— Потом вышел к железной дороге на Тегеран возле Казвина. Коню что, ему бы травка да речка, голодным не останется. Пришлось ночью в дом на окраине залезть, разжился лепешками с бараниной. Повезло. Магометане собак, почитай, в жилище не держат, нечистое животное. Отары охранять — пожалуйста, а чтобы в доме — ни-ни, оттого брех и не поднялся. Поехал на восток, вдоль чугунки — держался в отдалении, но старался колею из виду не терять. Попался уже под Тегераном, в Исламшехре.
— Скажите спасибо, что кому надо попались, — проворчал товарищ посол. — И Особый отдел нашего Исламшехрского гарнизона мигом доложил… Надо отдавать себе отчет, особое положение, с англичанами вроде уже война, а вроде еще и нет. Могли и шлепнуть как шпиона, несмотря на подлинные документы.
— Так значит, война?
— Скорее всего, да. То, что они натворили, дипломатическому урегулированию не подлежит. Товарищ Молотов ясно сказал: подлый удар в спину СССР со стороны Великобритании и ее польского союзника не оставляет советскому руководству выбора.
— «Ее польского союзника», — повторил Шмулевич. — Не нашего общего союзника, а строго британского. Положеньице…
— Это смотря у кого положеньице, — зло рыкнул Смирнов. — Мало Лондону фашистов было? Так еще по собственной дурости захотели с нами насмерть перессориться? За проливы испугались, поганцы! А парад РККА в Дели не хотите?!
— Что? — Шмулевич ушам своим не поверил.
Если рассудить здраво, из Персии открывается прямой путь в британскую Индию.
— Это я так, к слову, — недовольно поморщился товарищ Смирнов. — У нас недостает сил, даже чтобы выбить англичан из Басры или Бушира: всё, что есть, брошено на оборону Азербайджана и в восточную Турцию. Поляки, сволочи, Ленкорань и Астрахан-базар взяли, под угрозой Баку. Вы осознаете, каковы могут быть последствия?
— Осознаю, — кивнул Шмулевич. — Самоубийственная атака, целиком в польском духе. Они там загнутся без снабжения и авиаподдержки.
— Загнутся, но сколько напакостить успеют? Хуже другое, товарищ майор государственной безопасности. Красноводск и Транскаспийская железная дорога, которую мятежные польские части перекрыли. Пока подтянутся наши тыловые дивизии из Туркестана — от Сталинабада и Самарканда путь неблизкий…
— Много их там? Поляков?
— Почти дивизия, полностью вооруженная и экипированная. Ждали отправки в Персию. Туркестанские поставки фронту перекрыты. Временно, конечно, но как надолго? У нас бельмом на глазу Тамань торчит! Потеряем бакинскую нефть, немцы могут и за Сталинград отыграться!
— Ну-ну, не всё так плохо, — возразил Семен Шмулевич. — Наверное.
— Наверное… — совсем уж недипломатично передразнил Смирнов. — А ленд-лиз? Через один лишь порт Бендер-Шахпур в Персидском заливе в сутки проходит больше двух с половиной тысяч тонн грузов! Общий объем транзита через Иран только в январе этого года до пятидесяти тысяч тонн! Американцы, несмотря на все сложности, поставок не прекращают, но англичане начали повально саботировать транзит, выставляя условия: или уходите из Турции, или… А, да что говорить! Лучше два Гитлера, чем такие вот «союзники»! Скорее всего, теперь бывшие.
— Гитлеров-то нынче и вовсе ни одного, — понизив голос, сказал Шмулевич, более для себя, чем для товарища Смирнова. — Повывелись, вот досада. Кхм… Англичане что же, разве не уразумели — теперь не только у немцев война на два фронта, а у них самих? Блистательное достижение.
— Нам от этого не легче. Тем более, единственный театр, где Красная армия сейчас напрямую соприкасается с британцами, — здесь, в Иране. Причем активных действий не способны предпринять обе стороны: англичан слишком мало, а РККА сосредоточены на севере и западе, ведут операции против турок с поляками. Ох и история… Проливы, будь они неладны! Будто свет клином сошелся!
— Возможно, и сошелся, — так же задумчиво ответил Шмулевич. — Попробуй у Североамериканских Штатов Панамский канал отобрать — в порошок сотрут. Растопчут в месиво и не погнушаются сапоги запачкать. Разрешите, товарищ Смирнов, изложить доклад в письменном виде?
— Безусловно. Вас устроят в посольстве, ни о чем не беспокойтесь. Охрана тут надежнейшая, армейская. Англичан и оставшиеся подразделения Андерса в Тегеране пришлось интернировать, так что дальше подличать им не выйдет!
— Интернировали? — протянул Шмулевич. — И впрямь война. Ничего не попишешь.
* * *
Вечером Шмулевич, смущаясь и даже чуть краснея, сходил к мечети возле советского посольства.
Отроду не был суеверен, а тут вдруг накатило.
Поймал толстенького муллу в расшитом халате и тюрбане. Всучил десять червонцев, полученных от Смирнова «на первое время». Сказал по-русски:
— Это тебе, считай, от Ардашира из Пехлеви. Ардашир, ясно? И Аллаху этому вашему.
Ткнул пальцем в небо. Повторил — «Ардашир».
— Помолись. Понял?
— Понял, — на чистейшем русском ответил мулла. — Я из Бухары. Двадцать лет тут живу. Ступай с миром, добрый человек. Всевышний отметит тебя.
Мулла деньги взял, сунул за пояс халата. И дальше пошел, оставив Шмулевича в некоторой растерянности.
* * *
Отдохнуть и суток не получилось. В выделенную Шмулевичу скромную комнату утром следующего дня ворвался взмыленный — иного определения и не подобрать — товарищ Смирнов.
— Собирайтесь безотлагательно! Мы сообщили о вас в Москву, пришла ответная телеграмма: майор Шмулевич экстренно отзывается из Ирана в личное распоряжение наркома НКВД! За подписью комиссара госбезопасности первого ранга товарища Меркулова!
Шмулевич призадумался. В грозовые тридцатые эдакий «спешный отзыв» с заграничной работы зачастую означал самые неприятные последствия с оргвыводами и, в лучшем случае, путевку куда-нибудь за Урал лет эдак на двадцать пять. Однако теперь обстоятельства совершенно, принципиально другие.
Перво-наперво — захотели бы устранить, сделали бы это еще в Москве, а не отправляли в Персию.
Во-вторых, таким вопросом не стал бы заниматься лично начальник Первого отдела НКВД СССР, чересчур мелко для товарища Меркулова!
В-третьих, формулировка «в личное распоряжение наркома» тоже наводит на размышления: желай Берия наказать за провал в Пехлеви (в конце концов, Шмулевич был там обычным сотрудником, а не руководителем резидентуры!), повод к возвращению в Москву нашли бы совсем другой…
Ничего не попишешь, приказ есть приказ. Посольским «Дугласом» из Тегерана до казахстанского Гурьева. Там через час на второй самолет, в Горький. На аэродроме Стригино под парами стоял третий борт — в Москву, к знакомому летному полю в Измайлово.