– Я ГАРРИ БЛЭКСТОУН КОППЕРФИЛД ДРЕЗДЕН! – заревел я.
Лед и вода полетели в разные стороны. Замерзший камень лопнул со звуком рванувшего снаряда, паутина тонких трещин начала расползаться от меня. Образ Мэб улетел прочь и взорвался тысячами кристальных осколков, как лопнувшее стекло витража. Холод, боль и ужас откатились от меня, словно огромная голодная зверюга, которой неожиданно врезали в нос.
Иные обожают свои психические атаки, и, принимая во внимание, что эта случилась примерно через две секунды после того, как Акулья Морда вылетел из воды, было вполне понятно, кто за всем этим стоял. И это прекрасно! Акулья Морда выбрал битву умов – быть посему. Моя голова – мои правила.
Я поднял свою правую руку к замерзшему небу и закричал, бессловесно и яростно, и словно вспышка молнии сверкнула с забурливших небес. Она ударила в мою руку и ушла в землю. Замерзшая грязь брызгами полетела во все стороны. Когда воздух очистился, я стоял, держа дубовый посох с вырезанными на нем рунами и символами, высотой до моего виска и такой толщины, что обхватить его можно было моими большим и указательным пальцами.
И тогда я протянул свою левую руку до самой земли, и закричал снова, завершив это сгребающим и одновременно призывающим жестом. Я вырвал металлы из земли, на которой стоял, и они как туман закружились вокруг моего тела, отлившись в доспехи, покрытые шипами и выступающими лезвиями.
– Ну что, крутой, – прорычал я в темноту, которая даже сейчас собиралась с силами для новой атаки. – Теперь ты знаешь, кто я. Давай же посмотрим, кто ты такой. – Я взял посох и ударил его концом по земле.
– Кто ты? – требовательно спросил я. – Хочешь играть с моей головой, будешь играть по моим правилам! Назови себя!
В ответ раздался только всеохватывающий рев, словно сердитый арктический ветер перешел в ураган.
– О, нет, так не пойдет, – пробормотал я. – Ты начал это, урод! Ты хочешь биться лицом к лицу, так давай же начнем игру! Кто ты?
Снова пространный звук, похожий на то, что слышишь в океанских глубинах, простонал что-то с неба.
– Трижды я приказал тебе! – крикнул я, сосредоточив свою волю и посылая проклятье голосом, грохотавшим над мрачным пейзажем. – Я приказал тебе трижды! Именем своим я приказываю: скажи мне, кто ты!
И тогда огромная воронка возникла в тучах над головой – лицо, но в самом общем смысле, такое вылепил бы ребенок из глины. В его глазах сверкали молнии, а говорил он голосом бури:
Я ВРАТ СОКРУШИТЕЛЬ, ПРЕДВЕСТНИК!
Я СТРАХ НЕСУЩИЙ, УБИЙЦА НАДЕЖД!
Я – ТОТ-КТО-ИДЕТ-ВПЕРЕДИ!
Секунду я стоял, замерев, в шоке глядя на небеса.
Адские колокола!
Сработало.
Это существо заговорило, и когда оно говорило, я знал, я знал, что это было, словно мне дали моментальный снимок его идентичности, его глубоко сущностного «я».
На одну секунду – не более – я понял его, понял, что оно делает, чего хочет, что планирует, и…
И потом этот момент прошел, и знание ушло, как пришло прежде – кроме одной вещи. Каким-то образом мне удалось удержать несколько рассыпающихся фрагментов проникновения в суть.
Я знал, что существо, пытающееся разорвать мою голову, было одним из Идущих. Я почти ничего не ведал о них, кроме того, что никто другой тоже о них ничего не знает, и еще, что они – это зло, запредельное зло.
Один из них пытался убить меня, когда мне было шестнадцать. Тому-Кто-Идет-Позади это едва не удалось. Правда… будучи нынешним собой, я не уверен, что он действительно пытался меня убить. Он формировал меня. Не знаю, для чего, но он пытался привести меня в ярость.
И эта тварь, влезшая мне в голову, та, которую я назвал Акульей Мордой, была, как и он, Идущим. Они были ровней. Он казался огромным, сильным, но эта сила как-то отличалась от силы, с которой я сталкивался прежде. Это существо было больше, чем Мэб. И ужасающе, невыносимо глубже, чем она. Это как сравнивать фотографию скульптуры с самой скульптурой. В его распоряжении имелась сила, пребывающая за пределами всего виденного мною, за пределами всяческих мер и сравнений – за, за, просто за.
Это существо было силой Извне, а я песчинкой перед лицом накатывающей волны.
Но знаете что?
Песчинка может быть последним, что осталось от того, что когда-то было горой, но вот она – она есть, есть. Волна приходит и волна уходит. Она может молотить по песчинке сколько угодно. Пусть высокие горы боятся медленного постоянного напора вод. Пусть долины содрогаются от страха перед безжалостным нашествием ледников. Пусть континенты тонут во тьме и вздымающихся волнах.
Но – песчинка?
Все это ее не впечатляет.
Пусть накатывает волна. Песок останется и после ее от-ката.
Так что я посмотрел вверх на это лицо – и рассмеялся. Я смеялся пренебрежительно и вызывающе над этой безбрежной крутящейся гигантским водоворотом силой, и не сказать, чтобы это было радостное чувство. Это было правильное чувство.
– Давай! – закричал я. – Давай, сожри меня! И тогда мы посмотрим, настолько ли крепко твое брюхо, чтобы меня удержать! – Я поднял свой жезл, и золотисто-белый огонь начал изливаться из вырезанных на посохе рун, пока я собирал силу в него. Воздух стал охлаждаться силами Зимы, и на гранях моих доспехов начал нарастать иней. Я расставил ноги, крепко уперся ими в землю, и мерцание Огня Души начало истекать из трещин в земле вокруг меня. Я оскалил зубы, повернув лицо к голодному небу, свободной рукой показал ему средний палец и заорал:
– Ну же!
Яростный голос заполнил воздух, его звук потряс и землю, и небеса, из-за чего земля покоробилась, а вращающиеся тучи словно сжались от страха.
* * *
И я снова оказался на заднем сидении «харлея», сжимая талию Кэррин одной рукой и держа «винчестер» в другой. Мотоцикл несся, но не ускорялся. Казалось, мы просто совершаем мотопрогулку вдоль берега.
Кэррин издала низкий клокочущий крик и внезапно обмякла, наклонившись вперед, тяжело дыша, я прижал ее спину к себе, помог выпрямиться, и через пару секунд она несколько раз дернула головой и проворчала:
– Ненавижу попадать в вулканическую мозгоплавилку.
– Оно и тебя достало? – спросил я.
– Оно… – Кэррин бросила взгляд через плечо и вверх, на меня, и содрогнулась. – Да.
– Но теперь ты в порядке?
– Я начинаю закипать злостью, – сказала она.
Полный невероятного веселья звук раздался неподалеку. Это был смех Эрлкинга. Его огромный конь чуть изменил курс, и сейчас он скакал рядом с мотоциклом. Эрлкинг поднял меч в жесте яростной готовности к бою. Потом его горящие глаза обратились на меня, и он заговорил – убийственно-веселым голосом:
