Скопин-Шуйский тоже поглядел на небо, перекрестился. Прошептал молитву и тихо, но твердо он произнес:
— Нужно будет мне прибыть в Старую Руссу.
И похожим на шуршание листьев шепотом, воевода добавил:
— Там у меня задумка хитрая есть.
Делагарди спросил то же тихо, ибо и у деревьев бывают уши:
— С войском пойдем?
Скопин-Шуйский отрицательно мотнул головой:
— Нет, мой визит должен пройти в тайне. Только несколько надежных воинов в охране.
Якоб не стал расспрашивать, какая задумка у князя. Если тот не говорит, значит, знать не обязательно. Когда надо, Скопин-Шуйский сам скажет.
Молодой полководец слез с коня и решил немного пройтись пешком. Тяжело провести весь день в седле.
Высокий, мощный человек, косая сажень в плечах, но шагает даже в доспехах легко. Не выродились еще богатыри на Руси! Серебристый, почти с человеческий рост, меч подчеркивал его значимость.
Скопину-Шуйскому нравится свой клинок, им он владеет лихо и ловко. Для своего веса князь очень подвижен, шаг его быстр и широк.
Слегка растянувшись, отряд воеводы миновал поле и вступил в березовую рощу. Князь Михаил рубанул мечом по зарослям крапивы. Он представил себе, что это войско ляхов попало под его богатырский меч. И с каждым взмахом слетают срубленные неприятельские головы. Но князю стало немного не по себе: ведь немало воинов из противоположного стана то же русские или родные по крови и вере украинцы, казаки. А с ним идут чужие шведские наемники. Вот такая штука — война! Но может случиться еще хуже, если и недавно покоренные татары Поволжья присоединяться к смуте. Надо поспешить.
Сейчас самое главное не проиграть ни одной битвы, чтобы народ не впал в отчаяние. Василий Шуйский не слишком умен и любим толпой, а его брат Дмитрий — тем более. Даже одно поражение может привести к тому, что изменники-бояре откроют Лжедмитрию ворота столицы.
Пана Кернозицкого нужно было обмануть и выманить из удобной позиции, чтобы разбить до подхода к нему дополнительных сил. Для этого Скопин-Шуйский замыслил достаточно простой и вместе с тем хитрый план.
Неприятель считает, что Старая Русса готова открыть ворота князю Михаилу и поддержать освободительное движение против интервенции ляхов. Но можно переговорить с местным градоначальником и влиятельными горожанами, чтобы они как бы отказались признать Михаила Скопина-Шуйского большим воеводой, а присягнули Лжедмитрию. Как поступит тогда Кернозицкий? Скорее всего, самолюбивый польский пан захочет воспользоваться моментом и ударить по войску князя.
Сейчас силы примерно равны, но подход подкреплений даст преимущество в числе ляхам. Кроме того, часть сил князя — это пешее ополчение, вооруженное лишь дубинами и рогатинами. Так захочет ли Кернозицкий делиться славой с другими панами-воеводами, если у него, как он думает, все козыри на руках?
Перед глазами Скопина-Шуйского стали просматриваться несколько крепких хат крестьянского хутора. Высокая, стройная девушка со светлыми длинными волосами, держа на плече большой кувшин, быстрыми шагами направилась к князю. Подул ветер, волосы красиво развивались под свежими весенними порывами. Девушка хороша, выражение ее лица гордое, хотя она босонога и в простом крестьянском платье, только более коротком, чем диктовали правила приличия позднего средневековья.
Со снисходительной улыбкой, словно перед ней был не большой воевода, а проголодавший деревенский пастушок, она протянула кувшин князю и ласково произнесла:
— Молочка не желаете, князь-батюшка?
Скопин-Шуйский с улыбкой принял кувшин, любуясь на статную диву. Ее красота была особой, здоровой, странно грациозной, когда относительно тонкий стан не портило платье из грубого холста. А то, что ее ножки открыты выше колен — так это чудесно. Они у нее загорелые и очень изящные, даже в древнегреческих статуях лучше не встретить.
Удивительная девушка! Князю показалось немного странным, что такая смуглая кожа у девушки с идеально гармоничным славянским лицом. Красивый, сочный загар, хотя лето еще не началось.
Князь отпил изрядно, сейчас, после пешей прогулки, аппетит разыгрался. Молодой богатырь любил хорошо покушать. Но князя больше интересовала девушка. Она такая, что залюбуешься.
Михаил, передавая наполовину опорожненный кувшин, спросил:
— Как звать тебя, красавица?
Девушка звонким голосом ответила:
— Меня зовут Аленушкой. Я кузнеца Тимофея Железного дочка.
Скопин-Шуйский улыбнулся и предложил:
— Хочешь, я тебя возьму с собой. Служить мне станешь, в шелках, золоте ходить!
Девушка тоже улыбнулась:
— Разве в шелках и золоте счастье, княже?
Михаил обнял девушку за плечи и, притянув к себе, поцеловал в лоб, затем в губы, после чего ответил:
— Нет, не в этом счастье… Твои волосы мягче шелка и ярче золота!
Аленушка с неожиданной силой отстранила могучие руки князя:
— Вот возьмешь меня под венец, тогда и целовать будешь!
Скопин-Шуйский слегка смутился:
— Я не басурман какой, у меня уже есть жена пред Господом законная.
Аленушка сделала шаг назад и сказала:
— Тогда тем паче, без венца — грех! Побойся Бога, князь!
Михаил печально кивнул:
— Ну, тогда мы расстанемся. Прощай, Анюта!
Девушка поправила князя:
— Я не Анюта, а Аленушка.
И тут же сверкнула глазами:
— А тебе я послужить готова, но не в бархате и шелках, а в кольчуге и с саблей!
Скопин-Шуйский сурово произнес:
— Не женское дело — война! Ты — девка, у тебя другое предназначение!
Аленушка обиделась и громко, почти крича, сказала:
— Да дай ты мне меч и прикажи сразиться с любым их твоих воинов, тогда увидишь, какая я девка!
Князь Михаил с восхищением произнес:
— Ну, ты огонь! Коня на скаку остановишь, в горящую избу войдешь?!
Повернувшись к многочисленным всадникам, воевода крикнул.
— Кто из вас готов сразиться с ней?!
Делагарди отрицательно мотнул головой и с улыбкой проговорил:
— Никто не захочет драться с бабой. Победа не принесет славы, а поражение станет позором. Назначь сам поединщика.
Воевода понимал, что поединок может выглядеть глупо, но слишком сильно задела его девушка. Хотелось посмотреть, чем все закончится.
— Пускай с ней дерется мой оруженосец Полкан! — приказал Скопин-Шуйский.
Седеющий, но еще крепкий и высокий воин поклонился Михаилу и взмолился:
— Пощади, князь! Позор-то какой: с девкой драться!
Воевода холодно произнес:
— Это приказ твоего господина, Полкан. И нет больше позора, чем ослушаться повеления полководца.