Эдуард VII приподнял бровь и вопросительно посмотрел на министра.
—Бурная реформаторская деятельность русского императора, — увлеченно продолжал Лансдаун, — привела к тому, что еще одна невидимая армия сформирована прямо у него под боком. Недовольные репрессиями и лишением привилегий дворяне, купцы и даже некоторая часть крестьянства, не говоря уже про интеллигенцию, традиционно настроенную оппозиционно, пользуясь некоторыми политическими послаблениями, все они активно сбиваются в политические антиправительственные организации, имеющие в своих рядах настоящую подпольную армию, — глава Форин офис скосил глаза в шпаргалку, — не менее пяти тысяч недавно уволенных офицеров. По сигналу они готовы поднять бунт на Урале, в Сибири и полностью отрезать Петербург от Владивостока. Таким образом, при отсутствии подкреплений, которые царь мог бы перебросить из европейской части России, разгром русской армии в Маньчжурии будет лишь вопросом времени…
—Хорошо, Генри, будем считать, что Вы меня убедили в бедственном положении моего непутевого племянника. Но я руки не подниму, пока не пойму, как будут вести себя Франция с Германией.
—О, — самодовольно улыбнулся Лансдаун, — в Европе мы разыгрываем самую незамысловатую партию в две руки. Франции, опасающейся Германии, мы предлагаем заключить договор о взаимопомощи, который…
—Да-да, я помню — Антанта… Но почему Вы так уверены, что этот договор они подпишут?
—Благодаря нам Парижу стало известно о проектируемой в Берлине войне Германии против Франции, так называемом план Шлиффена… Пока он существует только в черновиках, но Франция уже сама торопит нас с подписанием соглашения.
— Только не говорите, Генри, что точно такой же договор вы хотите заключить с Вильгельмом…
—Нет, Ваше Величество, я предлагаю неформально и конфиденциально довести до кайзера, что Британия не будет иметь ничего против его территориальных приобретений на Востоке, ну хотя бы в Прибалтике, густо заселённой немецкими колонистами… Что касается Франции, то требуется во всеуслышание заявить о недопустимости любого движения Германии на Запад… А потом также конфиденциально и неформально намекнуть Берлину, что наше негодование не будет излишне обременительным для него…
—Хорошо, Генри, пусть будет по-вашему. Подготовьте соответствующий манифест. А Вы, Роберт, передайте Китченеру, что у нас нет времени и желания вести затяжные кампании — к осени всё должно быть закончено!
--------------
(*) Автор приводит оригинальный текст японо-британского соглашения от 30 января 1902 года.
Карикатуры на Россию в журнале Puck
Глава 5. Самый длинный день
10.04.1902. Желтое море, учебная эскадра Израиля.
Крейсер “Африка”, построенный, как рейсовый пароход, успевший поработать на линии Нью-Йорк-Гавана, никогда не претендовал на роль грозы морей, даже переоборудованный на верфях Крампа и вооруженный пятью 20-калиберными шестидюймовками и шестью такими же древними противоминными пушками 107 мм. Одинокая труба, задранный полубак и весьма скромная скорость всего 12 узлов выдавали его глубоко штатскую сущность. Но зато как учебная база, корабль был незаменим благодаря просторным вспомогательным помещениям и вместительным трюмам. Именно поэтому “Африка” была выбрана в качестве базового судна для обучения израильских гардемаринов. После утомительного учебного дня их миноноски притулились по бортам “мамаши” и дружно скрипели, притираясь на волне к высоким бортам базового судна, жалуясь на свою миноносную судьбу.
Командно-преподавательский состав крейсера, обычно придирчивый и строгий, позволял под вечер расслабиться и неформально побалагурить, тем более, что большинство из них были уроженцами одного южного города, о котором по всей России ходят легенды неимоверной доброты и оптимизма. Сегодня, оторванные от своего привычного занятия "Файв-о-клок”, они с тревогой вглядывались в ту сторону, где находилась Порт-Артурская крепость.
— Поднимитесь к дальномеру, поглядите, кто там бежит, Яков Самуилович.
— А смисл? Кгоме «Бугакова» там-таки никто не сможет так бежать, Алексей Дмитгиевич. На полных тгидцати идет, тогопится, шо моя Циля на Пгивоз за бичками, ну и шоб увидеться со мною. Пгавда, она так бегала тгидцать лет назад, а сейчас она гогдо шествует, но я-то помню…
— Лейтенант, сигнал на миноносцы. Подойти к бортам, принять уголь.
— Господин капитан, «Бураков» передает: в крепости бунт. Генерал Стессель приказал гарнизону не сопротивляться и спустил флаг! Новый комендант обратился за помощью к японцам и англичанам, их войска уже высаживаются в Порт-Артуре!
— Нариш тухес.
— Вынужден согласиться, Яков Самуилович. Объявляйте, общий аврал. Всех незанятых — грузить уголь в мешки и передавать на миноносцы. Шлюпки вывесить после отхода миноносцев. Корабль — к бою! Кочегаров — к топкам, поднимать пары до марки. Комендоров — к орудиям, кранцы первых выстрелов поднять, минные аппараты зарядить. Пожарные магистрали в готовность, разнести шланги.
— Слушаюсь, господин капитан втогого ганга! Боцман, кочегагов к топкам, остальных — навегх! Бистго, янгеле, бистго!
— Запросите «Буракова» об остатке угля, возможно, его придется загружать первым.
— “Бураков” с полными ямами, торпед не имеет — влепил единственную, что была, в японский транспорт. Тот сел на грунт. Запрашивает о наличии у нас пятнадцатидюймовых.
— У нас только немецкие были, да и те отстреляли на учениях. Кто у японцев в Артуре?
— Корнильев семафорит о четырех крейсерах: «Чиода», «Мацусима», «Икуцусима», «Хасидате». Шесть миноносцев: четыре «Хаябусы» и «Котака» с «Сиритакой». «Сиритака», уворачиваясь от тарана «Буракова», сел на мель.
— Так… Это, видимо, их минари на горизонте и дымят. Идут они на двадцати четырех, вряд ли больше, и догонят нас через минут сорок. Все! Этим двоим хватит. Прикажите им уступить место «Навину» и «Давиду», пусть примут, сколько успеют. Яков Самуилович, перейдёте на «Давида»…
— Осмелюсь таки спгосить, почему и зачем, господин капитан втогого `анга?
— Потому что Ваше досье, с которым меня ознакомили господа жандармы, занимает не одну папку, а три, и каждая с кирпич толщиной, и на всех страницах — описания удивительных по своей лихости и наглости способов ухода от погони на суше и море.
— Однако!..
— Полагаю, Вы лично оплатили не меньше половины миноносца со своей контрабанды…
— Да ой же вэй, господин капитан, какая у бедного иегуди-`ыбака контгабанда?! Но то, шо год назад я сделал небольшой пгезент господину Ногману, шобы он согласился считать четыге уже заложенных киля не узкоглазыми, а немножечко пейсатыми — таки совегшеннейшая пгавда!
— Весьма разнообразная контрабанда, господин прапорщик по адмиралтейству. Я аж зачитывался. Так вот. Чтобы довести молодежь до Циндао…
— До Циндао, господин капитан? Таки що мы можем такого натогговать в Циндао, чего нам так остго не хватает в жизни, кгоме угля и тогпед? Но уголь и тогпеды мой племянник Додик, котогый живет в этой дыге с пгошлого, извините, года, уже немножечко купил, и уже даже немножечко поггузил на пагоход, котогый уже давно стоит в Пусане, где тепло и пока нет японцев! Так зачем нам Циндао? Шобы пага японских или даже, на минуточку, английских кгейсегов нас там зажала, как я зажал свою Цилечку, когда она была на тгидцать лет моложе и весила вдвое меньше? Нет, немцы, конечно, культугная нация, но в сей момент в Циндао нет такого гешефта, котогый стоит необходимости до конца войны смотгеть на эти постные `ожи! Еще уголь? Таки еще уголь лучше бгать у самих японцев, вгяд ли их тгампы успели попгятаться, и даже совегшенно наобогот. Сейчас они навегняка везут в Когею очень много всякого, шо может опгавдать хогоший гоп-стоп! А их утюги сейчас либо, пгостите, здесь, либо во Владивостоке, так шо этот гоп-стоп будет еще и дешевле!
