Дарника это ничуть не задевало.
— Это вы все время боитесь себя перед кем-то уронить. А тот, кто никого не боится, тот и вашего смеха не испугается.
Время шло, и Сечень как-то обронил, что не следует дожидаться соединения всех ирхонских войск, а лучше разбить их по отдельности. Рыбья Кровь согласился с главным тысяцким, только решил сделать несколько иначе, чем тот предлагал. Выехал с дальней разведкой вверх по течению Славутича и нашел там место, где русло реки раздавалось особенно широко, следовательно, несло свои воды наиболее неспешным образом. Вернувшись к стойбищу, князь приказал срочно готовить к зимнему походу оба передовых полка. Повел их к намеченной переправе сам, поручив Сеченю с остальными тремя полками охранять орду.
Когда войско подошло к переправе, там уже лежал тонкий лед. Прождали еще одну особенно морозную ночь и с утра, еще по темноте, начали переправу на правый берег, Вперед пошли сани, за ними пешцы, замыкали колонну конники, ведя в поводу своих лошадей. На правом берегу отдыхать не стали, пошли дальше в степь, а через пяток верст свернули на юго-запад, чтобы незаметно миновать приречные селища и зимовья. Все дальние дозорные были переодеты в трофейную ирхонскую одежду с их характерными остроконечными шлемами с масками-личинами. От местных словен они уже знали, где собираются перебираться через реку правобережные степняки, и, взяв с собой проводника, двигались почти не плутая.
Множество лесистых холмов и оврагов затрудняло путь, и совсем незаметно к противнику подкрасться не удалось, зато у передовых сотен хазар был строгий приказ атаковать ирхонов без всякой задержки, дабы не позволить им как следует построиться. Это и решило исход схватки.
Стан ирхонов в широкой долине между холмов лишь условно был окружен редкими повозками, поэтому никаких препятствий для хлынувших сверху хазарских всадников и саней с пехотинцами не возникло. Не беда, что у нападавших самих не имелось должного строя. Неопытные пастухи инстинктивно прижимались к своим десяткам и ватагам, поэтому выглядели более сильными и умелыми. В стане ирхонов было немало женщин, которые криками и метаниями только еще больше сбивали с толку своих воинов, те то бросались им на защиту, то искали свой крупный отряд, к которому бы хотели присоединиться. А ватаги хазар между тем заполнили весь стан и прибывали и прибывали. Нескончаемый поток уже пеших пастухов и подносчиков казался в несколько раз многочисленней, чем был на самом деле. И ирхоны, почти не оказав сопротивления, кинулись разбегаться во все стороны.
Рыбья Кровь с арсами и воеводами невозмутимо наблюдал с холма за происходящим.
— Надо преследовать ирхонов или нет? — Эктей проявлял нетерпение, желая возглавить либо преследование, либо отход.
— Пусть твои воины сами разберутся, что им следует делать, сейчас им лучше не мешать, — не отпустил его от себя князь.
Когда последние сотни спустились в долину, за ними последовали и военачальники. Юрты ирхонов больше напоминали конусообразные шалаши, их было три или четыре сотни. Даже если в каждую из них запихнуть по шесть-семь воинов, все равно получалось не больше двух тысяч человек, — подсчитал Дарник.
— Направь пять ватаг во все стороны, — сказал он сотскому-липовцу. — Ищи, где-то может быть еще такой же стан.
Несмотря на видимость большого сражения, убитых оказалось не столь много. Немало было раненых и пленных. Но главной добычей стал весь обоз и до трехсот женщин — жен и наложниц ирхонских воевод.
— Как делить будем? — Это интересовало сейчас хазар больше всего.
Короткий зимний день быстро превращался в сумерки, и откладывать такое дело до утра разгоряченным победителям было слишком обидно.
— В каждой ватаге пусть назовут лучшего воина, ему одному женщина и достанется. Так тоже будет всегда, — распорядился князь. — А добро разделим завтра.
— У нас двести ватаг, а женщин больше.
— Сначала лучшим воинам, остальное вожакам и сотским.
Поздно вечером, когда Дарник готовился ко сну в санях-возке, к нему привели пленную ирхонку.
— Самую красивую для тебя выбрали, — сообщили арсы, сопровождавшие пленницу.
Пришлось вылезти и посмотреть, что за гостинец ему там приготовили. Высокая и, судя по всему, стройная женщина была завернута в невиданное количество пестрых тканей. Пол-лица тоже закрыто, зато большие глаза женщины буквально обожгли его взглядом-ненавистью. Только этого еще не хватало.
— Ну что, залезай, что ли? — Дарник открыл перед пленницей полог возка.
Та стояла не шевелясь.
— Быстро пошла! — подтолкнул ее один из арсов.
Ирхонка оттолкнула его руку и сама легким движением нырнула в возок.
— То-то! Приятной вам ноченьки! — И арсы удалились, очень довольные своей услугой любимому князю.
Дарник не знал, как поступить. Морозная ночь мало располагала к любовным утехам, но и отдавать кому-то другому «самую красивую» тоже было нельзя — никто не оценит его привередливости. Вот уж действительно: когда надо, то нет, а когда не надо, то сверх всякой меры! Так и не найдя для себя выхода из создавшегося положения, он сам полез в возок. Меньше всего ему сейчас хотелось вести разговоры с женщинами. Ирхонка лежала укрывшись двойным шерстяным одеялом, сжавшись в комок. Дарник забрался к ней под одеяло — ни малейшего звука или движения. Тогда он попытался чуть раскрыть на ней кокон из одежд и сразу натолкнулся на ее сопротивляющиеся руки. Ну не надо, так не надо, вздохнул князь с облегчением и повернулся к пленнице спиной. Но не заснул, остро ощущая исходящую от лежащей рядом женщины опасность. Вряд ли кто-нибудь догадался ее обыскать, думал он, а в ее платьях не то что нож, меч спрятать можно. Кстати, как потом оказалось, у красавицы Чинчей, так звали княжеский трофей, в ту ночь действительно было припрятано в одеждах четырехвершковое шило, которое она твердо намеревалась пустить в ход. Так и пролежал остаток ночи Дарник в какой-то полудреме, чутко сторожа малейшее подозрительное движение пленницы.
Едва стало светать, он уже был на ногах, занимаясь своими воинскими обязанностями.
Другого стана противника разведка не нашла, зато отыскала большой город-зимовье, где сумела укрыться часть уцелевших после разгрома ирхонов. Другая часть беглецов попыталась уйти на левый берег Славутича, да почти все провалились под лед.
Любо-дорого было теперь князю объезжать стан войска, расположившегося прямо в юртах противника. Одна победа, одна ночь с долгими хвастливыми рассказами о своем удальстве, и из ополченческой рыхлой массы к утру родилось вполне бодрое бойницкое воинство.
