Мягкий, шелестящий голос убаюкивал, удерживал на грани сна и яви, не давая очнуться окончательно. Кате было тепло, уютно… хорошо, одним словом. Наверное, так чувствуешь себя в объятьях матери — защищенной от всего и вся, от целого мира, нет, всех миров и вселенных.
Ее медленно укачивали, нежно гладя по лицу, по плечам, по груди… Груди?!
— Какого…?!
Девушка подскочила, вернее, попыталась, но ее удержали сильные руки, прижали крепче.
— Шшш… всссе хорошшшо.
— Ээээ… — огромные голубые глаза вытаращились на нага.
Катя совершенно нечего не понимала — КАК ОНА ТУТ ОКАЗАЛАСЬ? Последнее, что она запомнила была… горячая ладонь Тэтсуя, сжимающая ее дрожащую лапку, то ли успокаивающая, то ли, наоборот, окончательно выносящая мозг.
— Ээээ… — многозначительно повторила девушка.
— Ссспииии, — и мерцание золотых с прозеленью глаз, а вертикальный зрачок так и пульсирует, то расширяясь, то сужаясь в ниточку.
— Фиг тебе! Выспалась! Пусти!
К великому удивлению Динара, хрупкому тельцу-таки удалось вывернуться из его объятий.
— Зззмейка… — нежно проворковал змеелюд, от чего глаза Кати приобрели совершенно нетрадиционную, квадратную форму.
— Какая я тебе змейка?! Я человек!
— А пахнешшшь как молодая зззмейка… Тепленький, маленький комочек радосссти и жжжизззни.
Динар медленно приподнялся на мускулистом хвосте, стараясь не делать резких движений, малышка и так оказалась пугливой и осторожной. Хорошие инстинкты, но сейчас они были вовсе не к месту. От детки очень хорошо пахло, и наг знал, что это может означать. Он нашел свою настоящую госпожу! Пусть он сейчас выглядел полным придурком, повторяющим раз за разом одну и ту же фразу, неважно, не нагам не понять, что означает почувствовать СВОЙ запах, тот, что окутывает подобно второй коже, хранит тепло в этом вечно холодном мире. О! Каждый обладает своим собственным ароматом, часто приятным, еще чаще отталкивающим, гадким, абсолютно тошнотворным. Наги умеют терпеть, умеют блокировать лишние раздражители, но только если речь не идет об единственно ПРАВИЛЬНОМ! Екатерина Гордеева пахла именно так — правильно, нотка в нотку, вдох за вдохом. Кхарисса, конечно, тоже ничего, но далеко не так.
— Ээээ… — в третий раз не нашлась, что сказать Катя, отшатнувшись от здоровенного нага.
И, конечно же, под ноги тут же подвернулся какой-то ящик, и лететь бы ей на каменный пол, сбивая попутно другие коробки, создавая явно лишние гигагерцы звуков, но ее подхватили те самые сильные руки. Маленькая ладошка уперлась в литые мышцы груди, и Катя сглотнула — так получилось, что рука соскользнула с края кожаного жилета прямо на голую… кожу.
— Ээээ… — четвертый раз был точно лишним, но красноречие никак не хотело возвращаться.
Зато Динар довольно усмехнулся, ниточки зрачков слегка расширились, и он прошептал:
— Хорошшшая девочка, поссслушшшная…
Его лицо было так близко, а кожа под ладонью такой удивительно горячей, что… В общем, девочка Катя в первый раз ощутила нечто подобное. Жесткую, необузданную мужскую силу, о которой до этого читала только в любовных романах, что тайком пересылали друг другу девочки в приюте. И, скорее всего, Катя этой самой силе поддалась бы, ибо любопытно, чего греха таить, но… У нага не было пушистых ушей, зато была гладкая, блестящая чешуя на хвосте.
Ксенолог в ней победил романтика, и девушка робко протянула руку в сторону переливающихся пластинок.
— Ээээ… — наг сам не заметил, как перенял очень говорящее высказывание человечки, но ее рука тянулась к его заднице! — Катя?
Голубые глаза вновь удивленно уставились, Катя сморгнула, еще раз посмотрела на нага, на свою руку, опять на нага… И густо покраснела.
— Прости… те, я как-то задумалась.
Очередную попытку вырваться Динар не пресек, вместо этого опустив малышку на чуть не перевернутый ящик.
— Давай поговорим.
Два слова прозвучали без шипения, без вкрадчивых ноток, и Катя вмиг насторожилась — наг как-то очень быстро растерял всю свою придурковатость.
— Ну давай.
Динар свернул кольца хвоста в удобную подставку, на которую с комфортом уселся.
— Катерина… Можно называть тебя так? — спросил наг и дождавшись кивка, продолжил: — Хорошо. Тогда слушай. Впрочем, нет, сперва сама скажи, что ты знаешь о моем народе?
— Вы не шипите… — тихо пробормотала Катя, но это был вовсе не тот ответ, что ожидал Динар.
— А? А, ну да, мы не всегда шипим. У нас адаптивное строение челюсти и гортани. В боевом состоянии выдвигаются ядовитые клыки, меняется строение челюсти, модифицируется…
— Я читала, — прервала его девушка.
— Да? Отлично, тогда детали можно опустить. Про наш строй ты тоже читала?
— Матриархальный?
— Махрово-матриархальный, я бы сказал, но не суть. Хотя нет, в этом как раз и суть….
Наг на пару секунд замолчал, кончик хвоста нервно дернулся.
— Не все с этим сссогласссны, ессстессственно…
— Ты опять сорвался на шипение, — отметила Катя, понемногу приходя в себя.
— Есссть такое, сссейчассс. — Наг прикрыл глаза, сделал парочку вдохов-выдохов и продолжил без боевого шипения, — В общем у нас матриархат, все верно. И Кхарисса была назначена моей госпожой, но я ее не выбирал! Понимаешь? Ее сущность не противна мне, слава Солнцу, но и не определяет мой… стержень, наверное, так правильней всего будет на всеобщем.
Что именно наг подразумевал под словом «стержень» Катя не очень хотела знать, но, по слегка покрасневшим щекам, Динар сразу догадался:
— Да, нет же! Я не о том! Ничего такого, просто она… ее запах обычный, понимаешь? — он с мольбой посмотрел на девушку, и сразу удрученно покачал головой: — не понимаешь… Не удивительно. Если ты читала о нас, то должна была запомнить, что на нашей родной планете ночи бывают очень длинными, по много дней, а порой и недель. Ночью холодно, ночью трудно двигаться, почти невозможно охотиться, поэтому самые слабые не могут пережить длительные периоды без Солнца. Единственное, что может спасти — это запахи и тепло. Именно на них мы ориентируемся в кромешной тьме между заходом и восходом. Есть запахи добычи, жертвы, ее утекающее, ускользающее тепло. А есть родные, путеводные запахи, по ним мы определяем дом, родное гнездо. И пару.
Катя сглотнула. Как-то ей не нравилось то русло, в которое вдруг повернул разговор. О нагах было очень интересно слушать, особенно прямо от первоисточника, но ровно до того момента, как это не начало касаться лично ее.
— Пару? — осторожно уточнила она.
— Того, с кем поползешь по жизни, — подтвердил Динар.
— И я пахну так? — очень аккуратно продолжила расспрос Катя.
— Да! — счастливо подытожил наг.
Девушка напряженно сглотнула. Конечно, она не расистка, да и наг выше пояса очень даже ничего — мускулистый, с гладкой, чуть загорелой кожей, и этими восхитительными глазами, но ниже пояса чешуя! Пусть манящая, блестящая, гладкая и ладная, но чешуя! Катя как-то очень плохо представляла себе любые попытки… любви с нагом.
— Я… прости, я не знаю, как тебя зовут, — поняла внезапно она.
— Динар, — коротко представился наг, ожидая следующих слов малышки.
— Динар, я не уверена, что смогу ответить на твои чувства, — вспомнила вполне подходящую фразу Катя.
Кажется, она вычитала ее в одном из романов.
— Чувство? — нахмурившись, переспросил змеелюд. — Кто говорит про чувства?
Девушка нервно поерзала на ящике:
— А разве ты не об этом? О паре?
— О паре, — подтвердил наг.
— Ну в паре же есть чувства, так? — с надеждой намекнула Катя.
— Зачем? — недоуменно уставился на нее Динар.
— Ну как же…?
Слова никак не находились, вроде как понятно — любовь, морковь, все дела — но как это объяснить, чтобы не показаться наивной дурочкой? Катя еще раз оглядела нага, и что-то ей подсказало, что, возможно, и она не совсем поняла Динара.
— Дин, а что означает пара?
— Дин? — наг прислушался к звучанию, а потом пожал плечами: — Пусть будет Дин.
