- Есть мысли, как нам это поможет?
- Пока нет. Надо отдать какому-нибудь историку. Особенно рукопись - она тут явно важнее. Ну и, конечно, с автором нужно поговорить.
- С автором - да. Расспросим его сегодня же. А вы пока прочитайте рукопись. Прикиньте по содержанию, с кем еще можно проконсультироваться. Но, самое главное, я хочу услышать ваше личное мнение. Вы знаете нашу специфику и поймете, на что обратить внимание.
- Хорошо, Теодор. Только, если не возражаете, я поеду домой. Раз уж мы все равно на вокзале... Нет, серьезно, так будет больше толку. Я сяду в тишине, почитаю и поразмыслю. Если наткнусь на что-то сверхважное, сразу вам позвоню. Мой поезд через двадцать минут.
Генерал посмотрел на него с некоторым сомнением, но все же кивнул:
- Поезжайте. Завтра изложите ваши выводы. Утром меня в конторе не будет - ждут на доклад, - генерал возвел глаза к небу, демонстрируя уровень предстоящей аудиенции. - Так что звоните ближе к полудню.
- Договорились. И, Теодор, еще вопрос напоследок. Зачем вы сейчас приехали лично? Сюда, на место убийства? Ну, первый раз - понятно, случай слишком неординарный. Но теперь-то история уже повторяется. Новости вам и так сообщили бы.
- Не хотите вокруг да около, Генрих, - генерал усмехнулся. - Спросите прямо.
- Ладно, пусть будет прямо. Вы, по вашему утверждению, ощутили мой отсвет в аптеке. След моего присутствия. И наверняка решили проверить в других местах. Вот я и хочу узнать, каков результат. Что вы почувствовали у профессора дома? И здесь, на вокзале?
- У профессора - ничего. Но там и засветка самая мощная. А здесь...
- Ну, Теодор, не тяните же.
- Снова мимолетное ощущение. Но слишком слабое, будто отраженное от чего-то. Нет, вас тут не было, это ясно. А была... как это сформулировать?.. словно бы мысль о вас. Только не переспрашивайте, я сам пытаюсь понять. Главное, что к убийствам вы непричастны - теперь я стопроцентно уверен. В этом смысле можете работать спокойно.
- Что ж, и на том спасибо. Но все равно я готов об заклад побиться - вы что-то недоговариваете. Знаете больше, чем сообщили мне.
- Ну естественно, Генрих! - охотно подтвердил генерал. - Начальство всегда знает больше, чем подчиненные. Неужели вы еще не привыкли? Подчиненным же надлежит не гадать о тайных мотивах, а всячески демонстрировать рвение.
- Спасибо, Теодор, - буркнул Генрих. - Прикосновение к вашей бюрократической мудрости меня исцелило. Поеду работать, пока пыл не угас.
Он заглянул в кассу, купил билет и выбрался на перрон, откуда уходили пригородные поезда его направления. Кондуктор чинно кивнул ему, и Генрих шагнул в вагон. Сейчас он путешествовал вторым классом - отдельных купе тут не было, но кресла вполне удобные.
Свободных мест оставалось много - повезло, что уехал днем. Вечером картина была бы совсем иная. Железная дорога все больше входила в моду. Многие теперь приезжали в столицу утром, а к ужину возвращались обратно. Такие поезда уже окрестили 'маятниками', и Генрих с тревогой думал, что будет, если билеты станут еще дешевле.
Он сел у окна. Поезд тронулся. За окном проплыл злосчастный пакгауз, потом депо. Вдаль колеи громоздились штабеля пропитанных шпал, топорщился мерзлый бурьян, чахли голые липы и тополя.
Мелькнул переезд. Перед шлагбаумом понуро стояла лошадь с телегой. К путям подобрались неуклюжие постройки без окон - военные склады. Длиннейшая глухая стена полностью перекрыла обзор. На ее темном фоне Генрих увидел в стекле свое отражение - физиономия недовольная, на лбу залегли морщины.
Дама, выглянувшая из-за его плеча, тоже отразилась в окне. Ее зеркальный двойник улыбнулся Генриху, и он узнал брюнетку с королевского бала.
Вздрогнув, он резко обернулся, но кресло рядом с ним пустовало. Несколько секунд Генрих тупо таращился на коричневую обивку. Наконец, преодолев ступор, поднял голову и оглядел вагон. Пассажиры занимались своими делами, никто не обращал на него внимания. Дородный господин, сидевший через проход, читал 'Приморский курьер'. Позади него две матроны в безвкусных шляпках чинно переговаривались.
Брюнетка же исчезла бесследно. То есть, вряд ли она вообще существовала в реальности - больше похоже на очередную галлюцинацию. Весьма убедительный, жизнерадостный морок.
На всякий случай Генрих снова глянул в окно, но тоже безрезультатно - стена снаружи отступила, стало светлее, и зеркальное изображение растворилось бесследно.
Проклятье, что же тут вообще происходит?
Дама со снимка четвертьвековой давности привиделась ему второй раз подряд. И это совсем не радует, если учесть, что профессор, которому красавица тоже не давала покоя, теперь лежит, разодранный в клочья.
Ясно одно. Под этой историей с чертополохом и фотографией погребена какая-то тайна - огромная и старая, перебродившая как тесто в квашне и прущая теперь неудержимо наружу.
И чтобы найти убийцу, придется копаться в прошлом. В том самом времени, которое Генрих так старался забыть - даже жалел иногда, что затворяющее клеймо, которое ему наложили, не блокирует заодно и память.
Впрочем, если отвлечься от личных переживаний, эпоха тогда была и в самом деле неординарная. Да что там - уникальная была эпоха, величественная и звонкая. Не чета нынешней сытой дреме. Перелом уже назревал, и что-то манящее, тревожно-неуловимое носилось в воздухе. Все понимали, что Старый Король не вечен, и шептались, увлеченно гадая, чем обернется его кончина. Реальность, правда, несколько превзошла ожидания.
Любопытно, что бы сказал о тех временах беспристрастный наблюдатель со стороны? Какой-нибудь иноземный исследователь, впервые в жизни услышавший про Девятиморье. Хотя где его, такого, найдешь? Страну Девяти Морей знают в каждом уголке ойкумены.
Но, предположим, наблюдатель все же сыскался. Смотрит он, значит, и записывает в блокнот - ага, есть столица, и есть король. Ну, это как у всех, ничего особенного. А вот дальше уже интереснее - король назначает канцлера, но не абы кого, а представителя одного из двух влиятельнейших родов. То есть человека либо из Железного, либо из Стеклянного Дома.
Ага, говорит себе наблюдатель, почесывая умную лысину. Чем же эти дома знамениты? И почему такие названия? С Железным понятно - он испокон веку делал лучшее оружие и доспехи, хитрые механизмы, а теперь вот взялся за вещи и посложнее. Паровозы, дирижабли, локомобили - все это его вотчина.
В Стеклянном же Доме мертвое железо не любят. Там приручают свет.
Люди, способные к светописи, рождаются порой и в других, самых обычных, семьях. Но лишь 'стекольщики' знают, как отточить умение до совершенства. Они - первооткрыватели. История о том, как свет впервые явил человеку свою чернильную сторону, достойна отдельной книги. Но это уже легенда, присыпанная пылью веков, а наблюдатель отвлекаться не хочет.
