— Слушай, может, ну его? Ты бы не трогал? — Олешка перехватил его взгляд. — Напомню, то не наше.
— Что сразу «ну его», я брать ничего не собираюсь, — заверил Павлик. — Так, посмотрю одним глазком, любопытство берет. Когда ж еще такая возможность рыбаку простому представится?
— Митька, а ты что скажешь? — спросил старый рыбак.
Наверное, стоило поддержать Олешку, но Митьку самого так и подмывало «освоиться» на английском корабле. Потому в ответ на вопрос старого рыбака Митька только махнул рукой — хай смотрит. Пока переглядывались, Павлик уже оказался возле тряпицы, ловко приподнял ее и протяжно присвистнул, не сдерживая изумления.
— Б-а-атюшки, ну ничего себе у них тут добра! Вы только посмотрите.
— Чего ты там накопал? — заинтересовался второй близнец, все еще дувшийся на брата за то, что тот не дал ему выпить вина по второму кругу.
— Ты только глянь. — Павлик ловко достал из-под тряпицы новенький, с иголочки наряд красивейшего синего цвета. Он тотчас вытянул его перед собой, демонстрируя другим рыбакам. — А? Ну как? Барин ведь!
— Любо, — протянул Стенька.
— Я, может, совсем и не разбираюсь в торговле, а ты, Митька, скажи, сколько это барахло стоит? Явно подороже нашей форельки? — спросил Павлик, следом доставая из-под тряпицы шубу. Тяжелую, увесистую, на которую ушло столько грызунов, что не сосчитать. — А это? А? Каково вам, рыбачки?
Митька с тех пор, как близнец вытащил наряды из-под тряпицы, был не в силах оторвать от них взгляд. Он сглотнул вставшую комом в горле слюну. Подороже… куда как подороже. Прямо-таки разные ценовые категории. Митька, как выходец из купеческой семьи, прекрасно знал, сколько стоило такое вот барахлишко. Да любой торговец не глядя махнул бы весь их сегодняшний улов на это и приплатил бы еще половину сверху. Тут же подобным барахлом был набит целый трюм.
Между тем Павлик достал еще парочку таких нарядов, расплывшись в совершенно идиотской улыбке. Он начал прикладывать их к себе, примеряя, прикидывая, как они будут сидеть, и вдруг ни с того ни с сего бросил их на пол, заинтересовавшись чем-то другим. Через мгновение в его руках показалась пригоршня серебряных монет. Его глаза в который раз блеснули жадным блеском.
— Братцы, тут сундучок. — Близнец аж задыхался от возбуждения. — А в нем — серебро!
Он нырнул под тряпицу и вытащил оттуда еще одну горсть серебряных монет.
— Ба! — выдохнул Стенька, у которого при виде серебра закружилась голова.
Серебряные монеты были самые что ни на есть настоящие, полноценные, на вид без всяких примесей, да такие, что не ходили на Руси. Судя по всему, рыбачок добрался до личных запасов капитана.
— Слухай, а если пару монеток… ну это… в карман?
Стенька, аж мокрый от возбуждения, довольно потер руки.
Деньги были легкими, да. Митьку, как и остальных рыбаков, так и подмывало засунуть руку под тряпицу, зачерпнуть горсть серебряных монет да засунуть себе за пазуху. Тут еще Павлик вытащил серебро и ссыпал две кучки монет перед собой, при том от прилагаемого старания забавно вывалив язык набок.
— Бесы, такое ж в голову придет, такое померещится, — довольно бурчал он. — Ну а коли действительно бесы, то с ними в разговоре звонкая монета пригодится, когда на тот свет потащат. Я с пустыми карманами на тот свет ни-ни.
— Может, на фиг монастырь? — вступил в разговор Стенька. — В нашем положении правды от кривды не отличить. Заберем себе пару горсток, никто не узнает, а там отбрешемся, не впервой ведь.
Митька хмыкнул, покручивая ус, продолжая осматриваться. Интересно другое — что в сундуках, а самое главное, что в грузовом отсеке корабля, какие остальные товары и… сколько можно за все это выручить денег, если продать?
От мыслей Митьку отвлек Павлик.
— Глядите.
Ни с того ни с сего он взял да вырядился в тот самый наряд из дорогой ткани. Выглядел он в этом наряде непривычно и смешно. Следом он напялил шубу и крутанулся вокруг оси, демонстрируя блеск и лоск.
— Ну как я вам? Немец?
— Сними! — Олешка растерянно огляделся, словно опасаясь, что кто-нибудь зайдет в каюту. — Сними, говорю, падлюка, чего еще не хватало? Али беду какую накликать хочешь?
— А не ты ли говорил, что бесов тут нема, и они угорели? Че сразу сними-то, дай себя барином хоть здесь почувствую! — хохотнул Павлик, которому явно нравился его новый образ. Он покрутился, повертелся, оглядывая себя со всех сторон, а когда остановился, то вперился взглядом в Митьку. — Может, ну его, откажемся от торга с купчиками нашими? Мы знать их не знаем, слова не давали, ни на что не подвязывались, а значит, ничего никому не должны. Улов наш выбросим прямо в реку, бочки сполоснем да покладем туда товар ихний? — Глаза рыбака хищно блеснули, на лбу испарина выступила. — Ну и свалим отсюда, пока купцы не явились. Спрашивать же будут, скажем, что не было нас здесь.
Повисло неловкое молчание. Рыбаки размышляли над прозвучавшими словами. Больно заманчивой выглядела идея, прозвучавшая из уст опьяневшего рыбачка. Размышлял Митька — часто ли такой шанс?
— Поотрубают бошки ведь, — забурчал Олешка, подымая руки. — Братец, ты бы одумался. Мало того что бесовщиной попахивает, так еще и за татьбу[1] осудят.
Стенька ничего не сказал, колебался. Как и Митьке, ему было непросто отказаться от идеи поживиться на халяву. Павлик же продолжил кружиться в своем новом наряде, как на пиру, явно воображая себя великородным барином. Получалось скверно, потому что выпитое вино с непривычки вдарило по мозгам, и рыбака то и дело покачивало.
Однако зерно смуты в головы рыбачков Павлик заложил. Раз — и оно пустило корни в благодатную почву. Слова близнеца заставили Митьку задуматься еще крепче прежнего. Как не думать, если ты один на корабле, а на расстоянии вытянутой руки — английский товар, стоящий баснословных денег. Остается только начхать на условности, протянуть руку и забрать товар себе. Ну а потом погрузить товар с корабля в бочки вместо рыбки, что досталась с промысла и… жизнь артели изменится решительным образом. Вот только что делать с товаром, Митька не знал. Плана на такой случай у него не было. Да и откуда ему взяться? Как-то не приходило в голову рыбаку, что они найдут английские корабли, под завязку забитые добром.
Выдумать же план с нуля, как оказалось, задача не самая простая. Ну возьмут они товар у англичан, а где продавать потом? Как объясняться с купцами? Даже если за полцены отдавать, все равно вопросы начнут задавать. А как отвечать? Что англичане мертвые, и им товар был не нужен? Нет, за такое и голову отрубят без разговора, и в татьбе обвинят, Олешка прав. Размышляя, Митька энергично почесал макушку. Тут бы еще все ничего, да англичане эти закоченели в странных позах…
— В общем, надо на берег возвращаться. Павлик, ты не серчай, но ничего путного из твоей затеи не выйдет, — наконец сказал Митька.
— Но…
— Свалим и сделаем вид, что на корабле нас не было. У нас улова десять бочек здесь и десять в Йоканьге, не гневи Бога.
— Такой прибыли, как сейчас, мы отродясь не видывали, — поддержал Митьку Олешка.
Павлик остановился, перестав кружиться в своем пьяном танце. Было видно все застывшее на его физиономии разочарование. Расставаться с обретенным нарядом, как и с кучей блестящих серебряных монет, рыбаку явно не улыбалось. Как такое вообще пришло в голову Митьке, с его-то жилкой на торг? Но раз остальные порешили — не переть же одному против троих.
— Как скажете, сваливать — значит, сваливаем, — выдавил он.
— Сложи все так, как было, — попросил Митька, хотя у самого на душе кошки скребли.
— Это еще зачем? Мало ли как было, сам говоришь, мы сознаваться ни в чем не намерены, а значит, не было нас на корабле. Хай лежит.
Только сейчас Митька обнаружил, что куда-то запропастился Стенька. Второй близнец, пока другие разговаривали, нашел на одном из столов ключ, быстро сообразил, от какого он сундука, и открыл. На свет появились еще две бутылки вина, точно такие же, как та, что недавно обнаружил Павлик.
