
Экуй отрицательно покачал головой, а хромоногий пробурчал, что-то о том, что про маршала теперь можно забыть, как и про остальных.
– Но с Жанной господа Ла Ир и Ксентрай! Они защитят.
– Не уверен, – хмуро глянул на Клод хромоногий. – Как не уверен и в господах итальянцах, которых тут заметил. Баретта и Вальперга наёмники. Случись что, будут спасать свои шкуры прежде всего. Но за деньги они могут помочь Жанне сбежать отсюда. И маршал де Ре охотно выплатит всё, сколько ни пообещай…
Ремесленники, тащившие телегу, уже катили её обратно, пустую. «Видимо, подвозят к стенам камни для кулеврин», – подумалось Клод. Тот, который ей поклонился, смотрел теперь себе под ноги, устало и безнадёжно. И Клод, глядя на его лицо, горестно усмехнулась.
– Жанна не сбежит, – уверенно сказала она.
– Глупо! Глупо, – раздраженно дёрнул рукой хромоногий. – Всё и без неё будет так, как будет…
– Она не бросит Компьен! Я даже предложить ей этого не смогу. – Клод твёрдо посмотрела на обоих. – Просто буду теперь всё время рядом. И вы… если сможете, конечно. И господам Ла Иру и Ксентрайю надо сказать. С Жанной ничего не случится, если, хоть кто-то из тех, кто шёл за ней когда-то, будут теперь за ней смотреть… Мы больше не слепы – за это я вам благодарна, как никто! И вам, сударь, хочу сказать, – она обратилась к хромоногому. – Простите, что плохо думала о вас всё время, и боялась. Но теперь стало легче. И даже после всего, что вы сказали об опасностях для Жанны.
