Он начал ощущать себя несколько более комфортно. Экипаж, похоже, тоже стал немного менее напряжен. Впервые за это утро они почувствовали себя в своей тарелке. Было немного времени, чтобы расслабиться и физически и психологически.
Бэннон снова снял танковый шлем. Впереди он видел столбы черного дыма, сливавшиеся высоко над горизонтом и относимые ветром на восток. Горящие танки. Множество горящих танков. Сотни литров топлива вместе с боеприпасами, резиной, маслом и «другими» горючими материалами давали огню множество пищи, когда бронебойные снаряды попадали в цель.
Шум боя стал более разнообразным. Первоначальный грохот массированной артподготовки сменился на нерегулярные раскаты артиллерийского огня. Батареи орудий перенесли огонь на конкретные цели, которые выбирались самостоятельно. Нерегулярный треск, взрывы и удары сменялись быстрыми раскатами грома, когда артиллерийские части давали залпы из всех орудий. Бэннон начал задаваться вопросом, как долго кавалерия сможет поддерживать навязанную ей интенсивность боя. Современная война поглощала боеприпасы, технику и, что самое страшное, людей с пугающей скоростью.
Скорострельные танковые орудия в сочетании с компьютеризированными системами управления огнем и лазерными дальномерами были способны произвести восемь прицельных выстрелов в минуту по цели типа «танк» на дистанции 2 000 метров. Управляемые ракеты наземных пусковых установок или вертолетов имели дальность до 4 000 и вероятность попадания девяносто процентов. Советские реактивные системы залпового огня могли выпускать сотни ракет, уничтожая все, километр за километром. Советские химические отравляющие вещества были способны проникать в организм через открытые участки кожи и поражать нервную систему, парализуя жертву за секунды и убивая в считанные минуты. Орудия войны становились все более и более смертоносными. Все они были разработаны, чтобы резать, разбивать, калечить, разрывать на части, ранить и убивать людей все более быстро и более эффективно. Они принимались на вооружение всеми армиями мира. Единственное, чего технология не смогла сделать, это повысить способностью человеческого тела противостоять всему этому.
Такие мысли навевали тревогу. Оставшийся свободным разум пытался уйти в мысли о том, что могло случиться, и эти мысли были страшными, как Призрак Грядущего Рождества, явившийся Скруджу[7]. Спасение от этих мыслей пришло с востока.
Две точки, быстро переросшие в самолеты, с ревом пронеслись над боковой долиной, идя с востока, так же, как и другие самолеты, этим утром. Бэннон надеялся, что группа будет соблюдать стандартные оперативные процедуры ли СОП, и не попробует обстрелять их. Имея лишь пулеметы, у них будет мало шансов поразить быстрые реактивные самолеты. Единственное, чего они добьются, так это выдадут свои позиции.
А вот расчет «Стингера» где-то на позициях кавалеристов не имел сомнений в том, что им делать. Бэннон увидел белый след зенитной ракеты «Стингер», взлетевшей вверх и помчавшейся за вторым самолетом. Однако она не нашла цели. Советский пилот выпустил тепловые ловушки и жестким маневром ушел на снижение. Ракета взорвалась, не причинив никакого вреда на среднем расстоянии от самолета, который совершил еще один маневр, присоединяясь к ведущему. Она они исчезли где-то за боковой долиной. Однако резкий, как у работающей бензопилы звук открывшего огонь где-то за позициями группы 20-мм зенитного орудия «Вулкан» дал понять, что проблемы у русских летчиков только начинались. Средства ПВО были начеку и вступили в бой.
Как будто чтобы подчеркнуть это, с востока появились еще две точки. Видимо, Советам понравилось использовать этот маршрут, и они отправляли свои самолеты группами по четыре. На этот раз им пришлось заплатить за интенсивное использование небольшой долины. Навстречу советским самолетам устремились две ракеты «Стингер». Ведомый это пары был не таким расторопным или не таким везучим, как в первой, и один из «Стингеров» попал в цель. Ракета взорвалась, самолет дернулся, словно получив пинок под зад, а затем взорвался огромным оранжевым огненным шаром. Ведущий дал форсаж, снизился и направился на запад, к поджидающему его «Вулкану». Келп, ожидавший боя, воскликнул:
- Эй, смотрите! Сержант, вы пропустили такое! - как будто он увидел фейерверк на 4 июля[8], а не гибель летчика и взрыв самолета стоимостью в миллионы долларов. Затем он красочно описал Фолку то, что случилось. Хотя Бэннону не нравилась реакция Келпа, он должен был признать, что это было довольно зрелищно.
* * *
Эвакуация семей военнослужащих была объявлена по телевидению перед тем, как AFN прекратило вещание в то же утро, когда уехал Шон. Затем радиостанция вернулась в эфир, но ее сообщения были скудны. Единственной новостью, объявленной по рации, было сообщение о закрытии военного продовольственного магазина и гарнизонного магазина военно-торговой службы и началу перевозки всех американских семей на военные объекты США. Пэт Бэннон приготовилась к отъезду. Фрэн Уилсон, жена командира группы «Чарли» задержалась со сборами до полудня. Ей нужно было находиться с кем-то. Фрэн осталась одна в своей квартире, ожидая указаний, когда эвакуироваться и куда. Когда она так и не дождалась их, она сдалась и попыталась найти какую-либо компанию. Сидение в одиночестве, наедине со своими страхами, ничего не делая и лишь думая о том, что происходит, сводила ее с ума. Ей нужно было с кем-то поговорить. Фрэн заставила Пэт вспомнить и о Сью Гаргер, жене одного из взводных Шона, которая также осталась в одиночестве в немецком гастхаусе в городе. Гаргеры находились в стране меньше месяца и все еще ожидали получения квартиры. Пэт видела Сью только раз и опасалась, что та, возможно, пропустит новость или, будучи здесь новичком, не поймет, что ей делать. Она позвонила по номеру телефона Гаргера, указанному в «тревожной» записной книжке Шона. Ответил какой-то немец. Попытка Пэт поговорить с ним на своем ломанном немецком показалась Фрэн забавной, однако, наконец, принесла результаты. Пока они говорили, Пэт поняла, что Сью ощущала себя одинокой и была очень нервной. Когда Пэт предложила ей присоединиться к ним, Сью ухватилась за это предложение. Одиночество и страх были для нее еще более невыносимы, чем для Фрэн. Оставив Фрэн присмотреть за детьми, Пэт отправилась за Сью.
У выезда из жилой зоны находился контрольно-пропускной пункт военной полиции. Пэт остановили и сказали, что она не может уйти из этой зоны. Она попыталась объяснить военному полицейскому, что ей нужно забрать из города жену одного из офицеров. Но тот стоял на своем, утверждая, что ей следует развернуться и идти обратно. Пэт решила обострить обстановку и заявила рядовому, что хочет говорить с его командиром. Полицейский подошел к сержанту и о чем-то мгновение с ним говорил. Сержант подошел к ней со словами:
