Карл зевнул снова, аккуратно прикрыв рот ладошкой. Что и говорить, разбор действий Флота Открытого Моря и Гранд Флита в битве пре Скагерраке кадетам еще только предстоял, так что рассказ очевидца был бы на экзамене неплохим подспорьем, но поделать Геббельс с собой ничего не мог. «Релакс», всплыло в сознании слово, означающее его теперешнее состояние. «Отходняк».
«Где я слов-то таких понабрался? Неужто в Данциге?» — лениво подумал он.
— …тогда адмирал Хиппер отдал приказ разворачивать соединение на зюйд-ост, наперерез значит…
Герр Оберманн, как нетрудно догадаться, некогда служил в кайзеровском флоте, и по сей день не потерял выправки. Впрочем, он был еще совсем не стар — где-то под пятьдесят, хотя его густые темные волосы были более чем наполовину разбавлены сединой.
— …и меня, взрывной волной, да за борт. Ну, думаю, конец тебе, обермаат Оберманн. Такой вот каламбур у меня со званием и фамилией вышел, только тогда мне уж не до смеха стало…
«А, вот к чему он свистит про службу. К нашему купанию, выходит. А я-то уж грешным делом решил, старичка на ля-ля пробило, уши новые нашел… Лоханулся, бывает».
— Вот так-то, молодые люди. Подняли меня на борт миноносца англичане прямо в разгар боя, потому как война-войной, а моряк моряку всегда помочь должен.
— Это точно, спасибо вам. — поблагодарил Вернера Оберманна Эрих Райс. — Мы-то ладно, а вот Карл второго купания за одну зиму мог и не пережить.
— Второго? — изумился старый моряк. — Да это как тебя, парень, угораздило?
— А он вообще у нас знаменитость. — усмехнулся Вермаут. — О его спасении Гадовым половина газет писала.
— Что ты несешь, не было на «Антоне Шмидте» Гадова. — сонно пробормотал Геббельс.
— Ого, тот самый «данцигский рыбак»? — изумился хозяин дома. — Читал, как же. Да только не верил — думал опять Геббельс брешет.
Морские кадеты переглянулись и дружно расхохотались.
— Чего ржете, кони… морские? — пробурчал Карл, и, ответил на невысказанный вопрос Оберманна. — Фамилия у меня… Геббельс.
К молодому задорному смеху добавился басовитый хохот Вернера.
— Ну и ну. — хлопнул он себя по ляжке. — Надо будет Марте с дочками рассказать.
— Дочкам? — Геббельс моментально оживился. — А где они?
— Да на кухне, где ж еще. Не будешь же ты в таком непотребном виде барышням представляться… непотопляемый рейхсминистр?
— Вот тебе и прозвище, дружище. — Отто согнулся от хохота. — Будешь ты теперь…
— Сидеть на гауптвахте, вместе еще с тремя охламонами. — раздался от входа в комнату до жути знакомый голос. — Кстати, здравствуй Вернер.
— Привет, Курт. — кивнул герр Оберманн Медору, бесшумно возникшему на пороге. — Выпьешь чего?
— Не могу, дружище, я на службе. — ответил обербоцман, хищно улыбаясь. — Ну, а с вами, герр Пининг, имеет огромное желание переговорить командир училища. Просто неземное желание, если вам интересно мое мнение на этот счет.
Лондон, Даунинг-стрит, 10
19 декабря 1938 г., три часа дня (время берлинское)
— И что вы на это скажете, Невилл? — Эдвард Вуд, лорд Галифакс вопросительно поглядел на хозяина кабинета, седовласого представительного джентльмена с породистым, хотя и чуточку одутловатым (годы и болезнь давали знать свое) лицом.
— Скажу, что это самая дешевая победа британского флота в истории. — ответил Артур Невилл Чемберлен, Премьер-министр Соединенного Королевства.
— Сдается мне, это заставит поумолкнуть партию виги, а?
— На какое-то время — да. Хотя очень скоро они начнут кричать, что немцы вооружают Японию, что это-де угроза нашим колониям, что мы должны защитить свои интересы на востоке, развязав войну на западе, ну или, хотя бы, ни в коем случае не дать новейшему германскому линкору добраться до Японии. Черчилль не преминет вспомнить историю с прорывом двух немецких крейсеров, в Турцию перед самым началом Мировой войны и провести аналогии, а его вес, несмотря на то, что он отошел от дел, довольно велик.
— Может быть, стоит ему напомнить, что именно он за успешный прорыв «Гебена» с «Бреслау» и отвечал, э? — лорд Галифакс изогнул бровь.
— Не стоит. — покачал головой Чемберлен. — Кто старое помянет — тому глаз вон. Ответь лучше, есть какая-то реакция от СССР и США?
— А как же. — Вуд усмехнулся. — Сталин хранит подчеркнутое молчание, Рузвельта грозят разорвать в Конгрессе на тысячу маленьких Президентов. Так каковы же будут наши действия?
— А никаковы. Как я понимаю, Гитлер решил, что зона интересов его флота не выходит за пределы Балтийского моря, что наводит на интересную мысль. И, если я прав, то все пока идет так, как и надо нам. Вот пусть и идет.
Киль, Военно-морское училище
19 декабря 1938 г., пять часов вечера
- Потрясающая глупость и безрассудство, господа. Просто потрясающая.
Командир роты, штабскапитанлейтенант Вернер-Отто фон Шпильберг прохаживался перед четырьмя вытянувшимися по стойке «смирно» кадетами, заложив руки за спину, и не глядя на проштрафившихся Арндта, Райса, Геббельса и Вермаута. Впрочем, выдержке офицера-воспитателя надо было отдать должное: голос его оставался ровным и не выражал никаких эмоций по поводу инцидента, а шаги были размеренными и неторопливыми.
Обербоцман Медор, доставивший оконфузившихся юношей на автомобиле командира училища скучал в уголке, терпеливо дожидаясь своей очереди сказать пару «ласковых» слов.
— Кто-то из вас является настолько опытным моряком, что не боится быть застигнутым волнением моря на утлом суденышке? Самонадеянно, господа. Особенно с вашей стороны, Геббельс. Особенно с вашей. Вы все могли погибнуть, но если это-то вас может и не волновать — в конце концов, сохранность ваших глупых голов кажется вам вашим личным делом, — то подумайте о другом. Родина взяла на себя труд выучить вас, сделать офицерами, она тратит огромные суммы на ваше воспитание, она выбрала вас, в обход, быть может, не менее талантливых и подходящих для ношения формы молодых людей. Да не менее, а более, если учесть сегодняшнюю вашу выходку, господа. В ответ страна требует от вас только прилежания и дисциплины, и так-то вы отплатили Германии за заботу? За данный вам шанс войти в элиту общества — число офицеров Кригсмарине? Стыдно, стыдно господа. Взять увольнение только для того чтобы утопить казенное плавсредство… Господа, над нами же смеяться будут. Да любой паршивый лягушатник теперь может заявить, что немецкие подводники умеют топить только свои суда, да при этом терпеть бедствие сами. Я не желаю знать, чья это была идея, хотя и догадываюсь по вашему виноватому виду, Вермаут. Однако, старшим по званию в вашей команде самотопов был Пининг, и основную тяжесть наказания понесет он. Подумайте о том, как вы подвели своего старшего товарища, а также о том, достойно ли такое поведение будущих офицеров. Кто-то хочет что-то ответить в свое оправдание? Нет? Я так и полагал. Что ж, сейчас отправляйтесь в лазарет, а как только флотильенарцт Кугель вас оттуда выпустит, проследуете на гауптвахту. Я налагаю на вас трое суток ареста. Все, господа, не смею вас задерживать.
— Зверь. — выдохнул едва сдерживающий слезы Йоган Арндт, когда за их спинами затворилась дверь кабинета. — Вылюбил и высушил.
Сам же штабскапитанлейтенант, проводив их задумчивым взглядом, повернулся к Медору.
— Что думаешь? — спросил он.
— Держались неплохо, да и лоханку свою дотащили до берега, хотя как они это сделали я ума не приложу. Немного подтянуть дисциплину, и получатся хорошие офицеры. Лихие и бесстрашные. Будет кому флот передать.
— Согласен. — задумчиво произнес фон Шпильберг. — Пригляди за ними.
— А с Пинингом что?
— А что с Пинингом? Получит пару недель ареста, может научится думать, когда корабль для морской прогулки выбирает. — пожал плечами ротный.
Вашингтон D.C., Белый дом
19 декабря 1938 г., около одиннадцати утра
(время местное)
— Эти мне японцы… — пробурчал сенатор Джеймс Фрэнсис Бирнс, помешивая чай в чашке. Чай был выше всяких похвал, однако ожидать чего-то иного в овальном кабинете было бы, по меньшей мере, глупо. — Эти желтые макаки готовы из кожи вон вылезти, лишь бы доставить неприятности белому джентльмену. Посол Отт тоже хорош — поперся к Мацу… как там эту обезьяну, Корди?
— Мацуока. — Госсекретарь Корделл Халл вежливо улыбнулся и отхлебнул глоток из своей чашки.
— Вот я о чем и говорю. — фыркнул сенатор от Южной Каролины. — Что ему стоило отправиться к нему сегодня, в понедельник? Я и так почти не отдыхаю, а тут меня будят посреди ночи, вываливают на голову этакий ушат помоев, а поделать я ничего не могу, потому что один сенатор — на рыбалке и будет только утром, второй в загородном особняке без телефона, третий вовсе у любовницы…
