Древние духи дао-дай с неслышным чужому уху тигриным рычанием жаждали крови…
… На открытке фотомастерской Шеррера, Набгольца и Ко, номер два, Морское собрание – белое, изящное здание, с башенкой бельведера над правым крылом – выглядит одноэтажным…
И это – действительно так, если смотреть на него со стороны улицы Светланской. Тогда, действительно, дом номер шестьдесят восемь кажется одноэтажным. Но на берег Золотого Рога, в покрытых – тонким уже – ледком водах которого парят высокими трубами владивостокские крейсеры… Туда глядят высокими окнами бемского стекла уже три этажа Собрания… сопка, судари мои, крутейший склон…
Юные мичманы, после хорошего буфета, с трудом понимают, отчего для того, чтобы выйти на улицу, им надо подниматься вверх по лестнице…
Капитан первого ранга Рейценштейн, Николай Карлович… старый, пятидесятилетний… с удовольствием смотрел сквозь хрустально -прозрачное стекло на залив… там, прямо под сопкой, стояли на внутреннем рейде корабли отряда… его отряда! Еще недавно командир пятитрубного красавца «Аскольда» – который злые языки окрестили «Аскольдовой Могилой» – он теперь командир ВОК. А должность-то… глядишь, скоро и чёрные орлы плавно спланируют на его пока ещё пустые, без единой звёздочки, погоны…
Николай Карлович с удовольствием откинулся в мягком и удобном кресле… перед ним на полке стояли какие-то загадочные скляночки, фарфоровые флакончики, никелем блестели куафёрские инструменты…
Нет, бриться он не собирался – потому что мужчина без бороды, всё равно что женщина с бородой!
Однако же, бороду следовало подровнять… да и усы тоже! А то капитан первого ранга стал уже походить на соборного отца протодьякона.
Китаец – парикмахер, вежливо зашипев, поднёс к лицу Николая Карловича ароматное, горячее, влажное полотенце. Компресс! Рейценштерн с удовольствием закрыл глаза… потом, спустя несколько дней – он рассказывал в кают-компании «Громобоя» – что никогда в жизни он не испытывал такого чувства покоя, неги и наслаждения… гедонист.
Спустя несколько минут парикмахер отнял полотенце от его порозовевшего лица, и, тщательно взбив невесомые хлопья пены помазком из конского волоса, начал обильно наносить её на шею капитана первого ранга… правильно, чтобы подбрить!
А потом, китаец-парикмахер вдруг схватил Рейценштерна за бороду, вздёрнул её вверх, обнажая шею, и – занеся бритву над его беззащитным телом – прокричал:«Тенно хейку банз… хрхрхр…»
Рейценштерн, сперва машинально вцепившийся в подлокотники кресла, оттолкнул от себя китайца и вскочил, приготовившись защищаться… но защищаться было уже не от кого!
Потому что, покачавшись с носка на пятку, мнимый парикмахер вдруг ещё сильнее захрипел и рухнул на блестящий мастикой дубовый паркетный пол, обильно орошая его хлынувшей чёрной кровью…
Над парикмахером стояла, мило улыбаясь, изящная как куколка раскосая горничная, в белом кружевном фартучке, в белой наколке на чёрных как смоль волосах… в её крохотных ручках была капустная сечка. С остро заточенного лезвия медленно стекали капли крови и кап, кап, капали под ноги Николая Карловича
«Слава Богу! Я холост!» – пронеслась в его голове совершенно неуместная мысль…
«Аааа-иии…» – донеслось из-за окна. Там, среди укутанных на зиму соломой стволов японской вишни – было видно, как садовник Морского собрания отмахивается сверкающим на солнце клинком от толпы окруживших его китайцев совершенно разбойничьего вида… вот сверкнула лопата, и голова садовника, курясь на морозце обнажившимся мозгом, развалилась напополам…
Николаю Карловичу стало дурно…
… Слово «джонка» происходит от южноминьского, chыn, что значит всего-навсего «судно». Просто судно… высоко маневренное, добавлю я! Если вы хоть раз увидели её бамбуковые реи и паруса в виде циновок, которые сворачиваются наподобие жалюзи… вы никогда и ни с чем джонку уже не спутаете.
Предназначенные для плавания среди береговых рифов и речных отмелей, джонки были способны совершать дальние походы. Например, знаменитая «Кхейин» в 1846 году дошла из Гонконга до Лондона (через Мыс Доброй Надежды и Нью-Йорк), причём пересекла штормовую Атлантику быстрее, чем иные английские пакетботы… На Темзе джонку посетила королева Виктория… и еще семь тысяч любопытных… впрочем, Диккенсу судно не понравилось. По его словам: «„Кхэйин“ – нелепое уродство, вылитая плавучая игрушечная лавка»…
Тиковый борт джонки «Циин-хао», которая сейчас огибала остров Русский, был окрашен в кроваво-красный цвет…
На носу была нарисована пара глаз, на корме – огромный петух. Джонка имела три мачты из железного дерева. Грот – мачта была 27 метров высотой и три метра в обхвате на уровне палубы. Каждая мачта несла только один прямоугольный парус. Паруса были из циновок, усиленных поперечными бамбуковыми ребрами; благодаря такой конструкции, главный парус весил 9 тонн, и для того, чтобы его поднять, требовалось два часа. Руль был решетчатый, из железного дерева и стали, и весил семь тонн. Крепился к корпусу на двух канатах и мог играть роль киля.
На рыбачье судно «Циин-хао» походила очень мало…
Впрочем, одно рыбачье судно у Русского Острова уже было… шхуна «Накадзима-Мару номер пять», постройки верфи Кавасаки, законопослушно несла на бизани корейский флаг… единственное, чего на шхуне не хватало – это транспаранта:«The Japanese spy»
… Заскрипели брасы, паруса джонки развернулись, и корабль стал сближаться с японским «рыбаком».
Член Антирусской лиги «Таиро-Дашиквай» адвокат Сумо Хироси поправил надетый поверх европейского платья соломенный плащ мино, который носят в непогоду японские крестьяне… широкополую шляпу он держал в руках. Выглядел Хироси на палубе шхуны так же просто и естественно, как черносотенец Пуришкевич в своём золотом пенсне, армяке, онучах и липовых лаптях, посреди хоральной синагоги.
Впрочем, Хироси был действительно обут в деревянные сандалии – гэта, выглядывающих из-под брюк, построенных из бристольского чисто – шерстяного сукна.
…«Э-э-э – задумчиво произнёс шкипер – не нравиться мне это. Очень, очень не нравится!»
«Ерунда! – гордо произнёс Хироси – мерзкие киташки до смерти боятся Императорского гнева!»
Однако, это были не совсем китайцы – и гнева императора страны Ниппон они вовсе не боялись!
Взвизгнув – над палубой взвились стальные кошки на крепчайших сизалевых канатах… и тут же на палубу японской шхуны обрушился град стрел, выпущенных из многозарядных станковых арбалетов. Подобно великому Ли Гуану, капитан красно – бортного корабля сам наводил изощрённую смертельно-опасную конструкцию.
