– Думаешь, от купцов? – вмешался в разговор Артузов, с интересом прислушивающийся к нашему разговору. – А я считаю, что основную роль в доставке информации сыграло русское духовенство, находящееся в Золотой Орде. Вспомните, что часть татар к тому времени уже окрестили, и они могли на исповеди рассказать своему духовнику о планах начальства. Дело, разумеется, стоящее, но неприличное.
– Почему неприличное? – удивился Книгочеев. – Если православный священник узнал об опасности грозящей всему государству, то обязан сообщить о том светским властям. Таким образом он спасет гораздо больше жизней, нежели утаит чьи-то нелепые секреты.
Дальше между Книгочеевым и Артузовым начался увлекательный спор о том, допустимо ли нарушать тайну исповеди, если она касается государственных тайн. Самое интересное, что коммунист Артузов считал, что священнослужители должны свято хранить тайну исповеди, а бывший жандарм полагал, что если речь идет о государственных тайнах, то никакие нравственные или религиозные запреты не должны стать преградой.
– Еще Петр Великий приказал священнослужителям доносить властям, если они узнали на исповеди об убийствах, грабежах, не говоря уже о случаях воровства. Воровством, как вы помните, именовались в те времена преступления против государства.
Я собрался обидеться на Книгочеева, что он считает молодежь настолько темной, но передумал. Стало интересно, что ответит Артур.
– И чего в этом хорошего? – хмыкнул Артузов. – Российская империя сама превратила церковь в еще одну государственную структуру. Какое будет доверие к священнослужителям, если прихожане знают, что все их слова станут известны властям?
– Артур Христианович, а для нас-то чем это плохо? – пожал плечами Книгочеев. – Мы с вами – хоть жандармерия до девятьсот семнадцатого года, хоть Чрезвычайная комиссия, должны государство оберегать от внешних и внутренних врагов. Можете обижаться, но мы с вами – псы-охранители государства и того режима, который оно создает. Не станет нас, не станет и государства. Стало быть, для нас важна любая информация, способная принести пользу. И церковь, коли уж сообщает нам о внутренних врагах, наш союзник.
Я отчего-то ждал, что Артузов сейчас взъярится и станет рассуждать, что одно дело тайная полиция на службе монархии и совсем другое – революционные органы, служившие всему трудовому народу. Что-нибудь из серии – а вот жандармы и охранка вербовали себе тайных агентов, а мы никого не вербуем, а граждане эрсэфэсээр совершенно добровольно докладывают нам об имеющихся фактах антисоветчины. Но Артур Христианович сказал совсем иное.
– Так я же не спорю, – вздохнул особоуполномоченный Особого отдела ВЧК. – Для нас – это просто замечательно, а правильно ли это? Все-таки церковь должна быть отделена от государства.
Что называется – век живи и не узнаешь до конца, кто с тобой рядом. Уж кого-кого, но Артузова я не причислил бы к разряду романтиков. А вот, поди же ты.
Про то, как государство делало из Русской православной церкви еще одну государственную структуру, можно говорить долго, но мне этот разговор перестал быть интересен, и я предложил:
– Александр Васильевич, напишите про князя Олега. Мол, перед захватом Киева Вещий Олег направил в город лазутчиков и выяснил, что князья Аскольд и Дир первыми являются к купцам, чтобы осмотреть товары и забрать себе лучшее. Потому Вещий Олег блестяще спланировал нападение, переодев свою дружину приказчиками, и лично уничтожил вражеских полководцев.
– А разве в «Повести временных лет» говорится о лазутчиках? – удивился Книгочеев. – Что-то я не припомню. Там все проще описывают. Переодел дружину, пришел, всех перебил.
– А кто проверять станет? – усмехнулся я. – Можно это вообще подать, как авторскую трактовку событий. А еще добавить, что у Вещего Олега разведка работала прекрасно, чего не сказать о его последователях – князе Игоре и князе Святославе. Недооценили силы противника и были разгромлены.
– Нет уж, слишком туманно, – покачал головой Книгочеев. – И в источниках об этом нет. Уж лучше начну с Куликовской битвы, расскажу о роли купечества в организации оповещения. Можно упомянуть об Иване Выродкове, который в Угличе деревянный город построил, и по Волге под Казань перегнал. Ему же тоже предварительно пришлось с островка замеры сделать. Чем не разведка?
– Так вы о чем писать станете о разведке, или о контрразведке? – решил уточнить я.
– Сам еще не знаю. Если о разведке, то только на уровне исторических источников, – вздохнул Книгочеев.
– О контрразведке Борис Алимович пишет [2], - вспомнил вдруг Артур, гораздо лучше знавший ситуацию. – Мы его книгу даже собираемся издавать. Тираж небольшой будет, тысяч пять, может десять.
– Ну вот, – расстроился бывший ротмистр жандармерии. – Только соберешься о чем-то писать, как выясняется, что нечто подобное уже есть.
Согласен с Александром Васильевичем на сто процентов, но решил утешить коллегу.
– Контрразведка, такая вещь – сколько о ней не пиши, все мало.
Глава 6. Бартерные сделки
До Смоленска, хотя до него и всего-то четыреста километров, мы добирались сутки. Кажется, каких-то два перегона, но тащились, как беременная черепаха, и с дровами здесь напряженка, приходилось стоять по несколько часов в ожидании, что на полустанок подвезут-таки искомые чурбаки. Подвозили, но тендер заполнялся наполовину, дескать, не вы одни, следом другие составы идут. Уголек, на котором паровозы бегали бы шустрее, места занимает гораздо меньше, но где он, тот уголек? Моя бы воля – отправил бы весь личный состав на заготовку дров, но нельзя. Если каждый начнет рубить лес для собственных нужд, то рано или поздно вырубят лесозащитную полосу.
Вообще, если сравнивать наше северное направление с тутошним, западным, чувствуется разница. У нас, худо-бедно дрова заготавливать успевают, даже с излишком, зато на станциях шаром покати, даже знаменитые «кубы» с кипятком не функционируют, не говоря уже о картошечке с солеными огурцами, что предлагают вездесущие тетки. Тетки, как и их дядьки, в наших краях зубами стучат от голода, не до купли-продажи. Здесь же с кубами и кипяточком все в полном порядке, заодно на станциях можно разжиться и пирожками, и вареной картошкой с соленым огурцом, крутыми яйцами и, неслыханное дело – соленым салом, зато дров не хватает, а про уголь так вообще не слыхивали. Опять-таки, ничего удивительного, если движение интенсивное. Это у нас, на Российском севере, если пройдут пара паровозов за день – шикарно, а здесь едва ли не прифронтовая линия, поездов много, дрова подвозить не успевают, зато местное население активно желает подработать и подзаработать. И где, спрашивается, брали этакое добро в эпоху «военного коммунизма» и продразверстки? Стало быть, излишки имелись, потому как, если бы нечем было семью кормить, то продавать не понесешь.
Правда деньги торговки брать не желали – ни советские, ни царские, ни «керенки». Боюсь, предложи им сейчас самую стабильную мировую валюту – аглицкие фунты, отказались бы. Бумажки ни на раскурку, ни на подтирку не годятся. Бабам, видите ли, подавай товар. А какой может быть товар у солдата, едущего на фронт? Правильно, нижнее белье, сапоги, шинели. «Загнать» торговке что-нибудь «казенное» – святое дело для военнослужащего любой армии и флота. Не зря же рачительные бритты придумали вплетать в канаты красную нить, чтобы сразу выявлять краденое, а нашей полиции во время Первой мировой вменялось в обязанность проверять – нет ли у перекупщиков солдатских кальсон или нательных рубах? Интенданты даже начали штампики ставить, но торговцы согласны брать и со штампами.
Но лучше всего на «смоленском» направлении шли боеприпасы. Так, за один винтовочный патрон «мосинки» или «берданки» давали десяток печеных картофелин или фунт хлеба, а фунт сала «обходился» в четыре. Вот самогонки хоть залейся, полуведерная бутыль шла за два патрона. А револьверные патроны не «котировались». Сам не пробовал, но сведущие люди сказали, что радуйся, если за шесть штук тебе дадут два фунта хлеба. Оно и понятно – откуда у мужиков наганы да маузеры? Но сами понимаете, спрос населения наводил на нехорошие мысли. По большому счеты, всех этих бабушек-тетушек, обменивавших провизию на патроны, следовало задержать и вдумчиво допросить – зачем тебе милая, на старости лет, боеприпасы? Артузов говорил – мол, и задерживали, и допрашивали, но все без толку. Арестовывали, допрашивали, а потом отпускали. Ответ один – волков нынче много, охотникам патроны нужны, а то, что винтовки под запретом, они не знают. И охотников тоже не знают, в глаза не видывали.
