«И хоть есть чем нам гордиться, отдых команде просто необходим! Вначале, первую пару недель, никто всей серьезности и не понимал. И никакие командировки и пострелушки тут не помогли бы. Масштаб войны не тот… Да и сама ситуевина, чтоб хренак – и на полсотни лет назад, бредом отдавала. Потом пообтесались, пообстрелялись, адреналинчик попер – и все, как один, «хероями» заделались… А война – штука нудная, тут не искрение со звездением нужны, а четкое планирование и размеренная работа. Пока была большая цель, все работали на нее. Плотно, не отвлекаясь. А сейчас мы как бы подвисли – вроде что-то делать надо, а что – никто точно не знает. И опасности непосредственной, казалось бы, нет, но в том-то и закавыка. Ребята вразнос пойти могут. И эйфория от неслыханного успеха, и пар, накопившийся от непрерывных нервяков, на крышку давит… Так что, если до завтра серьезную задачу большинству личного состава не найду, беда может приключиться! С другой стороны – грех на парней наезжать. Держатся молодцом! И слаженность, и инициатива присутствуют. Знать, не зря столько лет вместе…
Через открытое окно с улицы донеслась какая-то невнятная перебранка, и Саша, опершись на подоконник, выглянул наружу.
Зрелище было вполне себе запоминающееся – по улице гордо вышагивал Антон, всем своим видом демонстрируя несокрушимую мощь германского вермахта, а вслед за ним ковылял незнакомый Куропаткину пожилой, лет под пятьдесят, мужик, которого каждую пару шагов подгонял несильным тычком в спину Лешка Дымов. Если судить по шаткой походке пленного и общей скособоченности фигуры, знакомились парни с ним, не особо церемонясь. И руки за спиной стянуты, что тоже недвусмысленно указывает на бурную встречу.
Подавив желание громко поинтересоваться, что за гуся они приперли, – конспирация как-никак, Куропаткин просто махнул рукой, показывая, что он на месте.
Пока «шалые коты», как он именовал про себя друзей, поднимались на второй этаж, Саша успел свернуть карту и привести себя в надлежащий вид, то есть накинуть мундир. Застегиваться он, впрочем, не стал – чай, не генерала с инспекцией встречает.
Первым в класс проскользнул Арт, вытянулся, щелкнул каблуками и, широко улыбнувшись, выпалил скороговоркой:
– На разъезде взяли путевого обходчика. Местный. Твердо стоит на большевистской платформе. Беспощаден к врагам Советской Родины. Вязки и тычки – для маскарада. Заводить?
– Погодь мальца. – Присев на парту, Саша вытряхнул из пачки немецкую сигаретку. – А чего он перекособоченный такой, если для маскараду?
– Вышло небольшое недопонимание, командир. Ну, я его и того…
– С ноги, что ли? – Проницательность проявить никогда не вредно.
– Так точно! – Антон вытянул из опрометчиво оставленной на парте пачки сигарету и тоже закурил. – Мы его на вшивость слегка решили проверить: я окруженца изобразил, всего такого героического и слегка поранетого. Дядько впустил сразу, а потом штанцы немецкие разглядел – и за топор, то есть за молоток, если быть совсем точным. Пришлось успокаивать.
«Опять Тоха инициативничает. Взял и на голом месте операцию по внедрению решил провести… А ведь только очухался. За ногу его, что ли, к столу привязать? А если в обрат посмотреть – удачи и соображалки ему не занимать. Может, и из этого обходчика-патриота чего ценного надоим. Хотя какой «может»? Он же обходчик – всю «железку» верст на тридцать окрест знает!»
– Ты, товарищ старший лейтенант, сходи-ка пока за Сергеичем.
– Как скажете, товарищ большой начальник! – «Отличившемуся бойцу всегда необходимо поощрение». Это нехитрое правило Александр усвоил, еще когда только стал командиром группы двадцать с лишним лет назад. И с тех пор старался его никогда не нарушать, как, впрочем, и другое: «Виновный должен быть всегда наказан». И пусть зачастую награда была не больше командирской сигареты или возможности немного попаясничать, а наказание не превышало трехминутного матерного «внушения», но правило есть правило.
– Иди уж, добытчик.
«А если по-честному, то немногие из нас так вросли в войну, как Тоха, – подумал Александр, глядя в спину подчиненному и другу. – И хамства дембельского в меру, и инициативы, и, если так в данном случае сказать можно, чуткости душевной. Песенки его, что уж тут скромничать, помогли хорошо. Да и помогают… А ведь раньше стеснялся, только в хоре рот открывал да после пары стаканчиков… Забавно все-таки, как передовая людей меняет. Хотя какая, к чертям, передовая? До «передка» нам как до луны! Впрочем, если о переменах, то я и сам хорош, млин. Сейчас и вспомнить-то смешно о первых днях. С мостом у Боублей, тем, самым первым, лопухнулся так, что и сказать кому стыдно. Формулы-то саперные за давностью лет из головы выветрились, да и привык по службе с «ленточками» пластита больше дело иметь и со всякими вкусностями из арсенала спецов конца двадцатого века, так что заряд в тот раз рассчитал не совсем верно. Точнее, совсем не верно. Красиво, конечно, когда досточки по округе, словно птицы, летают, но килограммов пять лишних как минимум тогда истратили. Но всего не упомнишь, тем более что и специализация в группе была другая. Это только в американском кино крутой спецназовец и «Боинг» стотонный может без треволнений и посторонних советов мягонько посадить, и завод в щебень разнести, использовав пяток ручных гранат, и Брюса Ли на ринге запинать. В жизни так не бывает – у каждого свой конек. Слава КПСС – у нас уже свои таланты подрастают. Причем именно подрастают, а не на советских заготовках живут, вроде нас со Старым. Антошка, несмотря на внешнюю безалаберность, в неплохого штурмовика вырос, причем что руки, что ноги, что голова не из задницы растут. Ну, ноги… откуда положено, оттуда и растут… Алик тоже раздухарился – хоть сейчас аналитиком в штаб дивизии сажай, а то и армейский… Да и «местные», стоит признать, стадию слаживания уже прошли…»
– Что тут стряслось? – Бродяга нарисовался на удивление быстро.
– Местного обходчика добыли.
– Решил все-таки за «железку» взяться?
– Ну не все же курортничать! Да и сам про первую заповедь командира помнить должен.
– Я, Саш, и не спорю. Что Тотен про обстановку говорит?
– Муть и туман. По срокам Гудериан вроде на юга податься должен, а из имеющихся данных хрен поймешь. Да и Гитлер от огорчения мог ту директиву не подписать, а торжественно от нее погребальный костер Генриха запалить.
– Ну, костер мы ему так и так устроили.
– Это точно, – Куропаткин усмехнулся. – Но на охоту сходить охота! Что по поводу местного «бугра» сказать можешь?
– Сука он редкостная. Немцев обожает до визга и мокрых штанишек. Городской, не местный. Какие у него завязки в райцентре есть, сказать пока не могу – всего день стоим.
