Ознакомительная версия.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Эти жёлтые листья в ладони свои собираешь.
Отсверкали они и лежат на холодном лугу.
И ты сердцем моим, словно листьями теми, играешь.
И бросаешь в костёр, не сжигай только нашу мечту.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Я боюсь твоих губ, для меня это просто погибель.
В свете лампы ночной твои волосы сводят с ума.
И всё это хотел навсегда, навсегда я покинуть.
Только как это сделать, ведь жить не могу без тебя.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Потому что нельзя, потому что нельзя,
Потому что нельзя быть на свете красивой такой.
Она долго молчала, потом спросила:
— А я красива?
— Конечно.
— Тебе это нравится?
— Когда как. Но, чаще раздражает. Не столько ты, сколько люди, прыгающие вокруг тебя.
— Они меня тоже раздражают… — и она ударилась в рассуждения о том, почему ее раздражают поклонники. Об этом она могла говорить вечность. Она проснулась!
— Настя!
— Ну вот, недавно в Воронеже…
— Настя!
— Нет, ну дай договорить!
— Лейтенант Афанасьева, слева сзади 'Мессер' поднимается. К бою! Доложить дистанцию!
— Не вижу!
— Еще ниже!
— Больше двух километров, опасности нет.
— А почему я говорю об этом штурману, а не он мне, лейтенант Афанасьева? Болтать, ты, конечно, мастерица, но за обстановкой следить это и твоя обязанность. Доложи в штаб ВВС, что будем в квадрате 6В через сорок минут.
— Есть, товарищ капитан! — обиженно пробормотала Анастасия.
Немцы попытались перехватить на спуске, на хвосте висело восемь мессеров на высоте около 10 500, они появились спереди и шли с подвесными баками. Попытались подпрыгнуть, и дотянуться, но не хватило ни скорости, ни потолка, но проход к Воронежу они закрыли. И я отвернул на Бутурлиновку. Доложились на КП, перенесли точку спуска, к которой будут подтянуты 'МиГи'. Долбаная 'восьмерка', наконец, сбросила баки, еще сто километров, и они должны отвернуть. Пошел пятый час полета, давление в основных кислородных баллонах подошло к нижнему пределу, и я переключился на последний резервный, который находится у меня под креслом. Его вентиль может открыть только командир. Сделано так, чтобы штурман не мог дотянуться. Там всего на 20 минут. Видим подходящие от Борисоглебска 'МиГи'. 'Мессера' бой не принимают, и отворачивают, у них топлива только домой. Все спускаемся. Как положено, с полочками, дабы не потерять сознание. Мы уже на девяти тысячах, кислорода на семь минут. Считай хватило! Подворачиваю, чтобы было удобнее заходить. Прошел над городом, и сел с северо — запада. Над головой прошли 'МиГи', ушедшие в набор. Рулю к КП, но стартер показывает флажками на третий капонир. Там и встали. Снизу уже открыли люк. А я сидел в кресле и смотрел на небо. Голубое — голубое. Пшикнул раскрываемый бомболюк. Со всех камер забирают рулоны с пленкой. Надо вставать, снизу уже беспокоится начальство. Последняя выдвигающаяся ступенька пищит пружинкой. Я на земле, и меня начинают тискать. Рядом врачи оказывают помощь Анастасии, у нее есть обморожения: пальцы прихватило на ногах. Устала и забыла ими шевелить. А у меня пощипывает на скуле, там, где очки заканчиваются. Тоже нуждаюсь в медицинской помощи. Мажут чем‑то противным. Подъехали Фалалеев и Красовский. Пытаюсь подняться с носилок, куда меня уложили. Но начальство замахало руками: Лежи — лежи.
— Аппаратура сработала? Видимость была?
— Сняли все, товарищ генерал — лейтенант. Танки видели, много танков.
— Отдыхайте, в 12.30 ко мне, обедать, а там и снимки будут готовы.
— Ну и рожи! — посмеялся Фалалеев, когда я и прихрамывающая Настя вошли к нему в хату. — Проходите, девочки. Сильно досталось?
— Холодно, очень холодно было. — и у меня, и у Насти распухли лица, несмотря на маски, которыми мы защищали лица. У меня больше, у Насти меньше. У меня же руки заняты все время. Она лицо успевала потереть.
— Кабину бы надо вам герметизировать.
— Ну, это ж только на заводе.
Я доложился о том, что видел на маршруте и передал 'воспоминания' обоих. Генерал передал бумаги адъютанту и тот унес их в разведотдел ВВС фронта. Обед был просто шикарный. Повара генерала расстарались на всю катушку. После обеда принесли расшифрованные снимки. Аппаратура сработала штатно. Я по курсу и высоте не рыскал. На этом праздник кончился, и Федор Яковлевич засобирался к начальству. Нам приказал по готовности машины перелетать обратно в Воронеж. Так что, особо и не поговорили. Подошедшего чуть позже Красовского, командующий прихватил с собой, и его самолет, в сопровождении шестерки 'Яков', пошел куда‑то на север. Мы вернулись в дежурную комнату отдыха, собрали вещи и пошли на стоянку. Настя недоумевала, что случилось.
— Нас это пока не касается.
Мы подошли к стоянке. Настя ходит с трудом и медленно. Самолет готов, оставив Настю в машине, прошел на КП и получил разрешение на перелет. Подготовил машину, и мы взлетели. Лететь недалеко. Передали 'птичку' в руки Василия Ивановича и побрели домой. Я лежал на спине, и никак не мог уснуть, на соседней кровати мирно посапывала штурман. Сегодня уже 11 апреля. Медленно, очень медленно развиваются события, можем не успеть. Глядя в тщательно выбеленный потолок дома, пытаюсь уснуть, но, что‑то тревожно на душе. Кто хлопает дверью и осторожно стучит в дверь комнаты. Встаю, накидываю гимнастерку, влезаю в галифе. Открыл дверь. Посыльный из штаба ПВО.
— Товарищ капитан, Вас вызывает капитан Байбородько.
— Сейчас буду. — закрываю дверь, и толкаю Настю.
— Подъем! Иди ужинать! И В штаб.
— Какой ужин? Не хочу ничего, у меня нога болит.
— Тогда к врачу, и получи у него освобождение от полетов.
— Опять полеты! — она открывает глаза, тянется, как кошка, и на одной ноге скачет к зеркалу, посмотреть, что у нее с лицом творится. Рожи у нас обоих разнесло знатно.
— Настя, не придуривайся, в санчасть! — приказал я, и двинулся на выход. Вместе с посыльным дошли до Хоперского. По дороге тот все интересовался, что у меня с лицом. Узнав, что я обморозилась, удивленно присвистнул. Я вошел в штаб и доложился. Майор, тоже уставился на мою морду.
— Что с Вами, Александра Петровна.
Ознакомительная версия.
