– А под какую музыку здесь танцуют? Под гармонь или патефон?
– Нет! – ответил он с некоторой гордостью, – Под духовой оркестр! Действительно! В углу просторной и слабо освещённой комнаты при свете керосиновой лампы поблескивали медны и никелированные духовые трубы. Их было немного. Всего несколько штук. Но музыканты! Вот что нас удивило! Это были важные сосредоточенные детские лица. Они сидели рядком на широкой лавке и ждали конца перерыва. Через некоторое время оркестр зашевелился, поднял на узкие плечи трубы и выдул несколько нестройных звуков. Потом, прогудев, как старый пароход, совсем непонятную мелодию, оркестр вскоре несколько настроился и выдал что-то похожее на марш или фокстрот. Молодёжь, стоявшая у стен и около двери стала разбираться на пары. Танцевали в основном девчата друг с другом. А парнишки, что выводили на середину своих избранниц, пританцовывая и шмыгая по дощатому полу, дымили папиросами. Для них это было пожалуй важней самих танцев. Все они были несмышлёные мальчишки, занявшие на танцах места своих старших братьев, которые уже успели уйти на войну. Старшие ушли на фронт, оставив медные трубы и охочих до танцев девчат-подружек на поколение мальцов. Кругом война. Днём бомбили станцию. А здесь танцуют, не снимая кепок и поддёвок, шаркают старыми отцовскими сапогами по дощатому полу и дуют в медные трубы. Мы действительно были удивлены. Но нужно заметить, что настоящей войны мы ещё не видели и на себе не испытали, о ней мы не имели никакого представления. До сих пор мы только совершали марши с одного участка фронта на другой. Наше свободное время подходило к концу, и мы должны были возвращаться к своим солдатам. Протанцевав ещё раз и взглянув на оркестр, мы вышли на улицу через тёмный коридор. Кругом было темно и тихо. Даже собак, которые облаивают обычно проходящих вдоль заборов, не было слышно. Кувшиново осталось в памяти: грязной размытой дорогой, деревянными тротуарами, хмурым ночным небом, запахом гари, духовым оркестром и танцами при свете керосиновой лампы. Ночное Кувшиново оставило след в памяти, потому что все последующие дни и переходы ничем особенным отмечены не были. Я Я и мои солдаты прошли большой и тяжёлый путь. Однообразный серый пейзаж притихших деревень, размытые дождём дороги и мощёные булыжником участки пути, усталые и небритые лица солдат – вот что осталось в памяти от этого перехода. Где рота делала привалы? Когда к ней подъезжала походная кухня? Сколько больных и отставших солдат мы посадили на подводы обоза? Всё это смешалось и слилось в непрерывное чавканье сапог, в топот солдатских набоек по каменным мостовым, в одну совершенно серую и монотонную ползущую по дороге солдатскую массу. Человек на марше настолько устаёт, что вокруг себя ничего не видит.
* * *
Текст главы набирал Аркадий Петрович@ga.ru
09.07.1983 (правка)
Сентябрь 1941
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
Укрепрайон. Отступление на Ржев.
– – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - – - -
В один из сентябрьских дней, на рассвете, миновав несколько разбросан- ных у дороги серых, неказистых изб, рота свернула в сторону леса и вошла под деревья. Рота остановилась и солдаты упали на землю. Сколько мы прошли за эти дни? Мы потеряли счет времени, километрам, дневным привалам и ночным переходам. Командир роты все время шел впереди и меня вызывали к нему за получением дальнейших указаний. Солдаты думали, что это обычный днев- ной привал. Но прошло совсем немного времени и я вернулся обратно. Солдаты только что опустились на землю, а лейтенант (уже вернулся) явился и подал команду строиться. – Подъем! – закричал старшина. Солдаты, охая и вздыхая, нехотя стали подниматься. – Шевелись! – пробасил старшина. После некоторой неразберихи и толкотни солдаты построились, подравня- лись и пошли за мной в глубь леса. Когда на ясном небе появилось солнце и осветило всё кругом теплым и мягким светом, когда всеми цветами радуги заиграла осенняя листва, мы вышли на опушку леса. Осенние краски всех оттенков и цветов горели в листве притихших деревьев. А чуть дальше, среди зеленых кустов и белых берез мы увидели замаскированный дерном и посадками ДОТ. Это был наш ДОТ и он стоял на самом левом фланге Ржевского участка укрепрайона. Левее нас и дальше укреплений не было., там простирался лесной массив и болота. Только за лесом, где-то южнее Сычевки, снова продолжалась линия Вязем- ского укрепрайона. Мы вышли на рубеж, где должны были сдержать немцев, наступающих на Москву, Ржев и Калинин. Укрепления и бетонные огневые точки уходили от Шентропаловки в Сторону ст. Мостовой и дальше, к городу Осташков. На нашем участке линия оборо- Ны шла по склонам высоты 254. Дальше она поворачивала на Вязоваху, Борки, Дубровку и Мостовую. Это был участок обороны нашего батальона. Далее линия обороны пересекала высоту 280 и шла на Титнево, Загвоздье, Высоту 291, по берегу озера Волго на деревню Селище и на Вязовню, откуда мы только что прибыли. Потом она шла по озеру Сиг, а дальше на Селижарово, Замошье и г. Осташков. Кто бывал в этих местах после войны, тот, видно, встречал полуразрушен ные укрепления и бетонные капониры.
(перед нами был наш ДОТ). Около деревни Шентропаловка нам предстояло занять сотовый бетонный ДОТ. /неразб./ В лобовой части ДОТа была вмонтирована стальная броневая плита. В ней вращался полуметровый стальной шар, в центре которого имелось сквозное отверстие для пушки. С внутренней части ДОТа в шар был установлен ствол сорокапяти Миллиметровой пушки. Внутри ДОТа шар и ствол были соединены С механической турелью и сидением для наводчика. Турель, лафет, ствол пушки и и сидение наводчика вращались вместе с шаром. Если посмотреть на ДОТ с внешней стороны, то он выглядел в виде небольшого холма с насаженой травой, кустами и росшими на нем небольшими деревь ями. Только у самой земли, с близкого расстояния, можно было увидеть серое стальное яблоко с черным зрачком посередине. Оно, как у живого циклопа вращалось во все стороны и зорко следило, поджидая появления немцев и их танков. При открытом затворе орудия, через ствол, в котором был установ лен оптический прицел, можно было видеть всю местность, лежащую перед ДОТом. Десятиметровые волчьи ямы, замаскированные решетками и травой, были расположены кругом, в шахматном порядке перед ДОТом. Эти глубо кие ямы служили препятствием для танков противника, на случай, если бы они захотели подойти вплотную к ДОТу и закрыть его амбразуру своей броней. Дальше за ямами в полосе обороны, перед ДОТом, шли проволочные заграждения и широкое минное поле с противотанковыми и противопехотными минами. При передаче инженерных сооружений саперы показали нам извили стые узкие проходы в минном поле. Они были отмечены едва заметными деревянными колышками. На следующий день, после подписания акта о приеме сооружений, мы получили боевой приказ на оборону занимаемого рубежа. 297 Отдельный арт. пулеметный батальон Западного фронта занял свои позиции и был готов отразить атаки противника. После первого дня отдыха, свободного от боевого дежурства, солдаты приступили к земляным и строительным работам. Мы дооборудо вали подземные лазы, соединили их с жилыми подземными убежищами, усилили на жилых блиндажах накаты и приступили к строительству хозяйственных построек. Выставив дозоры на минное поле, часовых на подходе к ДОТу, охрану у ям, где хранились боеприпасы, мы занялись усиленно возводить подземные склады и баню. Через несколько дней в окопы и траншеи, что были в промежут ках между ДОТами, вошли стрелковые подразделения 119 стрелковой дивизии. Солдаты стрелковых рот тоже занялись земляными работами. Промежутки между ДОТами, в которых сидела пехота, составляли от двух до трех километров. Наши бетонные казематы имели различные технические устройства и оборудование.
