— "Гончая"… — пробормотал я, чувствуя, как все холодеет внутри. — Дождались, мать их в хрясло…
— Они самые, — подтвердил Федька.
"Гончая", пока одна, сидела прямо на вершине угольного холма, уставившись на наше убежище. Как всегда нельзя было тварь толком разглядеть из-за окружающей ее дымки Тьмы и как всегда же ее взгляд ощущался как лезвие ледяного ножа, которым тебе водят где-то возле сердца.
— Вот чего они ждали, — сказал Иван. — Могу поспорить, что высунуться нам не дадут. Пока одна, но…
— А это посмотрим, — сказал я больше для того, чтобы самому себе бодрости прибавить. — Иван, пока здесь, паси люк возле шеста, Федька, бери свою шарманку, благо патронов много, и вход на прицел. Все что сунется, кроши в клочья. Гранаты держите под рукой… даже так, Иван, возьми половину гранат у Федьки и рядом выложи… Федь!
— Я! — откликнулся тот вполне по-военному.
— Если какая-то тварь проскочит, благо они шустрые, от входа дальше, в мертвую зону, командуй Ивану, пусть гранату прямо в люк скидывает. Там пусто, защиты нет, всех накроет. Понял? Иван?
Поняли оба. Правда Иван сказал:
— Может, ворота попробуем закрыть?
— Не выйдет, — решительно сказал Федька. — Они осели, толкать придется долго, и тогда эти, из депо, долбанут со всех сторон.
Иван лишь матюкнулся.
— Я попытаюсь хоть кого-то привалить, пока они сюда доберутся, после чего буду тебя прикрывать, если полезут, — сказал я Федьке. — Все, вперед, времени не теряем.
Снова за перископ. Вот она, «гончая», сейчас неподвижная как памятник самой себе, темная, злобная и вечно голодная как сама Тьма. Все те же чуть размытый, совершенно темный силуэт, больше похожий даже не на сгусток Тьмы, а на настоящий провал в нашей действительности, словно она была вырезана из ее ткани и сквозь силуэт сюда пробивалось нечто отвратительно темное, неправильное, чего в этом мире быть не должно.
А вот и вторая медленно взбирается на ту же кучу, усаживается рядом, чуть пониже, словно демонстрируя, кто здесь вожак, а кто при нем. До них сейчас… они сидят… та что наверху как раз на две тысячных выросла, а это получается… сколько она ростом? Метр двадцать — метр тридцать… да, примерно так, я хорошо помню, она же прямо передо мной на капоте машины сидела, значит… один и два на тысячу и пополам… метров шестьсот получается, может чуть больше, все же погрешность имеется… ветра нет… температура сейчас градусов десять… четвертушку добавляем… Вру, треть добавляем, тут все же больше шестисот, как раз баш на баш получится…
Сам не заметил, как винтовка была уже в руках, снова уложенная на спинку топчана, а пальцы крутили маховички прицела. Пока в меня не стреляли, не заметили, наверное. Ну и хорошо, что не заметили, это очень даже радует.
Ветра нет по-прежнему, так, чуть-чуть, вон клок тумана еле ползет… но ползет, не стоит. Четвертушка дерривации, еще единичка на ветер, он слева, значит прибавляем… Вот так. У них есть вожаки, интересно, или это я сам себе придумал?
Не промахнуться бы… Акелла промахнулся, тоже ведь вожак был. Главарь. Атаман. Босс всех боссов, вроде той обезьяны, что у меня на прицеле… Заостренный кол вертикальной нити вот так, под задницу…
Бах!
Не удержался, задержался на пару секунд, досмотрел. Я снайпер так себе, хобби вроде как, поэтому даже не поверил, когда существо странно подпрыгнуло и завалилось на бок, медленно скатываясь вниз по склону кучи. Попал. Все же попал. Вот так взял, вспомнил все, что из наставления вычитал, посчитал — и попал. Зоркий Глаз, блин.
Затем на окна обрушился свинцовый вихрь. Долбили все адаптанты, засевшие в депо. Пули, словно взбесившийся рой ос, жалили стены, колотились в решетку, высекая искры и звон, выбивали штукатурку из стены у меня над головой, осыпая меня пылью и превращая в альбиноса. Затрещал пулемет, непривычно зачастив — явно немецкий МГ, длинная, на всю ленту очередь метлой прошлась по окнам этажа, заставив меня. даже вполне укрытого, согнуться еще ниже и от всей души выразиться в креста, гробину, бога и душу.
Подняв глаза, обругал матерно еще и себя. Простенок. Если я к нему сдвинусь, то меня вообще ничем не достанешь. Он полностью закрывает от огня, разве что ствол винтовки будет немного торчать. Почему сразу не сообразил и голову подставлял? Не… если бы глупость стала золотом, то я бы разбогател как Крез. Или Абрамович. Или какой другой Гейтс. Не, лучше Абрамович, он на футболе небритый сидит, а ему бабки носят, чтобы игроков покупал. Не, на хрен, терпеть футбол ненавижу, пусть лучше Гейтс.
— Вот так лучше будет, — объявил я вслух, почти геркулесовым рывком сдвинув тяжелый диван, потому как опора под винтовку все равно нужна.
К удивлению моему, вторя «гончая» никак не среагировала на гибель первой. Ни вперед не рванула, ни спряталась, а все так же сидела, совершено неподвижно. Им что, просто все равно, и никаких эмоций, пусть даже животных, они не испытывают? Что они вообще такое?
Вторую тварь подбил двумя выстрелами, первая пуля лишь подняла фонтан угольной пыли прямо перед ней, опять же не вызвав никакой реакции. Но когда она тоже свалилась и покатилась под горку, результат оказался ошеломляющим. Из-за укрытия мощным и почти одновременным прыжком выскочило еще с десяток таких же, и они, как-то быстро и удивительно споро сбившись в растянувшуюся стаю, рванули по прямой прямо к нам.
Я успел выстрелить еще раз, кажется даже не промахнувшись, и после этого ураган огня снова обрушился на окна и стены пожарки. Даже зная, что достать меня невозможно, я все же нырнул ниже уровня подоконника, после чего, сообразив, что стрелять из винтовки уже не получится, и через несколько десятков секунд твари будут здесь, я оставил винтовку и рванул в тамбур, крикнув на ходу:
— К бою!
И при этом сорвавшись на какой-то сиплый визг с перепугу.
Автомат из-за спины рывком, ударом ладони сбросил предохранитель. На колено, прицел на дверь.
— Сейчас будут!
Стрельба с улицы не прекращалась, я даже подумал, что противник, заставив нас укрыться и напустив тварей, может атаковать следом. Или они все же не сами напустили, а просто их дождались? Те же были обязаны рано или поздно появиться, слишком близки мы были к границе Тьмы.
Я слышал, как Федька негромко бормотал: "Давай, давай, скоренько сюда…" — явно нервничая не меньше чем я сам. При этом где-то в глубине сознания я даже успевал удивляться тому факту, что у меня не дрожат руки. В брюхе как ведро льда, страшно так, что аж челюсти сжал до судорог, волосы дыбом, а вот руки не дрожат. Странно.
Стрельба, доносившаяся с улицы, вдруг резко стихла, и сквозь наступившую тишину был слышен отчетливый, быстро приближающийся, тяжелый и одновременно мягкий топот. А затем в приоткрытых дверях мелькнула первая черная фигура.
