кушайте, — крестьянка с улыбкой кивнула на накрытый стол.
Там, прямо на чёрствых хлебных лепёшках, заменявших тарелки, лежала просяная каша. А в центре стоял глиняный кувшин — с обычной водой.
Советник опасливо покосился на царевну. Не оскорбит ли её подобная скудость?..
Агниппа поднялась, цепляясь за очаг, и, пошатываясь, подошла к столу.
— Благодарим тебя, добрая женщина, — сердечно произнесла дочь фараона. — Мы с удовольствием разделим твою трапезу.
Облегчение мелькнуло во взгляде советника.
— Только, к сожалению, переодеться нам не во что, — заметил Мена.
— А ничего, — махнула рукой крестьянка. — Погодите-ка, я сейчас тебе одёжу сына дам, а паренёк вон, пусть в холст завернётся, я недавно соткала, ещё ничего сшить не успела. Большое полотно и лёгкое… давай, давай, деточка, не смущайся! А коль смущаешься, я отвернусь.
— Спасибо тебе, — искренне произнёс Мена. — Как твоё имя, добрая женщина?
— Катути меня зовут. Катути, — ответила женщина из сундука, в котором копалась, извлекая одежду. — На, мил человек! — сунула она в руки Мена изрядно поношенную, но чистую схенти и широкое грубое полотно.
Потом женщина отвернулась к стене, чтобы не смущать своих гостей; Агниппа юркнула за очаг, пока Мена переодевался, и, стащив с себя холодную мокрую одежду, завернулась в безразмерное полотно, как в простыню. С украшениями, что были припрятаны в рукавах, пришлось повозиться, перекладывая в предусмотрительно прихваченную дорожную сумку, но, слава богам, хозяйка ничего не заметила.
Советник быстро покончил с переодеванием, и, хотя царевне было непривычно видеть этого великого воина и знатного вельможу лишь в схенти, девушка, сдержав хихиканье, прошла к столу, пока Мена развешивал над очагом их вещи.
— Мы готовы, Катути, — позвала она хозяйку, когда старик вернулся.
— Ну, давайте есть! — улыбнулась крестьянка, с предвкушением потерев ладошки. — Не взыщите: как говорится, чем богаты!
Агниппа ела с небывалым аппетитом, уплетая холодную кашу за обе щёки, и Катути, облокотившись на стол и подперев голову рукой, с нежностью смотрела на это.
— Оголодал-то как, бедолага… Откуда ж вы так едете-то?
— Из Ниута, — бесхитростно ответила царевна, прежде чем Мена успел открыть рот.
— О-хо-хо, не близко… — вздохнула женщина. — А у меня вот сынок в Мен-Нефер сейчас, на заработки подался. — Катути поморщилась. — Пьяница несчастный… поди, опять всё пропьёт, все мы в долгах из-за него… — она встряхнулась. — Что это я вас глупостями извожу? Устали ведь, горемычные? Давайте-ка спать! Ты, мил человек, на сундуке поспи, а мы с мальчонкой у очага, на циновочках.
— А что ж ты сразу двери не открыла, Катути? — внезапно спросил Мена.
Женщина поморщилась, отводя глаза.
— Да так… мало ли… кого в такую непогодь принести может.
Мена чуть нахмурился, но ничего не сказал.
Агниппа, сладко зажмурившись, потянулась, и впрямь похожая на мальчика со своей короткой стрижкой. Волосы медно блеснули в свете очага.
— Ой, и в самом деле, папа, давай спать. Я с ног валюсь!
Старый солдат улыбнулся, все вышли из-за стола, и вскоре в маленьком домике воцарилась полная тишина: люди сладко спали, а за стенами плакал ветер и шуршал дождь по старенькой крыше…
Часть 1. Глава 4. Домик на обрыве (продолжение)
Агниппа проснулась от радостных возгласов.
— Да как же это? Да не надо было… Благослови тебя боги!
— Это лишь небольшая плата за твоё гостеприимство, — негромко ответил голос Мена.
По губам девушки скользнула улыбка. Потянувшись, царевна резко села, мотнув головой. Без привычной тяжести волос, кажется, можно было взлететь.
— А, вон и мальчонка проснулся, — улыбнулась хозяйка. — Ну-ка, вставай, пойди умойся — и к столу. Умывальник на дворе, за коновязью. Там же и сарайчик нужный, если что.
Нужный сарайчик и правда требовался. Улучив минуту, когда Мена отвлёк хозяйку, Агниппа натянула высохшую одежду, которую советник предусмотрительно положил в изголовье своей госпоже, и встала.
Хлипкий стол, отроду не видавший разносолов, сейчас заполнили яства. Нежный сыр, варёное мясо, молоко и финики, а главное — свежий хлеб!
— В деревню прогулялся с утра, папочка? — невинно осведомилась царевна.
— Ух ты, какой догадливый, — весело хмыкнул Мена. — А ну, давай-давай, ноги в руки, и не заставляй нас ждать. Брысь умываться!
— «Брысь умыва-аться!» — сделав большие глаза, со смешком передразнила Агниппа, поцеловав советника в морщинистую щёку. — Ой, какие мы строгие…
Катути чуть нахмурилась и внимательно вгляделась в Агниппу. Не заметив этого взгляда или не придав ему значения, девушка, смеясь, выпорхнула во двор.
На земле темнели лужи. Небо звенело высью, невозможно, немыслимо прохладное: жара, оглушённая вчерашним ливнем, ещё не набрала силу. Воздух, прозрачный, как ледяной ключ, казалось, можно было пить, черпая полными горстями.
Нил, ещё мутный и всклокоченный, стремительно мчал свои воды под самыми мостками, унося к Дельте щепки, ветки и прочий мусор, сброшенный бурей. Солнце блестело на волнах.
Вдохнув полной грудью это сияние, Агниппа зашла за коновязь. И, бросая пригоршни воды на лицо, не таясь, смеялась.
В этот самый момент её могли бы уже вести к жертвеннику…
Но впереди ждёт роскошный завтрак — и дорога.
И целая жизнь…
Покончив со всеми делами, юная царевна вприпрыжку вернулась в домик.
Мена и Катути уже сидели за столом. Советник с набитым ртом только кивнул девушке на свободное место и потянулся за кувшином, налить себе молока.
— И мне, и мне! — падая на хлипкий табурет, выдохнула она.
— Ещё и тебе… — проворчал старик, наливая Агниппе полную кружку. — Свои руки отсохли, что ль?
Девчонка проказливо показала ему язык — и налегла на финики. Она с детства их обожала…
Мена только покачал головой.
Царевна шутила и смеялась без удержу, и старый воин, не тая нежности, смотрел на неё, подкладывая всё новые и новые кусочки.
— Мне хватит! — протестовала девушка.
— Наедайся, впереди долгий путь…
— А далеко ли вы едете? — осведомилась Катути.
На сей раз Мена опередил свою приёмную дочь.
— До Мен-Нефер[1], -
