Дмитрий Хван - Царь с востока

    - Что будет, когда они займутся нами всерьёз? - проговорил Матусевич после разбора боя, проведённого Яном Вольским по прибытии в Сунгарийск. - Как только ситуация в Китае станет более-менее стабильной, нам придётся туго.

    - Быть может, они захотят-таки мира? - Мирослав Гусак, прохаживаясь у огромной, во всю стену, карты, остановил свой взгляд на Нингуте. - Мы каждый раз даём им по зубам, как только они собирают новое войско и пробуют высунуть нос.

    - Как знать, как знать... - задумавшись, произнёс тогда воевода. - Скоро у нас будет несомненный козырь.

    А на берегу Туманной продолжался долгий разговор. Уже темнело, с моря потянуло солёной прохладой, взоры товарищей были обращены к костру, в котором потрескивали сухие сучья. Шашлык давно был съеден, но наливка ещё оставалось.

    - Давай, последняя... - разлив остатки, Васин убрал пустую бутыль толстого стекла в рюкзак. - Короче, Матусевич доказал Ангарску целесообразность и, более того, возможность захвата и удержания покинутой маньчжурами Нингуты, - вздохнув, проговорил он.

    Отблески костра плясали на невозмутимом лице Олега, и было неясно, одобряет он дальнейшее продвижение Ангарии в земли маньчжур или нет.

    - Ну а ты что думаешь-то? - спросил майора Сазонов.

    - Правильно Игорь делает, от Нингуты обозу до корейской границы посуху три дня пути, - хмуро кивнул Васин. - А там спуститься по реке - и привет, Туманный! Да и огромного крюка давать не надо.

    Нингуту заняли в начале сентября. Отрядам, высаживавшимся с парохода и канонерок на песчаную отмель близ разрушенных причальных мостков, никакого сопротивления оказано не было. В самой Нингуте оставались лишь несколько маньчжур, да и те были древними стариками, и, казалось, даже не заметили произошедшего. Развалины былой крепости лежали на земле бурыми грудами, заросшими высокой травой и колючим кустарником. Там же были обнаружены сгоревшие остовы нескольких строений, по всей видимости, казарм и складов, возведённых близ руин. Они были сожжены, вероятно, перед уходом последнего цинского гарнизона. Первым делом ангарцами были приведены к присяге те немногочисленные семьи дючеров и дауров, которые, по их словам, ранее прятались в лесу, чтобы не быть уведёнными в Маньчжурию уходившими отсюда солдатами Цин. Дауры-разведчики из Сунгарийского полка, прочесывая местность в течение двух с половиной недель, привели к Нингуте ещё некоторое количество местных жителей, ушедших в леса. За время рейда дауры не встретили ни одного вражеского солдата. Более того, разведка не выявила никаких следов присутствия маньчжурских отрядов в нижнем течении Хурхи и её притоков. На обратном пути к Нингуте они повстречали ещё одну партию корейских солдат из города Хверёна, тайно посылаемых ваном Кореи в войско своего сына. Отряд лучников и аркебузиров сопровождал офицер Ли Минсик, заместитель Сергея Кима, куратора корейских формирований Сибирской Руси. Таким образом, численность корейских отрядов возросла до двух тысяч бойцов, и уже впору было формировать войско из двух полков или полноценную бригаду. Корейцев отвезли в тренировочный лагерь под Сунгарийск, где они поступили под начало Сергея Кима и офицеров воеводы Матусевича. Обыкновенно ван Ли Инджо отправлял на север хороших солдат, всецело ему преданных, якобы для выполнения карательных операций, проводимых по просьбам маньчжурской администрации Пекина. В этот раз корейцы должны были разрушить несколько поселений нанайских и дючерских родов за их отпадение от верности Цин. И каждый раз сеульские послы перевозили через Амноккан к Мукдену вести о том, что очередной отряд, посланный на усмирение варваров по просьбе Цин, бесследно пропал в тех землях. В этот раз на Сунгари ушло пять с половиной сотен воинов.

    Обратным рейсом канонерки привели ещё несколько лодий со стройматериалами - обработанным лесом, камнем, кирпичом, мешками с цементом и прочим. Пока это складировалось и прямо на землю, и в спешно возводимых для этого помещениях. По замыслу Матусевича Нингуте отводилась очень важная роль - она должна будет стать краеугольной крепостью, прикрывающей Уссурийский край и будущие порты на юге этого региона.

    Промозглым октябрьским днём во Владиангарске встречали долгожданный караван, который был сформирован ещё в Карелии полковником Смирновым. Сделав двухдневную остановку в Енисейске, где люди получили отдых после подъёма по Енисею, и забрав там два десятка мужиков с двумя мальчуганами, охочих до 'службишки онгарской', за что местному воеводе было уплачено сполна, 'Гром' вскоре огласил окрестности пограничья протяжным гудком, появившись у причала ворот в Русь Сибирскую. На этот раз с мостков на крепкие доски причала сходили не только привычные прежде русские крестьяне, мастеровые или ремесленники, нанимавшиеся теперь в ангарских факториях с письменного дозволения дьяка Ангарского приказа и уплаты немалой пошлины, взимаемой с представителя Сибирской Руси, но и пленённые воинами Смирнова шведские солдаты. Большая часть из них, правда, была финнами, поставленными под ружьё королевскими офицерами. Четыреста пятьдесят полоняников оставили на лодиях, пока таможенный пост проходили добровольные переселенцы с Руси, числом до двух сотен. В тот же день, после прохождения таможни и мытья в бане, они получили комплект новой одежды, документы и семейные направления на поселение, которые выдавалось в зависимости от того, чем именно поселенцы могли помочь своей новой земле, каким мастерством они владели либо какое ремесло могли бы освоить. Пообедав в гостевой столовой, без малого двести человек вскоре отправились вверх по реке, к порогам. Там переселенцы должны будут пересесть на подготовленные к их приезду многоместные крытые повозки. Утомлённым долгой дорогой людям оставалось до конечной точки совсем немного, лишь несколько дней пути.

    Теперь Славкова частенько величали по имени-отчеству. Как же, Прокопий Васильевич - новый староста второй линии посада, недавно избранный вместо Тимофея Попова. А прежнего-то старосту сам царь Сокол упросил перейти на реку Уссури - дабы там налаживать хозяйство, да так же справно, как и в Ангарске. Так что Славков, денно и нощно разъезжая по вверенной ему территории на бричке, выделенной в правлении, ревностно смотрел - ладно ли всё, али где надобно усердие приложить? Старался Прокопий, а старание его не было показным, примечал его Сокол. Уж, бывало, хвалил за службу на собраниях в правлении, и на совещаниях в кремле. Ну а на сегодняшний день у старосты стояла задача встретить на причале пароход, который должен будет привезти несколько семей из числа переселенцев. Последнее время их было не так много, как прежде, да и посылались они, как правило, на Амур или Селенгу. Но на этот раз шесть семей, которые были готовы работать в мануфактуре по пошиву полушубков и стёганых штанов, поселялись в ангарском посаде. Сам Прокопий весной, после избрания в старосты, оставил свою работу в расширившейся за последнее время кожевенной мануфактуре, сохранив, однако, за собой обязанность время от времени проверять качество работы её сотрудников, а также дубилен и клееварни. Вот уж середина осени, а замечаний от старосты так и не было. Среди работников мануфактуры большинство было местными - тунгусами и бурятами, для которых занятость на производстве означало едва ли не такое же повышение социального статуса, как и у принятых в солдаты молодых парней. Разделение труда позволяло работать быстрее и выдавать больше продукции, производимой из сырья, поставляемого из халхасских и забайкальских степей. Разделённое на простые операции производство способно выдавать руками нескольких не самых квалифицированных рабочих в целом гораздо больше продукции по сравнению с работой отличного мастера.