Стейс Крамер - Необычайное похищение (СИ)

Долго ли Алексей Сотников находился в бессознательном небытии, вряд ли кто может ответить. Когда пришло сознание, вернулась и боль.

Тело одеревенело от долгого лежания, казалось, Алексея разбросали по разным местам. Голова гуляет само по себе, а конечности оторваны, по ним ползают противные букашки, вот они волокут левую ногу вправо, а руку и вовсе крутят по спирали.

Открыть глаза оказалось не самым легким делом: ресницы прочно слиплись. Во рту очень сухо и пылает, словно от перца.

Алексей примерно так же себя чувствовал, когда подорвался на мине в Чечне. Тогда было даже чем-то хуже, жег страх, что он навсегда останется калекой. Сейчас почему-то больше уверенности и спокойствия.

Вот тело воссоединилось, злость налетела волной цунами, и Алексей все же сумел приподняться. Его стало рвать, мучительно, болезненно, с кровью. Но когда вышла из нутра последняя молекула гадости, стало легче. Разлиплись веки. Перед глазами муть, багровый туман. Ничего не видно, но пальцы рук шевелятся и что-то цепляют. Похожее на волосы девушки, мягкое, шелковистое… Однако нет, это всего лишь трава. Но какая приятная!

Стоп! Неужели трава?! Так он не в тюрьме?!

На сей раз нахлынула волна радости. Сотников присел на корточки, подпер себе кулаком подбородок и заплакал. Как ребенок! Но это были слезы радости.

С каждой слезинкой зрение пояснялось, хотя марево упорно цеплялось своими щупальцами за воздух, не желая отступать. Но вот из тумана уже проступают очертания… Деревья? Неужели это лес?!

Сотников моментально перестал плакать и стал медленно вращать головой, переводя свое тело в режим восстанавливающий медитации. Вот зрение уже почти прояснилось: вокруг не слишком густой весенний (?!) лес. Ухо различает трель соловья, переливы дрозда.

Утро. Еще довольно свежее, но прохлада приятна.

Алексей серьезно ранен в бок, в плечо, в ногу и еще получил ожоги лица, груди, части кожи. Обуглились и его красивые волосы, довольно длинные с волнами канареечного руна. Волосы были пышные, словно у девушки, и продюсеры просили не стричь их, говоря, что у мужчин редко бывает такая богатая шевелюра. Обычно Сотников собирал себе волосы в скользкие от лака косички. Сейчас же шевелюра из светло-золотистой стала серой, укороченной. Хорошо еще, что корни волос не пострадали.

Ничего страшного, главное: он жив и на свободе. А раны — пустяки. Когда способен управлять своим телом, от чего угодно сможешь восстановиться. Дыхание, ментальная медитация, особые виды трав сделали его абсолютно здоровым после страшного ранения в Чечне.

Алексей погрузился в глубокую медитацию, постепенно реальность исчезла, начались видения — яркие, особенные…

Могучий, слегка полноватый князь Михаил Скопин-Шуйский гордо восседал на крупном белом скакуне. Знатный воевода возвышался надо всеми словно царский терем над боярскими палатами. Кольчуга князя знатнейшего рода сверкает позолотой, шлем в обрамлении крупных: розовых и черных жемчужин. Сам князь еще очень молод — двадцать два года не возраст для полководца, но густая коричневая борода добавляет ему колоритности.

Под стать хозяину и конь, таскающий на себе десяток пудов: мощного богатыря в его металлических доспехах.

Вокруг князя отряд конных ратников Якоба Делагарди, полторы тысячи бойцов из числа дворян шведского наемного войска. Чуть дальше — пешие бойцы. Тут собралось и крестьянское ополчение, и посад, и другие ратники, в том числе стрелецкое войско.

Якоб Делагарди лихо гарцует на вороном коне. Широкоплечий, с худощавым тевтонским лицом шведский предводитель наемников старается выглядеть веселым. Он хоть и улыбается, но глаза холодные и жестокие. Этот воевода, в средние века очень воинственной скандинавской державы, на ломаном русском говорит Скопин-Шуйскому:

— Думаешь, княже, увидев наше малое число, Кернозицкий решит на нас сам напасть?

Низким голосом, что не удивительно при такой мощной шее, князь ответил:

— А куда он денется? Наша сила растет с каждым днем! — большая ручища указала на юг. — Отряд, посланный Михаилом Шеиным, воеводой Смоленским, идет нам на подмогу. Могут перехватить его ляхи, если мы их не отвлечем.

Якоб ухмыльнулся и заметил:

— У Кернозицкого до пятнадцати тысяч воинов. Но мы пока собираем силы. Кристер Сомме с основным наемным отрядом идет скрытным шляхом и готов ударить врагу во фланг и тыл.

Разговор временно прервался: подбежал лазутчик, одетый нищим мальчишка. Он осторожно приближался к польскому лагерю и собирал сведения. Просил милостыню, наблюдал, а затем возвращался с донесениями. Таких разведчиков из числа крестьянских детей набрался целый маленький отряд. Они старались отслеживать движения польских и казачьих войск неприятеля.

Наклонившись, Скопин-Шуйский стал выслушивать сообщение белобрысого мальчугана. Тот шепотом сообщил:

— Паны и казаки собрались в лагере, числом в тысяч двенадцать-пятнадцать. Далее они не идут. Уже четвертый день стоят на месте, караулы держат и стены возводят…

Князь махнул ручищей и щелкнул пальцами. Поклонившись, а затем шустро мелькая босыми, запыленными пятками, мальчишка отбежал от полководца. Она знал, что это приказ набирать хворост.

Якоб хмуро посмотрел на небо. Погода стояла ясная, никаких признаков дождя не наблюдалось. Самый конец весны, трава выглядела свежей и сочной. Особую нежность краскам природы придавали бутоны пробивающихся полевых цветов.

Якоб Делагарди скрипучим голосом предложил:

— Думаю, пан Кернозицкий хочет дождаться подкреплений. Он уже обломал себе когти при штурме Новгорода и поэтому рассчитывает выманить нас дальше от северных баз и ближе к войску польского короля.

Скопин-Шуйский поглядел на наемника сверху вниз и глубоко пробасил:

— Римский Папа большие деньги выделил Сигизмунду для набора наемников со всей Европы. Они могут прислать подкрепления. К нам тоже подходят люди, но Михаил Шеин уже блокирован, а Москва в осаде. Если случиться измена и царек войдет в столицу, нам придется иметь дело с формальным монархом. Многие русские не захотят драться с тем, у кого в руках Кремль. Посему затягивать с походом на Москву опасно!

Делагарди ответил:

— Это так! Но Кернозицкий отступил, а теперь роет лагерь. Хочет сам нас перебить. Или на засаду рассчитывает, или Римский Папа и орден Иезуитов помогут ему.

Скопин-Шуйский тоже поглядел на небо, перекрестился. Прошептал молитву и тихо, но твердо он произнес:

— Нужно будет мне прибыть в Старую Руссу.

И похожим на шуршание листьев шепотом, воевода добавил: