и тенденциями.
Вот например…
Я опять пролистал только что просмотренный томик. Где же? А, вот.
«… в конце 19 — начале 20 века обычай состязаний в кулачных боях и борьбе бытовал по крайней мере в 324 уездах 62 губерний (областей), отмечен в 39 губернских городах, включая обе столицы, в 60 уездных и 16 заштатных городах…».
В книге и подробнейшая таблица на девяти листах имеется. Там все эти шестьдесят две губернии и области Российской империи обозначены, по уездам поделены. Причем, даже понять из неё можно, где чаще кулачные бои бывают, а где больше борются. Как раньше было, а как теперь. Кто-то здорово постарался. Такой огромный материал обобщил.
Так, где, наша-то, Вятская губерния…
Я так подумал и залип… Во, здешний мир и время я уже своим считаю… Приплыли…
Да, ладно…
Вдохнул, выдохнул…
Подышал, как Павел Павлович учил. Медленно и не не торопясь. В особом ритме.
В себя пришел.
А, помогло дыхание-то… Работает система обучения бузе Павла Павловича! Ну, по крайней мере в данном аспекте.
Он ведь, все эти годы не просто описывал про бузу то и сё, Павел Павлович собственную систему подготовки бузника разработал. На себе её испытал, и вот — на мне опробует. Парнишек из села ему, понятное дело, никто не доверит обучать. Этим их отцы, деды и старшие братья занимаются. Иногда — матери. Павел Павлович мне шепнул по большому секрету, что есть тут и среди женщин такие мастера… Взять ту же Евдокию Федора. В плыне почти любого мужика порвёт походя…
Так, где, таблица-то…
Я опять полистал томик.
Вот. Архангельская, Вологодская, Вятская губерния… Наша, у Павла Павловича даже карандашной галочкой отмечена. Смотрим теперь по уездам.
Оказывается, главные драчуны в Вятском уезде проживают, затем по кулачкам Орловский идёт, за ним — Глазовский. Про наш уезд что-то ничего не прописано. Хорошо Федор шифруется…
Хотя, и про нас есть. Пишут какие-то столичные умники, что в вятских краях игра в войну бытует. Наш уезд упоминают. Участники де той войны-игры на две партии делятся и воюют. Каждая партия выбирает из своей среды предводителей, зачастую борьба которых и решает исход войны. Побежденные отвешивают поклон победившей партии и народ расходится…
Как же… Игра в войну… Хорошо играют. Павел Павлович мне рассказал, как Федор с высоковским атаманом в войну поиграл. Убил его одним ударом. Потом ещё Агапит в игру вступил. До самой весны потом играли с переменным успехом наши и высоковские. Последствия игры мы с фельдшером и перевязывали, шили, вправляли… Только недавно, по свежей травке и замирились.
Я на ходики на стене посмотрел. Скоро выходить. Плын тренировать.
Так-то я его под руководством Павла Павловича тренирую. Без гармошки. Он ладонью по столу ритм выбивает, а я поперёк ритма ломаться пытаюсь. Немного и получаться начало. В ладонях уже чуток иголки покалывают. Это верный признак, что начало у меня получаться.
Ну, и в амбар к старшей вятке-беседе, к парням я не так давно начал похаживать. К мужикам, по словам Павла Павловича, мне пока рано, а к парням уже можно. К осени, может быть, если всё ничего и к мужикам он меня выпустит. Система подготовки фельдшера оказалась рабочей, что тут годами осваивают, у меня на это месяцы ушли.
Дождика сегодня не было и я почти в чистых сапогах до амбара добрался. Там уже гармошка играет, хоркают, частушки слышны.
По деревнюшке идем
На середку хоркаем.
Кто навстречу попадет,
Все равно набухаем…
Хоркают парни плохо. Вот Павел Павлович хоркает… Так, что потроха холодеют. Это у меня. У хорошего бузника от чужого хорканья только больше задора становится. Я пока настоящего хорканья пугаюсь, а со временем оно, как Павел Павлович говорит, раздухариться мне помогать будет. Каждая жилочка преддраковым соком наполняться от хорканья начнёт, в затылке защекочет.
Парни только хоркать учатся. Расхрабрились тут без старших…
Хорканье, это такой гортанный звук, как бы хрюканье напоминает. На вдохе хоркают перед дракой или ударом. Павел Павлович говорит — хоркать, это хуже мата.
Атамана у нас нету,
Но и я не атаман.
Разбегайсь к едрене фене,
Эх, беседа по домам…
Глава 22 В амбаре
Заиграйте мне «под драку»,
Пора драку начинать.
Неприятели собрамшись,
Хочут головы ломать…
Совсем не в лад с гармошкой неслось из амбара.
Хорошо гармонист играет. Это, на мой взгляд. Мужики же, сейчас гармонистов слушая, а их в селе и по союзным деревням много, только головами качают. То, да не то…
Поломаться, поломаться,
Поломаться хочется.
А сказать-то и по правде,
И подраться хочется.
Егора вспоминают. Вон, когда его зарезали, как они взъелись.
Павел Павлович говорит, что Егор-гармонист мог кураж сильный дать. Только растянет меха, начнёт струиться мелодия, как накатит… И ещё — границу он видел. Воевали-то не часто. Больше ломались, вот как парни сейчас — среди своих. В бой как бы только играли, связку коленец до конца не доводили. До определенной черты доходили и всё. Ломание со своими должно мирно закончится. А, плын-то никуда не девался…
Это чей паренек,
Выдает коленца.
Не досталось бы ему,
Осинова поленца!
Вот, Егор-гармонист и видел, от кого свет и сила только исходит, а из кого в плыне зло начинало выглядывать, агрессия нос придумала высовывать из-за пограничья. Кто чуял, рассказывал, что даже стоять рядом с такими становилось страшно. Но, чуявших таких редко встретишь, а Егор чуял. Сразу игру свою обрывал. Кивал на такого мужика или парня.
— Хватит. Уберите его. Покалечит ещё кого, он в Бога-то никогда не веровал…
Эх, играй, играй, гармошка,
Покуда не разбитая,
Эх, гуляй, гуляй, головушка.
Покуда не убитая.
Сберегал Егор своих от беды. За это его и ценили.
Сам мужик или парень, что чуть за кромку не ушёл, потом долго Егора-гармониста благодарил. В плыне бузник здесь, но кромочка-то рядом. Плын — это не игра в бирюльки… Дело весьма тонкое.
Заиграла хромка громко,
Двадцать пять на двадцать пять.
Наша маленькая шаечка,
Заухала опять…
Я прибавил шагу. Начали уже парни. Опаздываю что-то я. Они уже размялись, разогрелись, а я пока — холодный.
Толкнул дверь амбара. Вошел.
Гармонист в углу на лавке, а парни уже в кругу.
Деревенька близко к лесу,
Комары зажалили.
Три недели не дралися— -
Кулаки заржавяли.
Мне место дали. За чужого уже не считают. Спасибо Федору и Павлу Павловичу. Ну, да и от самого меня тут в селе зла нет…
Меня здесь даже берегли. Понимали, что из меня за боец. Я не обижался.
Захотели меня вдарить,
А я не думал убегать.
Не такой вменя характер,
Эх, чтоб поганых уважать.
Ага, вот и первый пошёл… В круг парень выскочил, долго не думая, тому, кто супротив оказался, знак дал — выходи. Тот не проробел, вышел. Парни начали толкаться, пытаются друг друга переиграть, сбросить толчок друга-противника, самому так толкнуть, чтобы соперник упал.
Оба устояли. Разошлись. Тут же им смена уже наготове…
Ох, за нашим, за двором,
Стоят колышки снопом.
Стоять устали — засвистали
Хвостались резво с братаном…
Мне потолкаться очередь пришла. Устоял я. Во как! В прошлый раз упал. Растёт мастерство…
Гармонист играл и играл. Не меньше часа мы уже ломались. Вот в кругу один из парней не выдержал и ударил своего же из вятки-беседы. Похоже, не в полную силу. Тот, как будто, того и ждал. Я бы, со своими домашними понятиями, скорее спаррингом это назвал.
Всё. Больше следующие уже не толкались. Спарринговали.
Бойцы меняли друг друга. Меня не вызывали. Ну, не очень и хотелось…
В деревеньку мы заходим,
Ты, товарищ, не зевай.
Оловянную перчаточку
На ручку надевай.
Я, как учил Павел Павлович, в три глаза за парнями смотрел. Кто и как коленца откалывает. Это тоже учёба для меня. Важная. Даже пару раз огрехи заметил.
Так три часа пролетели. Это я уже позже, на фельдшерском пункте по ходикам увидел. Даже и спать не хотелось. После ломания мой организм как будто силами накачали. Такой вот парадокс.
Глава 23 Вятка и война
Я весь ушёл в бузу, происходящее в большом мире меня как-то мало теперь интересовало…
