В ДОТе было электрическое освещение от аккумуляторов, система сигнализации и две подземных линии телефонной связи, которые (глубоко) под землей шли на командный пункт роты и укрепрайона. Телефонные трубки были необыкновенной величины. В них можно было разговаривать во время стрельбы из пулемета и пушки. А во время стрельбы в ДОТе стоял такой гром, что крика и баса старшины не было слышно. В главном отсеке бетонного ДОТа, там, где стояла пушка и станковый Пулемет, стреляющий через ствол (орудия) самой пушки, в железобетонном перекрытии сверху был вмонтирован подъемный перископ для наблюдения за полем боя. Перископ можно было поднимать и опускать, вращать во все стороны, изменять угол наклона зрения У наводчика и меня были ориентиры /неразб./ Многие тысячи жителей Ржева и Калинина, Торжка, Старицы и Осташ Кова и других городов Калининской области работали на строительстве этой оборонительной полосы. Ржевский укрепленный район протянулся на сотни километров. Несколько сот земляных и железобетонных огне вых точек, стационарных артиллерийских бетонных установок были построены в этом районе в короткий срок. Но глубина оборонительной полосы была небольшой. Она фактически была вытянута в одну узкую линию. Прорыв ее при массированном ударе артиллерии и авиации не представлял особого труда. /Забегу несколько вперед и поясню примером. Под Вязьмой в укрепрайоне попали в окружение четыре армии Западного фронта. Время на нашей позиции в трудах и заботах шло незаметно. Мы засыпали в подземные хранилища картошку и капусту, пилили и кололи дрова, готовились основательно и долго стоять на этом рубеже. Как-то перед рассветом на минном поле рванула мина. Из темноты послышались крики и взволнованные голоса. Мгновенно была объявлена боевая тревога. Но в этот раз места по боевому расписанию были заняты с (большим) опозданием. Это явление обычное, когда объявления тревоги солдаты серьезно не ждут. Накануне всё было тихо и спокойно. Нас предупредили, что немцы должны быть где-то на подходе, но перед нами они не появлялись. Боеготовность доложили все, но ночь и темнота не позволили нам Сразу узнать, что случилось на минном поле. Я подождал некоторое время. Новых взрывов не последовало. Я позвал своего старшину Семина. – Вот что, помкомвзвод! Пошли двух солдат на край минного поля, пусть выяснят у ночного дозора, кто подорвался на минном поле. – Даю пять минут! Быстро вернуться и мне доложить! Вскоре солдаты вернулись и рассказали: дозорные слышали, что после взрыва кричали по-русски.
Я вспомнил, как в районе Селижарово на нашу оборону вышла группа сол дат. Возможно, эти тоже из окружения? – подумал я, и велел принести железный рупор, который мы накануне сделали из жести. Дежурный по караулу пошел кричать в железную трубу, чтобы попавшие на минное поле не двигались и оставались на месте, пока не рассветет. По сигналу боевой тревоги боевой расчет остался сидеть на своих местах. Я встал к перископу, наводчик сидел на турели, заряжающие со снаря дами в руках стояли чуть сзади наготове. – Останетесь на месте! – приказал я и велел командиру орудия открыть поворотные винтовые запоры на задней броневой двери. Я вышел наверх, на поверхность земли и закурил. Я решил посмотреть на минное поле. С огнем папироски на виду маячить нельзя, (на открытом пространстве) могут с большого расстояния засечь, где расположен ДОТ. Я помнил об этом твердо, потому что я сам установил такой порядок. Я присел у двери за бруствер и стал прислушиваться к ночной тишине. Внутри курить тоже нельзя, я тоже запретил. Небольшой внутренний объем хоть и имел два вентилятора, один был с электро-, а другой с механическим ручным приводом, но приказ есть приказ и порядок навсегда уста новлен. Мне его нарушать тоже нельзя. Докурив папироску и затоптав окурок ногой, я поднялся на насыпь ДОТа и стал смотреть на неясные очертания минного поля. Ко мне наверх поднялся старшина и я велел послать к ночному дозору связного, узнать, как там дела (у попавших на минное поле). Старшина крикнул дневального и тот побежал вперед. – Лежат на месте, товарищ лейтенант. Как вы приказали, ждут рассвета. – А много их там? – Ребята из дозора говорят, человек восемь! – Ладно, иди! Подождем до утра! С рассветом два наших солдата отправились выручать попавших в беду (окруженцев). Через некоторое время их вывели в наше расположение. Это была группа солдат из разных разбитых частей, которые из укрепрайона под Ярцево. К счастью, никто из низ на минном поле не пострадал. А вопили и кричали они со страха, (и перепуга) как бабы. Мы знали, что отдельные, бегущие от немцев группы солдат, могут подорваться на наших минах и приняли соответствующие меры. По краю, вдоль всего участка минного поля мы натянули сигнальные Провода. От них на приличное расстояние в глубину минного поля мы отвели концы и подцепили их к взрывателям небольших фугасных мин. Когда днем или ночью человек касался этого провода и несколько натя гивал его, то взрыватель срабатывал и сигнальная мина взрывалась. Отведенная на безопасное расстояние мина предупреждала нас о появ лении на минном поле людей.
Это служило нам сигналом боевой тревоги. В группе солдат, перешедших через минное поле, был старший лейтенант, командир стрелковой роты. Он был ранен под Ярцево и в последние дни пристал к группе солдат. Старший лейтенант был ранен в руку, пулевое ранение успело затянуться. Рукав гимнастерки его был разорван, он поднял его, снял повязку и показал нам рану. Кто он? Наш или один из тех, кого готовили и засылали к нам немцы. Я подумал об этом, но сказать свое подозре ние вслух не посмел. Такими словами человека можно несправедливо обидеть и даже оскорбить, тем более, что он, будучи ране ным, проделал такой дальний путь, чтобы вернуться к своим. – Как ты думаешь, лейтенант – спросил он меня – с таким ранением я попаду снова в часть? Или меня отправят домой? – Не знаю, дорогой! Я не медик! – Скажи, а ты сам откуда? – Я из Владимира. Там у меня есть мать и сестра. После обстоятельного разговора, кто он, откуда и куда идет, почему оказался под Сычевкой, где пристал к группе солдат, я представил себе полную картину не только его мытарств на всём этом пути, но и всё то, что произошло и делалось сейчас под Вязьмой. Солдаты рассказали свое. Из всего сказанного было ясно, что немцы по укрепрайону нанесли такой мощный удар, что оттуда вырвались жалкие остатки в виде мелких разрозненных и неорганизованных групп. Разговор с окруженцами проходил около бани. Она стояла в глубине густого леса. Наших позиций оттуда не было видно. Группу солдат с минного поля вывели через расположение соседней стрел ковой роты. Мы очень строго охраняли отведенный нам (…)участок и к огневой точке не подпускали даже своих соседей солдат стрелков. Один перебеж чик – и наша дислокация могла быть раскрыта. Считай, что не ДОТ, а в землю зарыт сверхмощный тяжелый танк, только вот пушка была мала и при выстреле лаяла, как комнатная собачонка. Нам бы сюда миллиметров сто двадцать диаметр ствола, что каждый выстрел был, как гром среди ясного неба! Мы показали бы немцам, где Кузькина мать ночует! Я принял старшего лейтенанта и солдат как собратьев. Накормил Их, в дорогу дал продуктов, показал им дорогу и предупредил строго, если они с указанной дороги свернут, то их задержат и передадут в контрразведку. Задерживать и сопровождать отступающих и выходящих из окруже ния у нас не было указаний. Когда их кормили, я отошел и позвонил командиру роты. Он мне ответил, что пусть идут на сборный пункт, прямо на Ржев. Все знали, что
