«сломанной шлюпбалкой»!
Последние слова вырвались невольно, ведь приходилось сдерживать закипающий гнев, а он, как известно, плохой советчик. Но Рожественский от них побагровел, глаза налились кровью — командующий явно впал в ярость, которая могла выплеснуться в любой момент.
— Вижу, что Бэр нарушил мой приказ, — прорычал вице-адмирал, но Фелькерзам решил опередить его в выводах.
— Нет, я просто это знаю. Как и то, что на поднятый на «Ослябе» сигнал вы бы ответили «оставить до Владивостока».
Потому как вздрогнул командующий, Фелькерзам понял, что удар попал в точку — вряд ли о своих мыслях Рожественский кому-нибудь говорил, не тот он человек, слишком скрытный и гордыней обуян.
— Вы решили угадывать за меня мои собственные мысли, Дмитрий Густавович, — в голосе командующего послышалась явственная угроза, ее нужно было немедленно парировать.
— Зачем мне гадать, ваше превосходительство, если я это знаю точно. Как и то, что сегодня крейсер «Громобой» подорвется на мине и выйдет из строя до сентября. Правота моя подтвердится, ваше превосходительство, в этом вы сами убедитесь…
— Дойду до Владивостока и посмотрю на ваше гадание. А пока советую отправиться вашему превосходительству на госпитальный «Орел» и лечь там для дальнейшего излечения. Вы слишком плохо выглядите, господин контр-адмирал, длительное плавание нанесло явный ущерб вашему здоровью, телесному и духовному, и в особенности умению размышлять. А гадать на кофейной гуще вы сможете и на берегу, — в голосе Рожественского прорвалось раздражение, перемешанное с едким сарказмом.
— Я думаю, вашему превосходительству следует немедленно, прямо здесь в кабинете, написать рапорт, и передать командование…
Начальник штаба 2-й Тихоокеанской эскадры капитан 1 ранга К. К. Клапье де Колонг
— А вот этого, ваше превосходительство, я делать не стану, — ощерился Фелькерзам, в глубине души зазвучали колокола громкого боя. И внутренний голос с нескрываемым ехидством заговорил:
«Хреновый из нас переговорщик вышел, хоть мы оба те еще «превосходительства». Оракулы еще хуже — тупого самодура, дорвавшегося до власти, ничем не убедишь, такие экземпляры к доводам разума никогда не прислушиваются, им гордыня жить крепко мешает. В России нет страшней напасти, чем идиот дорвавшийся до власти!
Так что нужно прибегать ко второму варианту немедленно, раз первый у нас не проканал. Тут нельзя время терять, морду бить уже надобно. Только подбери убойные аргументы из разряда «сам дурак» — без них в начальственном споре никогда нельзя начинать драку. Фактов побольше высыпай, они вещь упрямая, против них не попрешь!
Нужно его взбесить хорошенько, учти — нас подслушивают — зуб даю. А как бросится с кулаками, то прикрой глаза и расслабься — и не мешай мне. Посмотришь потом, что можно делать кулаком, жаль, что силенок мало. И за кортик не хватайся, ни к чему.
Фи, господа адмиралы, а прибегнут к банальной поножовщине. Зачем нам такая реклама? Зря мы что-ли свинчатку в кармане прихватили — выведем из строя его превосходительство, всего и дел то, не на каторгу же за это чудо-юдо идти! А так все просто — взыграло сердце ретивое!»
Голос внутри зло посмеивался, а сам Фелькерзам почувствовал, что от озвученных мыслей его стала переполнять отчаянная решимость — все правильно, так и надо поступить — семь бед, один ответ!
— Ты у меня сейчас рапорт напишешь, безумец, или я под арест прикажу взять. Забыл, кого государь-император командующим здесь поставил?! Так я тебе разом и напомню! Садись и пиши!
— А что ты сразу за спину императора скрываешься, Зиновий Петрович?! Понимаешь, что без его рескрипта ты лишь хам, самодур, и… жалкая и ничтожная личность! Какие у тебя заслуги перед страной и флотом?! Да никаких по большому счету, если хорошенько разобраться! За бегство беленький крестик получил, и сам в том сознался в печати, даже статью написал! А перед кайзером и царем ты показательные стрельбы как проводил? Все я знаю, сам приказывал щиты на «живую нитку» крепить, чтобы они от пролетающего снаряда валились в воду, а ты только бегал по палубе как бесноватый, да бинокли разбивал.
Фелькерзам почувствовал, как внутри души будто плотину прорвало, и слова сами полились полноводным потоком, видимо, долго терпел, а тут можно все высказать, что накипело:
— За что ты не возьмешься, все равно дерьмо получается, причем зловонное. Миноносцы по твоему решению построили, так они на ходу рассыпаются, три штуки обратно отправили уже. Эскадру нашу так снарядил в поход, что даже на учебные стрельбы снарядов нет! И кто отвечать за бардак будет, что «Иртыш» не снаряды нам привез, а сапоги?! А кто от итальянских крейсеров отказался — ты собственноручно или папа римский?! И отряд Вирениуса придержал сам в дороге — адмирал Макаров ведь тебя просил о помощи, а ты его предал!
От яростных слов Фелькерзама Рожественский побагровел, казалось, что воспламениться, а из ноздрей пойдет дым. Но остановиться Дмитрий Густавович не мог, его, как говорится, понесло:
— О да, ты один белый и пушистый аки голубь, весь такой из себя — гимназистка невинная! А вокруг тебя одни тупицы, твари бессловесные, бездарности, а не заслуженные командиры кораблей, которым ты клички подбираешь из справочника по венерическим заболеваниям!
Рожественский захрипел, глаза налились кровью, как у взбесившегося быка, но Фелькерзаму такой вид командующего только добавил обличительной прыти — семь бед, один ответ!
Все равно пропадать!
— Энквист для тебя «пустое место», Небогатов «хер конячий», а я «мешок с навозом»! Да за такие вещи не на дуэль вызывать надобно, зачем благородную сталь поганить, а морду хамскую нужно бить вдумчиво, чтобы поганую пасть дальше на достойных людей разевать не мог — у тебя не слова из нее идут, а сплошное амбре! У тебя ни капли уважения нет к идущим на смерть людям, верным присяге — один словесный понос льется как из прохудившегося бурдюка
— Заткнись! Собственными руками придушу!
— Что — понравилось?! И это еще не все! Ты эскадру в Цусимский пролив ведешь, и бой решил 14 числа устроить, праздник для их величеств отметить! Ты что творишь, бестолочь?! Не то, что командиры броненосцев и крейсеров, флагманы твоего плана сражения не ведают, ты всех на убой как бессловесное стадо тянешь. Только в последний момент объявишь, чтобы курс норд-ост 23 держали. Вот и все твое руководство в бою будет, глупец, пока тебя по голове осколком не приласкает через сорок минут! И все твое участие в сражении на том и закончится!
На какую-то секунду Рожественский остолбенел, выпучив глаза, и посмотрел на Фелькерзама странным взглядом. Но того уже нельзя было
