— Ольга, извините, но… — начала я, но была категорически перебита:
— Ну что вы, какая же я вам Ольга? — с тихой полуулыбкой взмахнула ресницами "демоническая женщина". — Называйте меня Олечка.
"Да чёрт с тобой, хоть бурундуком", — внутренне я уже начала злиться, но виду не подала:
— Олечка, а вы живете здесь, в этой квартире?
— Но вы же видите?! Видите?! — Олечка подскочила с кровати и, нервно ломая руки, заходила туда-сюда по комнате. — Разве это жизнь?! Я — творческий человек, мне нужно много репетировать, а эти мерзкие соседи, они же совсем не понимают, что искусство…
— Я-то вижу, — мне опять пришлось прервать Олечкину экспрессию, — но вы не ответили на вопрос: вы живете в этой квартире? Вы здесь прописаны? Это ваша квартира?
— Да, я здесь живу, — наконец-то насторожилась Ольга. — В каком смысле "прописана"?
Она вся моментально подобралась и пристально глянула на меня:
— А вы собственно кто? Вы же сказали, что не из управы? Почему я должна вам отвечать?
— Я не из управы, — как можно дружелюбнее ответила я. — Сначала ответьте, а я потом всё расскажу.
— Нет! — топнула ножкой, обутой в изящную лакированную туфельку Олечка — Я не буду ничего отвечать! Уходите! Сейчас же!
— Ольга, послушайте… — попыталась достучаться до нее я, но "демоническая женщина" слушать меня не захотела и буквально выпихнула на лестничную площадку.
Глядя на захлопнувшуюся перед моим носом дверь, я задумалась. То, что дамочка не прописана в этой квартире — и ежу понятно. Если я оплачиваю счета за квартиру, значит именно я имею к ней какое-то отношение. Или же Горшков. И вторая загадка — я не смогла выяснить, что связывает демоническую Оличку, Светку и Горшкова, кроме общей фамилии. В то, что Светка не дочь Лидиного супруга, ясно с первого взгляда. Ну не станет экзальтированно-полубогемная "Оличка" яшкаться с жухлым Горшковым. И я тем более никогда не поверю, что на первом курсе он был прям весь такой мачо-мачо, а потом внезапно так конкретно увял. Да и вряд ли Горшков, который не может съесть котлету без гарнира и впадает в истерику от неидеально выглаженной рубашки, смог бы хоть один день выжить рядом с такой "хозяюшкой".
Нет, нужно всё конкретно выяснять, и не тянуть. Я решила наведаться в жилконтору, квитанция у меня с собой есть, и попробовать повыяснять еще там. Вдруг повезет.
Из подъезда я вышла, щурясь от света: сегодняшний апрельский денек выдался прелестно солнечным. Почки на кустах сирени уже стали лопаться, на клумбах кое-где расцвели первые тюльпаны, и пчелы с деловитым жужжанием наперегонки суетились вкруг них. Пахло свежей землей и предвкушением чего-то эдакого.
Я на секунду залюбовалась на какую-то особо скандальную птичку, которая азартно прыгала по веточке и пыталась прогнать всех остальных, когда рядом раздалось покашливание:
— Добрый день, — проскрипел голос, и я обернулась. Рядом со взрыхлённой клумбой стояла, тяжело опираясь на грабли, старушка в шерстяном платочке и плюшевой безрукавке, и с внимательным любопытством разглядывала меня.
— Добрый день, — ответила я.
— А вы к кому? — без обиняков задала вопрос она.
— Да вот в квартиру N 21 приходила…
— Аааа, к Горшковой, — неодобрительно нахмурилась старушка и покачала головой.
— Ага, — кивнула я. — К Ольге. Как там ее по отчеству?
— Сергеевна, — подсказала старушка, — а что она еще натворила?
— Еще? — заинтересовалась я.
И старушка вывалила на меня ворох информации: оказывается, Ольга поселилась пару месяцев назад, за ребенком особо не следила, зато уже трижды залила соседей снизу. Теперь они требуют поменяться квартирами.
— И поет так громко по вечерам, — наябедничала старушка, — людям спать надо, на работу рано вставать, а эта всё голосит и голосит. И нет же, чтобы хорошее что-то спела, про войну там, или про любовь, так она просто завывает и завывает. Тьху, гадость какая, а не пение!
Я сочувственно повздыхала, и воодушевленная старушка продолжила:
— Раньше-то здесь Зинаида Валерьяновна жила, царство ей небесное, месяцев пять как не стало, — она украдкой мелко перекрестилась и добавила, — хорошая соседка Зинаида была, душевная, она маляром у нас работала, а как совсем на пенсию вышла, так быстро и преставилась. Квартиру, говорят, отписала на какую-то племянницу, своих-то детей у них с Фёдором не было, а где та племянница, незнамо.
— А Ольга эта… Сергеевна откуда взялась? — меня распирало любопытство. Очевидно, что племянница и Лидочка — одно лицо.
— Да вот непонятно, — развела руками старушка, — приехала и живет здесь, как у себя.
— Но она же не прописана?
— Конечно не прописана, — кивнула старушка, — еще же полгода после смерти Зинаиды не прошло.
— А участковый куда смотрит?
— Так дело в том, — старушка воровато оглянулась вокруг и, наклонившись ко мне, тихо зашептала, — ходит к ней опиюс один, говорят, обкомовский. Так кто же с ней связываться-то будет? Семён, участковый наш, разок было сунулся и все.
— А соседи снизу?
— Да у них выхода нет, — вздохнула старушка, — Наталья только-только ремонт сделала, обои поклеила, а эта ее сразу и затопила. Она опять все по-новой перебелила — так та опять затопила. А когда на третий раз текло так, что аж полный подвал воды был, Наталья и не выдержала, скандал ей такой устроила, что кошмар.
— И чем все закончилось?
— Да ничем, — отмахнулась старушка, — опиюс ейный там порешал что-то, Наталья и молчит, сколько мы ее не спрашивали.
Распрощавшись с дотошной старушкой, я заторопилась домой. Нужно искать документы на квартиру, да и Горшков рано или поздно объявится и нужно спланировать непростой разговор. Но главное — я тут проходила полдня, а дома меня ждет эта чёртова стенгазета.
На обратном пути я заскочила на переговорный пункт: в разгар рабочего дня очередь была небольшая — лысоватый дедок, нервно мнущий в руках клетчатую кепочку, молодая мамочка с карапузом и тощий мужчина в короткой джинсовой куртке. Так что скоро меня уже вызвали в кабинку, где со второй попытки удалось дозвониться в секретариат "Всесоюзного астрономо-геодезического общества" (ВАГО).
На том конце провода долго-долго шли гудки, но потом прокуренный женский голос равнодушно подтвердил, что таки да, меня взяли в члены общества, (ура-ура), но билет пришлют только на следующей неделе, так как какой-то там ответственный товарищ в отъезде, а без него поставить печать ну никак нельзя. Тем не менее, я в списках уже есть и, значит, официально состою в ВАГО. Отлично! Я практически полноценный астроном-любитель, во всяком случае у меня теперь есть формальное подтверждение.
В ВООП ("Всероссийское общество охраны природы") я дозвониться так и не смогла. Ну, и ладно, не всё сразу.
Глава 4
Еще не проорал гудок, как моя стенгазета уже скромно висела, теряясь на фоне разноцветного обилия стенгазет из других отделов. Стена пестрела красочными листами и яркими надписями к не менее ярким рисункам. Да, Тоня была права, некоторые стенгазеты были выполнены профессионально, другие — с выдумкой и размахом. Честно говоря, моя экспрессией и масштабностью особо не поражала. Я всегда страдала художественной (и не только) жопорукостью, поэтому ставку пришлось делать на содержание, а не на форму.
Газету я назвала примитивно, но ёмко: "Шаровая молния". Ниже заголовка, чуть помельче — стенгазета, посвященная Дню космонавтики. Сверху прилепила вырезанный из какой-то газеты портрет Юрия Гагарина с фирменной улыбкой и в две строчки переписала краткую официальную информацию о празднике.
Затем визуально разделила формат на несколько частей.
Первая часть у меня называлась тупо "Космос". Там я написала, что советские люди, впервые в мире полетевшие в открытый космос, потенциально могут столкнуться с такими неизвестными явлениями, как НЛО. Порассуждала о том, что же это может быть — летающий объект с пришельцами или же атмосферное явление, и существует ли вообще внеземной разум.
