«Витя, ты что? А что? Ребята, что происходит? Да вот… Вы что, с ума сошли? Что значит нет? Бегом искать!» Голоса доносились как сквозь вату, перед глазами плыло.
Не получается. Ничего не получается…
«Сергей Аркадьевич… Сергей Аркадьевич…»
Глупо было даже думать о том, что он сможет…
— Сергей Аркадьевич!
Вышинский поднял голову. Виктор Алексеевич тряс его за плечо.
— Пойдемте.
Пойдемте… Куда там? На расстрел? Идем…
— Выпейте.
Сергей машинально взял в руку протянутый стакан, залпом выпил…
— Господи! Что это?
— Коньяк. Хороший, французский. Конечно, пить его такими глотками…
Сергей наконец-то смог перевести дыхание, чувствуя, как чернота депрессии, в которую он начал было сваливаться, отступает.
— Сергей Аркадьевич, я понимаю все ваше напряжение, я вижу, как вы переживаете за мастерскую… Но нельзя же так! Трудности бывают всегда и везде и отступать и уж тем более унывать — нельзя.
Сергей выдохнул:
— Спасибо, Виктор Алексеевич…
— Давайте работать, — улыбнулся тот.
— Давайте!
* * *
Может, от коньяка, а может от вернувшегося ощущения уверенности в собственных силах Сергей чувствовал прилив сил и энергии.
Все получится! Унывать — глупо! Все получится!
Витя еще лазал в хитросплетениях холодильника, натягивая притащенные ремни, а в другом конце мастерской уже побежал по стеклянным трубкам прозрачный бензол.
Спокойным, по крайней мере, внешне оставался только химик, изредка начинавший кашлять. Остальные, и Витя, и Кирилл, и сам Сергей наблюдали чудо химических реакций.
Бензол смешивался с кислотами, превращаясь с тягучую желтоватую жидкость нитробензола.
Нитробензол, заливая железные стружки, превращался в бесцветный анилин.
Анилин, пройдя автоклав, чаны с хлорной известью и наконец-то заработавший холодильник, становился диметиланилином.
Булькал перемешиваемый раствор, в котором исчезли голубые кристаллы медного купороса, белые — соли и розоватые — фенола.
Из дистиллятора текла тонкая струйка очищенной воды.
Из вываренного и отсаленного раствора получилось густое черное вещество. Метилфиолет.
Финишная прямая.
На дворе стояла уже глубокая ночь, когда два литра метилфиолета опустились в чан с водой, где моментально начали растворяться красивыми фиолетовыми струями. Заработали лопасти, перемешивая чернеющую жидкость.
Еще немного… Еще…
— Давайте, — подал знак химик.
Сергей несколько раз выдохнул. Повернул кран. В подставленную пустую бутыль полилась черная толстая струя, медленно наполняя ее.
Чернила.
Получилось.
— Ребята, у нас получилось… Получилось!
— Да!!! Да!!!
Сергей осторожно подставил под струю пальцы, мгновенно ставшие фиолетовыми. Чернила! Получилось!
Он повернулся к ребятам, глядя на них ошалелым взглядом. Протянул к ним руки, взглянул на окрасившиеся пальцы. Провел ими по лицу, оставляя широкие полосы.
Получилось! Получилось! Получилось!
* * *
— Да, шеф, связался ты с мокрятниками…
Камов ходил туда-сюда, как маятник.
— А поконкретнее? — Сергею было не до эмоций полицейского, тем более, что тот успел его разозлить.
Когда Камов увидел «шефа» с бледно-голубыми полосами на лице — анилиновые чернила оказались штукой въедливой и смываться окончательно ни в какую не хотели — его разобрал дурной хохот. Сергей стоял, как дурак, не зная, как реагировать: то ли обижаться, то ли махнуть рукой. Кончилось тем, что они хохотали уже вдвоем.
— Поконкретнее… Михаил Потапович Велосипедов…
— Как?!
— Велосипедов. Из семьи священника.
«Ага. Ремонт Ноутбуков»
— …До революции — мелкий артельщик кожевенной артели. После — организовал в городе сеть по производству чернил. Несколько десятков кустарей варят чернила, однако сбываются они только людьми Потапыча…
«Понятно. Синдикат»
— …цены на чернила в городе порядком задраны, поэтому деньги к товарищу Велосипедову текут рекой. На случай же, если кто-то захочет цены сбить или просто работать на себя, существует старший брат…
— Что за брат?
— Архип Потапович Велосипедов, уголовная кличка — Мишка. Старый фартовик, еще до революции не одну пару кандалов сносивший. Сейчас здесь в Пескове сколотил небольшую шайку, занимающуюся поддержкой бизнеса младшего братишки. Несколько кустарей, найденных зарезанными в двадцать первом — их рук дело. Ну а последний случай вы знаете: прежний владелец вашей мастерской. Не думаю, что он сам под лед нырнул, а в определенных кругах в том, что это убийство и не сомневаются.
— Небольшую, это какую?
— Человек пять-шесть. Из тех, которым под красный галстук пустить, как вам высморкаться.
Сергей поймал себя на мысли, что прикидывает, как лучше выловить бандитов по одному и прикончить по-тихому. Нет… Не получится. Тут с чернилами сколько мороки, а уж за убийство браться, не имея ни опыта ни навыка — и вовсе гиблое дело. Гиблое в само прямом смысле.
— Да еще поговорил я кое с кем… Вроде бы Потапычи хотят к тебе наведаться в гости.
— В смысле?
— А вот смысла я не знаю. То ли по хорошему поговорить, то ли…
Камов провел пальцем по горлу.
— Вот спасибо. И что мне теперь, ходить да оглядываться?
— Так ведь, шеф, в любом случае придется…
— Кстати, а что там с моими хвостами? Не чернильщики ли это?
— Нет. Чернильщиков я почти всех уже в лицо знаю, они любят в пивной на Московской сидеть. Не они это.
Кто же это еще привязался?
— Да еще, шеф… Теперь и за мной ходят. Пару раз я от них оторвался, теперь, похоже, за меня матерые зубры взялись.
Черт, еще и старика подставил.
— Знаешь, что, Макар Сидорович, уточни до завтра, чего от меня Потапычи хотят, я тебе деньги отдам и ляг на дно.
* * *
— Вот у меня двое знакомых тоже поспорили. Один говорил, что самая лучшая водка — самая чистая.
— А другой?
— А другой химиком был. Он взял чистого этилового спирта, беспримесного, разбавил до нужной пропорции дистиллированной водой, чистейшей и дал оппоненту попробовать.
— И что?
— А то, что чистый раствор спирта в воде пить невозможно, гадость редкостная. Вкус водки как раз от примесей зависит. Так что водку нужно от сивушных масел и формальдегида очищать, а не вообще от всего.
Работнички…
На самом деле, Сергей зря злился. Просто рассказ Виктора Алексеевича, вмешавшегося в спор Вити и Кирилла, неприятно напоминал и вчерашней встрече с сыщиком.
Что у Камова за привычка — поить до полного отключения? Или он просто меры не чувствует?