Оскорблённая женщина готова на многое. Об этом я узнал в понедельник с утра, когда меня вызвал Илья.
— Читай, пиши, — кратко сообщил он и подсунул записку с пояснениями.
Сука Скворцова на меня докладную накатала. Типа я её домогаюсь, работать не даю, всё к интиму склоняю.
В ответ я написал документ о недостойном поведении подчинённой и так далее, ничуть не преувеличивая и не сгущая краски. Практически чистую правду. Единственная привилегия, предоставленная мне Ильёй, была во времени и дате. Мою записку он оформил задним числом, датировав пятницей. Ленкина же писулька прошла уже в понедельник.
И кому верить? Заслуженному работнику КГБ, награждённому орденом Ленина самим Брежневым, любимчику Андропова или некой референтке, проработавшей в отделе три недели? Результат был очевиден. Скворцова была сильно удивлена, когда генерал перечислил мои заслуги (о которых можно было рассказывать).
Бывшая одноклассница по старой привычке считала меня избалованным мальчиком из семьи дипломата. То, что я имел свободный график посещения школы, окружающими воспринималось как бонус и заслуги отца. Никто же не видел, сколько на самом деле я учился и трудился. Ленка решила, что и на Лубянку я попал по какому-то блату. Старые детские обиды и зависть попёрли изо всех щелей. Попыталась змеючка меня укусить, за что и поплатилась. Её не просто сократили, но какую-то приписку в деле сделали. Попутно и мужа понизили в должности, правда сохранив звание.
На выходных я напросился к Мишке в гости. Пожаловался на жизнь и на Ленку Скворцову. Мишка немного удивился тому, как свела нас жизнь, да и загрузил своими делами. Оказывается, его там на какую-то конференцию в ГДР не выпускают. Могу ли я подсобить? Пообещал заняться этим делом в ближайшее время. Подобные вопросы Владимир Петрович может решить по своим каналам. У нас в управлении глобальных изменений не произошло, и дядя Вова уважаем начальством.
В декабре на пленуме ЦК Андропов присвоил Чебрикову звание генерала армии, сделал его кандидатом в члены политбюро, продемонстрировав таким образом, что работой своего преемника доволен. Кроме громких дел о коррупции, Чебриков неожиданно сунулся в область эстрады и даже написал записку в ЦК «О негативной направленности отдельных выступлений артистов эстрады».
Камешек в огород был закинут конкретно артисту Геннадию Хазанову. Некоторые его выступления, пародии и высказывания посчитали идеологически вредными.
«По мнению многих зрителей, такие выступления наносят ущерб делу воспитания, патриотизма и гражданственности советских людей и объективно играют на руку классовому врагу…» — писал в своей докладной Чебриков.
Пятому управлению никто не поручал оценивать выступления Хазанова, но с подачи Чебрикова сотрудники этого управления следили за идеологической благонадёжностью в любой сфере жизни. Встретив в документах знакомую фамилию Лямин, я примерно сообразил, что сподвигло мужа Ленки к такому рвению в работе. Жена накосячила, а Лямин таким образом перед главой КГБ засветился, потопив Хазанова.
Вообще-то новый глава КГБ очень внимательно прислушивался к мнению подчинённых. Узбекское хлопковое дело набирало обороты. Рашидов умер, но расследование было в процессе. Наворованных хлопковых денег у верхушки республики хватало с лихвой и они готовы были поделиться с Москвой. В декабре в столицу приехали представители хлопковых заводов из Узбекистана и попытались договориться за неприлично большую взятку с предприятиями Москвы, чтобы руководители закрыли глаза на недостачу и пустые вагоны.
Деньги у узбеков были, а вот хлопка — нет. Однако дело к тому времени уже передали Прокуратуре Союза со всеми вытекающими последствиями. Остановить расследование в Ташкенте уже не могли, хотя и пытались. Первый секретарь ЦК Узбекистана лично просил передать дело для дальнейшего ведения в республиканской прокуратуре.
Начальник следственного управления КГБ генерал-лейтенант Волков категорически возражал, разумно предположив, что в Узбекистане дело быстро прикроют. Чебриков с Волковым согласился. К тому же были арестованы люди не только из Узбекистана, но и из других регионов страны.
Илья невольно восхитился тому масштабу расследования, которое закрутилось в Ташкенте. Такого в СССР ещё не бывало. Конечно, можно было бы погордиться слаженностью работы следователей, которые арестовывали ранее неприкасаемую элиту — секретарей обкомов, райкомов, министров, милицейских генералов. А с другой стороны, грустно всё это. Хлопковое дело продемонстрировало, как реально и до основания прогнила система, прикрывающаяся лозунгами о роли партии в жизни народа.
— Узбекское дело останется недорасследованным, преступники — недонаказанными, управление республикой, поставленное Рашидовым, сохранится, — просветил я Илью.
— Как же так?! — не поверил он.
— Андропову не хватит времени и здоровья, — напомнил я очевидные вещи.
О болезни Андропова в широкой печати не упоминалось. Сам генеральный секретарь отсчитывал последние дни жизни в Кунцевской больнице, а советский народ встречал новый 1984 год с большими надеждами.
— Февраль? — задал вопрос, понятный только мне, Владимир Петрович и, получив утвердительный кивок, попросил быть готовым для сопровождения иностранных гостей, которые прибудут на похороны.
Сплетен по поводу смерти Генерального секретаря в стране сразу появилось много. Для многих, кто был не в курсе, смерть показалась скоропостижной. Один из ленинградских агентов Владимира Петровича выдал документ, который генерал дал мне почитать.
«Среди персонала 1-го медицинского института, связанного с 4-м Главным управлением Минздрава СССР, циркулируют разговоры о загадочности смерти Генерального секретаря ЦК КПСС. По мнению ряда специалистов, в ГУ есть люди, которые на ранней стадии болезни Андропова умышленно вели неправильный курс лечения, что впоследствии привело к его безвременной кончине. На более поздней стадии ведущие специалисты страны были бессильны что-либо сделать, несмотря на все предпринимавшиеся ими меры. Люди, «залечившие» Андропова, связаны с группировкой (название условное) некоторой части партийных аппаратчиков в Москве, которым пришлись не по вкусу позитивные изменения и реформы, начатые Андроповым, в частности, намерение изменить «кремлевский паек», призывы к личной скромности партийных работников, обращение к ленинским идеалам коммуниста. Один бывший ответственный сотрудник Госплана СССР подтвердил изложенное выше и добавил, что Андропова убрали».
Убрать Андропова хотели многие. Мешал он не только партийной элите. С приходом к власти Андропова уголовный мир также ощутил на себе тяжёлую руку комитета. Но в данном случае действительно подвело здоровье. Застудил почки Юрий Владимирович ещё до войны. При почечной недостаточности любая инфекция может стать фатальной. Двадцать ведущих академиков и профессоров лечили Андропов, но увы. Девятого февраля 1984 года в стране начался очередной траур.
— Сашка, а что это за траурные симфонии по телевизору? — с подозрением в голосе поинтересовался отец, стоило мне переступить порог квартиры. — Неужели?
— Угу, — не стал я отрицать то, что он и сам подозревал.
— И кто кандидат на замену? — деловито сориентировался отец.
— Черненко, — кратко ответил я.
— Он долгожитель, — скептически отозвался отец и пошёл снова к телевизору, надеясь, что концерт симфонической музыки сменит что-то более информационное.
«Гонка на лафетах», начатая Сусловым, продолжалась. Когда в стране объявили траур по Михаилу Суслову, всё было серьёзно и трагично. Брежнева тоже хоронили с пониманием и всеобщим трауром. После смерти Черненко появится анекдот: вы будете смеяться, но нас снова постигла серьёзная утрата. «Пятилетка пышных похорон» продолжалась.
— Недолгий, до обидного недолгий, товарищи, срок суждено было Юрию Владимировичу Андропову трудиться во главе нашей партии и государства. Всем нам будет не хватать его. Он ушел из жизни в самый разгар большой и напряженной работы, направленной на то, чтобы придать мощное ускорение развитию народного хозяйства, преодолеть трудности, с которыми столкнулась страна на рубеже 1970–1980-х годов, — поведал Черненко народу.
