в волейбол.
На большой перемене позвонил товарищу инструктору райкома ВЛКСМ. Вилена не только взяла трубку, но искренне обрадовалась мне. По крайней мере — мне так показалось.
— Ну как прошла поездка? — спросила она.
— Великолепно! — не покривив душой, ответил я. — Жаль, что тебя с нами не было.
— И мне жаль, — вздохнула она.
— А как твоя поездка в обком партии?
И тут она замялась.
— Конечно, это была очень важная поездка, но…
— Что — но?
— Это не телефонный разговор.
— Хорошо, — сказал я. — Давай встретимся.
— Если можно — завтра.
— Ну завтра, так завтра. К часикам к пяти я заеду к тебе на работу.
— Я буду ждать!
— Вот и договорились.
Положив трубку, я отправился в столовку. Подсел за столик к Карлу. Тот радостно сообщил мне, что ремонт клуба практически закончен.
— Осталась разная мелочь, светильники надо установить. Ну и оборудование как-то приобрести.
— Приобретем, — сказал я. — Составь список.
— Хорошо.
— Кстати, у меня для Эммы Францевны будет еще один заказ.
— Ого! Интересно — какой?
— А вот пригласишь в гости, расскажу о своей задумке.
— Ты можешь прийти даже без всякого приглашения, — сказал Рунге. — Только захвати Вилену.
— Что, понравилась?
— Только как твоя невеста.
— Тогда, если не возражаешь, завтра, часиков в шесть.
— Не возражаю. Мы с Гретхен будем ждать.
— Слушай, все хотел спросить… Почему ты называешь супругу «Гретхен», если она — Эмма?
— А-а, это со студенческих времен повелось, — усмехнулся Карл. — Эмма играла в инсценировке «Фауста» Маргариту, по-немецки ласково это будет Гретхен… Вот я так ее с тех пор и прозвал.
— Понятно, — кивнул я. — По-моему, ей оно очень идет.
— Спасибо!
— Тогда — до завтра!
И мы с ним расстались. Прозвенел звонок. Последний на сегодня урок я провел у родного восьмого «Г». Все двадцать семь человек пришли. Ни один не притворился больным или не выспавшимся, после поезда. Молодцы.
— Ну что бойцы? — обратился я к ним. — Как самочувствие?
— Бодрое! — ответили они.
— Тогда готовьтесь. В воскресенье у нас вылазка к Чертовой башне. Если, конечно, погода не подкачает. А теперь давайте заниматься.
Не знаю, насколько правильный педагогический прием я применил, но предчувствие новых приключений воодушевило пацанов на исполнение рутинных обязанностей по учебе. После звонка ко мне подошел Кривцов.
— Сан Сеич, — сказал он. — Я хочу испытать Медный Ключ.
— Любопытно, а как?
— Да вот там же, в Чертовой Башне. Если там есть что-то ценное, он либо укажет, либо нет.
— А если — ценное есть, а Ключ все-таки не укажет?
— Значит — это не настоящий Ключ.
— Логично, а… нельзя его проверить ну на каких-нибудь колечках или сережках?
— Я проверял, — отмахнулся Толик. — Не срабатывает, но думаю, это потому, что я ведь точно знал, что они есть и где лежат.
— Возможно, — сказал я. — Тогда проверим в воскресенье. Я думаю, что теплофорный снаряд, ценнее даже золотых сережек. И уж если Ключ укажет на его местонахождение — это станет самой надежной проверкой.
— Вот и я об этом подумал, — проговорил Кривцов.
— Ну тогда до завтра! — сказал я. — Маме привет!
— Не буду я его передавать, — насупился пацан.
— Это еще почему?
— Мама сердится, а потом плачет…
— Надеюсь, ты не считаешь, что я в чем-то виноват перед ней?
— Нет, — угрюмо покачал головой Толик и добавил: — Хотя было бы клево, если бы вы стали моим папкой, пацаны бы усохли от зависти, но не срослось.
— А Володьке кто-нибудь завидует? — спросил я.
— Ну дык! — хмыкнул Кривцов. — У него такой брательник!
— Да вы все для меня, как братья, — пробормотал я.
Пацан поднял голову и посмотрел мне в глаза, словно спрашивая, не для красного ли словца я все это говорю? На такой взгляд надо было отвечать таким же — честным и открытым, без единой капли лукавства. Ну так я и в самом деле верил в то, что сказал. Они все были для меня младшими братьями. Толик кивнул, словно убедился в том, что я не вру и хотел было уже ускакать, но я его еще задержал немного. Был один вопрос, который не то, чтобы не давал мне покоя, но иногда всплывал в памяти.
— Осенью, во время похода, Макаров назвал тебя Тимохой… Почему? Ты же — Толик?..
— А-а! — рассмеялся он. — Я же — Тимофеевич, то есть — Тимохин сын… Отсюда кликуха такая…
— Понятно! Ну беги!
Он убежал, а я потопал следом. На сегодня дел у меня не было, надо было лишь заскочить в магазин и купить себе жратвы. Я вышел из школы и не успел сделать нескольких шагов, как рядом притормозила машина. Знакомый «Мерс». Из него вышел «автомобильный бог».
— Александр Сергеевич, — произнес он. — Вы очень торопитесь?
— Да не очень…
— Есть разговор.
— На тему?
— На тему наших общих дел.
— Это понятно, — кивнул я. — А конкретнее?
— У нас серьезные проблемы, — сказал Коленкин. — Говоря «нас», я имею в виду и вас — тоже.
— Ну что ж, почему бы не поговорить, — сказал я, открывая пассажирскую дверцу.
— Поедем в кабак, к хозяюшке, — проворчал Митрофаныч. — Там самое надежное место.
Он вдавил в пол педаль акселератора и иномарка, визжа не советскими покрышками, рванула вдоль улицы. Куда он спешит? На тот свет?
— Что стряслось-то?
— А ты точно не знаешь? — спросил «автомобильный бог», снова переходя к прежней манере общения.
— Знал бы — принял меры.
— Охотно верю, — пробурчал Коленкин. — Ну ничего, у тебя будет еще такая возможность.
Через пять минут мы вошли в обеденный зал кабака для городской элиты, заставленный столиками под уютными торшерами. Нас встретила Лиза — мать Толика. Она была приветлива, но холодна. Мне невольно вспомнился сегодняшний разговор с Кривцовым. Хозяюшка повела нас с Митрофанычем к столику возле окна, по которому стекала тонкая колеблющаяся пленка дождевой воды — погода все-таки испортилась. Кроме нас, других посетителей не было.
Вернее — я так
