Не выдержав, я признался Минни в своей любви к очаровательной Ирине, девушке гордой как королева, прекрасной, как Афродита, и храброй, как амазонка. Минни, любопытная как все женщины, попросила показать фото Ирины. Я с трепетом дал ей снимок, на котором моя ненаглядная в коротенькой юбке выше колен и в обтягивающей блузке улыбалась мне, держа в руках свой неразлучный фотоаппарат. Минни была поражена не только красотой Ирины, но и вызывающей откровенностью ее наряда, которая, тем не менее, не делала ее вульгарной.
Так, в разговорах и обсуждениях, мы не заметили как минули двое суток плавания и мы подошли к Датским проливам. На горизонте показался Копенгаген. Минни с нежностью смотрела на красоты мест, в которых прошли ее детство и юность. Она с нетерпением ожидала встречи с родителями. Ведь им надо будет рассказать так много важного и удивительного.
20 (8) июня 1877 года. Шотландия. Дворец Холируд на окраине Эдинбурга. Герцогиня Эдинбургская Мария Александровна.
Сказать, что я была зла и расстроена ‑ это значит, ничего не сказать. ‑ Меня, дочь русского царя, супругу сына британской королевы, держат взаперти, словно лондонскую воровку, пойманную констеблем за кражу кошелька в Сити. И раньше свекровь, эта злая и сварливая старуха, недолюбливала меня, третировала, старалась уязвить и обидеть. А ведь я не нищая бродяжка, которую из милости пригрели в уважаемом семействе. Между прочим, ПапА, в качестве приданого единовременно подарил нам с Фредди 100 тысяч фунтов, и ежегодно посылал нам пособие в 20 тысяч фунтов. И все равно, королева смотрела на меня с презрением. А ведь она в свое время была влюблена в моего отца, и была готова выйти за него замуж. ПапА надо было только намекнуть, и королева, согласно этикету, предложила бы разделить с ней ложе. Правда, тогда бы ПапА не стал бы русским царем. И, слава Богу, что это не случилось. Не хотела бы я, чтобы у меня была такая злая мать. Как она бранит и унижает своих детей. Бедный Фредди... ‑ Тут, я не выдержала и заплакала. ‑ Мне уже сообщили, что корабль "Султан", на котором он был командиром, потопили во время сражения с русскими кораблями у Афин, и судьба Фредди неизвестна. Именно после этого сражения королева окончательно впала в ярость, и отправила меня под охраной в этот дворец. Правда, стараясь соблюсти внешние приличия, мои охранники не слишком назойливы. Они следят за моей перепиской, и сопровождают меня и моих крошек во время прогулок в парке. Но я все равно чувствую их незримое присутствие. Вот и сейчас эта отвратительная миссис Вильсон крутится вокруг меня, задавая самые идиотские вопросы. А мне хочется побыть одной.
Увидев, что плачу, миссис Вильсон своим скрипучим голосом стала наставительно говорить мне о том, что я не должна себя так вести, что от моего печального вида могут расстроиться дети. И что это не просто дети, а внуки нашей обожаемой королевы, которая их так любит. Честное слово, мне от ее нравоучений стало еще хуже. Я не выдержала, и разревелась. Старая ведьма миссис Вильсон с довольной улыбкой вышла из спальни. Через пару минут в комнату зашла служанка Энн, молодая и рослая девица, которая мне нравилась своим неунывающим характером и любовью, с которой она возилась с моими крошками. Ее, видимо, прислала миссис Вильсон. Энн принесла мокрое полотенце, которым стала обтирать мое заплаканное лицо. При этом она тихим ласковым голосом приговаривала, что не надо расстраиваться, все будет хорошо, что неприятности мои обязательно закончатся, и я снова буду счастлива. От этих слов, как ни странно, я снова расстроилась, слезы опять побежал по моему лицу ручьями, и Энн, вздохнув, взяла меня под руку, и предложила пройти в туалетную комнату, где я смогла бы привести себя в порядок.
А вот там‑то и произошло то чудо, о котором я буду вспоминать всю мою оставшуюся жизнь. В туалетной комнате Энн неожиданно приблизила свои губы к моему уху, и прошептала, ‑ Ваше Высочество, не беспокойтесь, вы скоро будете дома. Ваш муж жив и ждет вас. У меня есть письма от вашего батюшки, брата и мужа. Только прошу, будьте осторожны, если кто‑нибудь узнает об этих письмах, ваша жизнь, и жизнь ваших крошек окажется в опасности. ‑ С этими словами Энн приподняла верхнюю юбку, и достала из кармашка, пришитого к нижней юбке пухлый пакет.
Я схватила пакет. Он был опечатан печатью с двуглавым орлом. В пакете находилось три конверта, на которых я увидела свое имя, написанное хорошо знакомыми мне почерками отца, брата и мужа. Энн подошла к двери туалетной комнаты, жестом показав мне, что она будет стоять на страже, и подаст мне сигнал об опасности, если кто‑то попытается войти. А я расцеловала присланные мне письма моих любимых, потом вскрыла их и стала читать. ПапА написал мне о том, что наши друзья, которые победили турок и оказали огромную помощь нашему государству, сделают все, чтобы вызволить меня и моих детей из неволи. Для этого я должна делать все, что мне скажут люди, которые доставят мне это письмо. Примерно‑то же самое писал и брат. А Фредди сообщил мне, что он жив и здоров, что по прежнему любит меня и с нетерпением ждет встречи со мной. Прочитав эти письма, я снова заплакала, на этот раз уже от счастья. Я хотела оставить эти письма у себя, но Энн сказала мне, что это очень опасно и снова спрятала их в свой потайной карман.
Потом она еще раз протерла мое лицо мокрым полотенцем, и накапала мне успокоительных капель. Припудрив у зеркала нос, покрасневший от слез, я вышла из туалетной комнаты. Миссис Вильсон, гулявшая по галерее, неподалеку от туалетной комнаты, посмотрела на мое зареванное лицо, и, как мне показалось, желчно ухмыльнулась. ‑ Ну, ладно, миссис, посмотрим, кто будет смеяться последним.
Вечером Энн зашла в мою комнату, чтобы забрать детей для купания. В туалетной комнате уже стояла ванна, с подогретой водой. Во время купания детей Энн шепнула мне, что наши друзья просят, чтобы я уговорила своих охранников разрешить мне совершить прогулку на морской яхте, принадлежавшей моему мужу. Энн посоветовала мне немного покапризничать, снова поплакать, притворно, естественно, и уговорить приставленного ко мне майора Смита, чтобы он дал добро на морскую прогулку. Яхта пройдет по заливу Ферт‑оф‑Форт, и отправится к рыбацкому поселку Сент‑Эндрюс, где расположены живописные пляжи, и открываются красивые виды на скалы и луга Шотландии.
Выкупав детей, Энн помогла мне отнести их в детскую. Малютку Викторию‑Мелиту, у которой резались зубы, и которая по ночам часто просыпалась и плакала, я взяла с собой в спальню.
21 (9) июня 1877 года. Утро. Там же. Герцогиня Эдинбургская Мария Александровна.
Я не спала всю ночь. И не потому, что дочка дважды просыпалась, и мы с няней, которая прибегала в спальню на ее плач, с трудом успокаивали ее. Я все время думала о письмах, которые передала мне Энн. Порой у меня появлялась мысль о том, что это возможно очередная пакость моей свекрови, и что меня провоцируют на побег, чтобы таким способом избавится от меня. Но я прекрасно помнила подчерк отца, брата и мужа. Письма, несомненно, были написаны ими.
