— Завтра устраиваем приём по случаю нашего прибытия, — сказал на это граф, — там же и договоримся с британцами о переговорах.
Мне было удивительно слушать переговоры, пускай и не великой важности прямо на улице. Я решил прояснить ситуацию и, отправив роту под руководством Фрезэра обустраиваться в особняке, обратился за разъяснениями к Ахромееву.
— Это очень просто, — ответил он. Мы шагали по коридорам, вслед за чинным мажордомом из немногочисленной свиты графа Черкасова, прибывшей с нами и отправленной во втором экипаже вперёд. — Подслушать нас на улице чрезвычайно сложно. Городской шум мешает слишком сильно.
Комнаты нам выделили вполне пристойные. Куда лучше наших полковых квартир, а уж в сравнении с палатками… В общем, жить можно и жить хорошо. Я оставил Жильцова обустраивать наше временное пристанище, а сам отправился посмотреть, как устроились мои солдаты.
— Тут на первом этаже две больших комнаты, — сообщил мне Фрезэр, — с двухъярусными кроватями. В общем, самая настоящая казарма.
— А чему удивляться, — усмехнулся присутствовавший при нашей беседе Ахромеев, — это же бывшая башня лондонского гарнизона. Нижние комнаты раньше были складскими помещениями, а когда особняк выкупили под наше представительство, то поставили кровати с тем расчётом, чтобы поселить там солдат.
— В чём вам, господам из тайной канцелярии, не откажешь, — усмехнулся в ответ, — так это в основательности.
Приём по случаю нашего прибытия был не столь шикарен, однако на нём присутствовали преинтереснейшие люди. Более всего, меня заинтересовал наш недавний смертельный враг, третий сын лорда Гаррет-Коллей, сэр Артур Колли Уэлсли, виконт Веллингтон. Он представлял на приёме британскую армию, во всей её мощи и непобедимости. И это ему вполне удалось. Блистательный, довольно молодой генерал в идеально сидящем мундире. Не смотря на то, что мы воевали против него несколько месяцев, я ни разу не видел нашего врага в лицо. Лицо это не блистало красотой, главным «украшением» его служил уже вошедший в историю крючковатый нос виконта.
Он ворвался на приём также стремительно, как врывался в испанские, а до того индийские крепости. Распахнулась дверь большого зала, хлопнув деревянной створкой о стену и в сопровождении пары адъютантов генерал вошёл в зал, промерив расстояние от входа до графа Черкасова, вежливо приветствующего других гостей, на манер циркуля своими длинными ногами. Адъютанты едва поспевали за его стремительной походкой.
— Господин граф, — коротко кивнул он Черкасову, — приветствую вас.
— Взаимно, господин виконт, — ответил тот, но руки не подал.
Веллингтон снова кивнул и отошёл в сторону. Наклонившись, он произнёс несколько коротких фраз одному из своих адъютантов. Тот кивнул и отправился бродить по залу, о чём-то выспрашивая. Мне даже стало интересно, в чём дело, я направился к нему, однако на полпути меня перехватил Ахромеев.
— Адъютант Уэлсли зачем-то ищет тебя, — сказал он. — В разговоре с ним будь крайне осторожен. Каждое твоё слово может иметь весьма изрядные последствия.
— С адъютантом? — удивился я.
— Ты что, Суворов, совсем поглупел на Альбионе? — посмотрел на меня, как на дитя малое Ахромеев. — На кой чёрт ты этому адъютанту сдался? С тобой Уэлсли поговорить хочет. Заметь, только пришёл и тут же потребовал тебя. Не знал бы тебя так хорошо, давно бы в Сибири сгноил.
— Это за что же? — мрачно поинтересовался я, глядя на приближающегося адъютанта.
— На всякий случай, — вполне серьёзно ответил Ахромеев.
Адъютант подошел, наконец, ко мне, коротко поклонился:
— Капитан Суворов? — Я кивнул. — Генерал Уэлсли желает видеть вас.
— Идёмте, — сказал я, делая приглашающий жест.
Мы прошли по залу к ожидающему нас сэру Артуру. Генерал долго разглядывал меня, прежде чем поздороваться и протянуть мне руку.
— Так вот ты какой, защитник Бычьего следа, — сказал он, крепко пожав мне руку. — Давно хотел посмотреть на вас.
— И каким я вам показался? — поинтересовался я.
— Самым обыкновенным, — ответил он, — как я и думал.
— В смысле? — удивился я.
— В самом прямом, — позволил себе усмехнуться виконт Веллингтон. — Я воюю давно, и успел заметить, что все дела на войне делают самые обыкновенные люди. Вроде вас.
— Интересное замечание, — сказал подошедший к нам граф Черкасов. — А как же аура войны? Герои в сверкающих доспехах?
— Таких было мало во все времена, — покачал головой Уэлсли. — Сколько было рыцарей в Европе, от силы сто тысяч и то в самый расцвет рыцарства. А войну всегда делали не они, а простое отребье, вроде моих красномундирников. Или ваших the serfs.
— Я не считаю своих солдат отребьем, — запальчиво сказал на это я. — Пусть они и вчерашние крестьяне, однако, я убеждён, что каждый из них достоин уважения.
— Кого уважать? — откровенно рассмеялся Уэлсли. — Висельников или деревенщину?
— Солдата, — мрачно ответил я, — который дерётся с тобой бок о бок и умирает, чтобы ты жил.
— Глубокая мысль, — сыронизировал генерал, — а главное, сколько пафоса. Вам бы оратором стать, а не военным.
— Как видите, сэр Артур, — примирительно заметил граф Черкасов, как истинный дипломат, вмешавшийся в самый острый момент нашего словесного поединка, — капитан Суворов отлично справляется с военным ремеслом. Он сделал блистательную карьеру. За неполных два года пройти путь от уорент-офицера до капитана.
— Тогда на ниве политики он стал бы не меньше чем министром, — не удержался от финальной шпильки Уэлсли, после чего попрощался с нами и отошёл к кому-то из британских дипломатов в дорогом сюртуке и с орденом в петлице.
В общем, приём более всего напоминал собрание хищников у водопоя, множество раз описанное разными исследователями Азии и Африки. Когда во время засухи все приходят к обмелевшим рекам, рычат друг на друга, вроде бы почти дружелюбно, однако в глазах у каждого льва или тигра так и светится: «Вот если бы не проклятая засуха, порвал бы тебе глотку, но нельзя, нельзя».
Офицеры и дипломаты фланировали по залу, каблуки дорогих туфель и сапог стучали по старинным камням, звенело стекло бокалов, звучали короткие реплики и длинные разговоры. Я не находил себе места в этом собрании, так что после разговора с Уэлсли отошёл к окну и разглядывал Лондон, вид на него открывался отличный. Где-то дымили заводские трубы, по улицам сновали сотни людей. А по мере того, как спускался вечер, в окнах домов засветились окна, и город стал похож на громадную рождественскую ель, горящую тысячами огней.
