– А какая теория правильная? – поддразнила Коренева.
«Твиксы» застыли. Они честно не знали. А врать не хотели. Очень приятно чувствовать себя человеком, пережившим все прошлые беды без потерь. Но и в горьких словах Фридмана была своя обидная логика.
– Если бы Ефим Иосифович был прав, – протянула Елена, – мы не смогли бы принимать и растворять другие народы, абсорбировали бы нас. – Коренева помедлила. – Но удар был нанесен страшный. Поэтому и оказался неизбежен приток чужой – теперь уже родной для нас – крови. За свою историю мы только дважды так менялись. После монголо-татарского нашествия и после советского периода.
Она сделала студентам знак: идите – и те с облечением отключились.
– Хотите возразить, Лугбек? – Коренева устало глянула на последнего из пятерки.
– Не-а, – Низенький веселый парень привычно улыбнулся ей. – Вот что… я за своих скажу. Есть белый царь, мы будем ему служить. Нет белого царя, который нас жалеет…
– Жалует, – машинально поправила Елена.
– Жалует, – послушно повторил студент, – то и мы уйдем. За кого стоять? Кто нас в обиду не даст? Уйдем, клянусь Аллахом!
– Куда вы уйдете, Лугбек? – рассмеялась Елена. – Ваша зачетка у меня. – Она помахала в воздухе пластиковой карточкой со светящимися электронными графами. – Начинайте.
Лугбеку она нарочно подложила простоту. Билет № 5. Разделение властей. Парень довольно сносно изложил суть системы, при которой законодательная власть (парламент), исполнительная (кабинет министров), судебная (Сенат) существуют раздельно, не имея возможности влиять друг на друга. Император венчает пирамиду. Он может выступать с законодательной инициативой, а может наложить на принятый указ вето. Может приказать кабинету министров в срочном порядке заняться каким-нибудь делом, которое даже не стояло в повестке дня. Наконец, он может изменить приговор, хотя делает это крайне редко и неохотно: закон есть закон.
– А вот у нас было, в Темир-хан-шуре, – Лугбек сверкнул глазами, – заворовался наместник, всех подкупил, по суду ничего, Шаруков ему фамилия, помните?
Елена Николаевна кивнула. Да, она помнила эту историю. Суд не нашел злодея виновным ни в чем. Была назначена Сенатская проверка. Опять сухим из воды. Только безопасность собрала нужную информацию. Император был завален жалобами с места и вдруг своим личным решением приговорил вора к каторжным работам на хребте Ломоносова в Арктике.
– У нас даже люди на улицах плясали. Вынесли из домов столы, принесли угощение…
– А у нас было наоборот, – Коренева понизила голос. – Мэра Собакина уж так не любили, весь город перекопал! Жители его поймали, хотели по старому обычаю разорвать на развязке дорог двумя экскаваторами. Жандармы вмешались. Государь помиловал. А вот зачинщиков беспорядков закатали на Марс трубопровод строить через болота от Нового Неро до Тихой.
– Я бы разорвал, – с явным сожалением заметил Лугбек.
– У нас нет смертной казни, – напомнила профессор.
– Почему? – Юноша был явно не согласен, считая такое мягкосердечие слабостью.
– Ты можешь оживить человека? – напрямую спросила Елена. – Вот и нечего дурить. Богу богово. Император оставил за собой «кесарево». – Она досадливо глянула за окно. И так дни короткие, а из-за снега темнело едва не в четвертом часу пополудни. Метель продолжалась уже на тусклом, лишенном солнца фоне. «Мутно небо, ночь мутна…»
Профессор не успела отметить в зачетке экзамен. Что-то щелкнуло, и весь свет в аудитории погас. Отключились голограммы, исчезли мерцающие поверхности экранов. Наступила какая-то первобытная темень. Краем глаза Елена продолжала видеть улицу: в других корпусах тоже сделалось темно, и, наверное, множество голосов сразу закричали: «Чего там?», «Сапожники!!!» «Ни зги не видно!»
Ладно, у нее занятия. Но как хирурги? Детские сады? Оживленные трассы? Воображение разом нарисовало множество самолетов и кораблей без систем земной навигации, идущих навстречу друг другу. Панику пассажиров, растерянность пилотов, хаос в центрах управления. Тысячи шахтеров, застывших на глубине в остановившихся лифтах или черных тоннелях. Роботов-уборщиков, переставших раскидывать снег… Боже! Телепорты! Час пик. Миллионы недособранных людей в них.
В опустевшей без студенческих голограмм аудитории Елена ощутила холодок страха и одиночества. Она поднялась и на ощупь двинулась к двери, которую пришлось разжимать руками – теперь та не открывалась сама перед подходившим. Лестница. Еще одна дверь. Деканат.
– Галя! – неуверенно позвала Коренева. – Ты здесь?
– Я за столом, – откликнулась Резвая. – Вылезу, и на меня обязательно кто-нибудь наткнется.
– Что случилось?
– Вся Москва вырубилась. Непонятно. У меня даже фонарика нет, – пожаловалась Шамхаловна. – На моей памяти первый раз погас свет. Нет, мама рассказывала… У них даже свечи были, представляешь?
– Ты не бойся, – подбодрила ее подруга, – у университета есть автономная система. Сейчас начнет включаться.
– Я не боюсь, – обиделась Резвая. – Потерпим.
В наступившей тишине было слышно, как открываются двери аудиторий, и профессора перекрикиваются раздраженными голосами.
Минут через 10, не раньше, начал постепенно, корпус за корпусом, включаться свет. Сработала автономная система. Только почему-то не сразу. Потом зашипели и обрели тусклое свечение панели на стенах – это уже восстанавливалась общая городская сеть. Пока без голограмм. Елена схватилась за персональник. Даже не пришлось выходить в «Новости». По всем экранам бежала красная строка. «Сегодня, в 16.00. совершено покушение на Государя. Телепорт Императора между Николаевским дворцом и Архангельским собором взорван изнутри. Одновременно отключилась вся энергетическая сеть столицы. Предполагается теракт».
Впечатления о России и семейных ценностях ее жителей от иностранцев, переехавших в нашу страну: http://www.hram-evenkya.ru/novosti/inostrantsyi-o-rossii-eto-sovershenno-bezumnaya-strana-no-mne-tut-nravitsya-i-moemu-malchiku-tozhe. И, кстати, идея этого рассказа у меня возникла именно после того, как я прочитал этот материал.
«Godkväll!» – «Добрый вечер» по-шведски.
«Hej!» – Привет. Здравствуйте.
АУГ – авианосная ударная группа.
