Питера убегал, было как в ТУ (выделил он) войну. А тут узнал я, что два бандита — Афонька Селезень да Семён Мокрецов, которого все только по кличке Егорыч знают, — совсем уж обнаглели. Раньше-то они враждовали, а теперь-то спелись. Решили они по сёлам да деревням «пройтись». В Луковец наведались. И ведь пришли-то, гады, белым днём, когда все мужики на покосе были… К Луковцу-то я, правда, не успел. Зато пути-дороги, что на болото, где лежбище ихнее, перекрыть успел.
Григорий Андреевич немного запыхался, пытаясь не отстать от молодого полковника да ещё и говорить при этом. Клеопин, заметив такое дело, слегка сбавил шаг.
— Ну вот, — благодарно кивнул Кудрявый, продолжая рассказ. — Не дошли они до своего логова.
— И что? — с любопытством спросил полковник. — Взяли?
— Чего нет, того нет, — с притворным вздохом ответил старик. — Живыми они нам и не сдались… Так вот, пришлось всех перестрелять. Жалко, до суда не дошли… Им бы ведь ещё жить и жить.
— Ну, стало быть, не судьба им в Сибири золото мыть, — философски заключил полковник, а потом, глянув на предводителя дворянства — бывшего капитан-исправника, — расхохотался…
Полковник Клеопин и командир череповецких ополченцев зашли в трапезную первыми. Отец-настоятель как раз выгонял оттуда монаха:
— Епитимью на тебя, отрок любопытствующий, такую наложу: всю ночь сегодня с молитвой будешь на стены камни таскать. Да не со двора, что братья наносили, а с ручья. Я утречком посмотрю: если мало наносишь — ещё ночку потаскаешь. И смотри, чтобы кучки твои каменные пути на стенах не загромождали. Ну, ступай с Богом.
Инок, не пытаясь даже протестовать, только шевелил губами, как выдернутая из воды рыба. Потом быстренько убежал.
— Вот, — опередил архимандрит расспросы. — В хлеборезке пытался укрыться. Любопытно ему, видите ли… Не знает, дуролом, что в военное время, да за такое любопытство…
Скоро в трапезной собрались все командиры отрядов и даже гражданское руководство города.
— Господа, — обратился полковник. — Есть идея. Мы всеми имеющимися силами идём на Санкт-Петербург, чтобы очистить его от мятежников. Детали нужно доработать… Ну, а пока — прошу высказать своё мнение.
— Что касается соображений касательно артиллерии, — начал младший по званию поручик Налимов, — то имеющиеся в распоряжении мятежников гвардейские конные артиллерийские батареи расстреляют нас примерно за два часа. Если к ним добавить ещё и армейскую артиллерию…
— То нас сметут одним залпом картечи, — завершил полковник. — Так, понятно. Далее, господа…
Прочие господа офицеры вообще ничего не могли добавить. Собственно, и гарнизонные, а уж тем более ополченческие офицеры не сомневались, что из затеи ничего не выйдет.
— Позвольте повторить то, что я уже вам высказывал, — обратился Беляев и к командующему отрядом, и к остальным офицерам. — Я попытался подсчитать силы противника. Даже с учётом зимних утрат их не менее сорока тысяч. Не будем забывать и об артиллерии. Делать ставку на Петропавловскую крепость — нелепо. Лейб-гренадер там немного. Да и воевать со своими они вряд ли будут… Да и что это даст? Гренадер остановят на первом же кронверке двумя-тремя орудиями. Их поддержка будет иметь смысл, если Петербург атаковать с двух сторон. Тогда мятежники распылят силы. Лично я как начальник штаба и человек с немалым военным опытом остерёгся бы вступать сейчас. Нам нужно как минимум тридцать тысяч штыков и сотни две орудий…
— Абсолютно согласен со всеми доводами, — согласно кивнул полковник Клеопин. — Тем не менее…
Николай встал и прошёлся по трапезной. Всё-таки в положении «главного» есть своя прелесть, потому что более никто не имел права ходить во время совещаний.
— Итак, — начал полковник. — Затея безумная, но может и выгореть…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
ПЕТЕРБУРГСКИЙ РЕЙД
Ноябрь 1826 года
Лучший способ взятия вражеского города — сделать вид, что его никто брать не собирается! Десять лет не желал сдаваться грекам гордый Илион и, наверное, сопротивлялся бы ещё столько же, ежели бы хитромудрый Одиссей не подбросил троянцам деревянную лошадь…
Полковник лейб-гвардии егерского полка Клеопин пытался когда-то читать достославного Гомера, но большого удовольствия от поэмы слепого аэда не получил. Правда, его учитель — местный диакон Афанасий — рассказывал что-то про древнюю Элладу, но что именно, Николай уже не помнил. Отец-диакон больше напирал на сатиров, которые бегали без штанов за нимфами и дриадами. Другое дело, что Историю государства Российского в кадетском корпусе преподавали очень неплохо. А профессора вечно спорили с государевым любимцем Генрихом Вениаминовичем Жомини, внушая кадетам, что Наполеон хоть и хороший полководец, но битый, а собственный опыт забывать негоже.
Посему, вспомнив рассказ о взятии Киева князем Олегом с дружиной, переодетой купцами, полковник решил поступить соответственно. Ну, с поправкой на реалии.
Отправить по дороге всё воинство, представив купцами или приказчиками, было бы глупо. Среди мятежников, как полагал Клеопин, больших дураков не было. Зная о пропавших «белозерцах» и разгромленной карательной экспедиции Каховского, Бистром с Трубецким уже давным-давно догадались выставить если не заслоны, то хотя бы заставы верстах этак в десяти от Северной Пальмиры.
Положим, заставы они обезвредят без труда. Где-нибудь на подступах к столице, а то и раньше, наступающих встретят два полка с артиллерий. На пятьсот «белозерцев», вместе с сотней бывших сапёров и измайловцев, вполне хватит… А ежели, скажем, добавить к пехоте «временных» эскадрон-другой кавалерии…
Ополченцы и гарнизонные солдаты, составляющие главные силы «Отдельного отряда» (ух, как громко сказано!), наверное, сразу и не побегут. Может, даже попытаются красиво умереть. Только… Николаю Клеопину уже до оскомины надоело водить людей на смерть… Уж чего бы другого, а умереть-то никогда не поздно… В столицу следовало просочиться тихо и скрытно. Да и людей с собой брать немного.
В «Петербургский рейд», как назвал Клеопин своё