На столе разложены бумаги из того самого пакета.
— Плохие новости? — спросил я.
— Обычные новости, — Слободский тряхнул головой, будто отгоняя непрошенные мысли. Собрал бумаги и сунул их небрежно обратно в конверт. — На поезде через три дня в сторону Ленинграда боеприпасы пойдут, надо остановить.
— Если надо, я готов участвовать, — сказал я.
— Нет-нет, про другое речь пойдет, — покачал головой Слободский. — Ты же знаешь Катю Смолкину?
— Конспиративную квартиру в городе держит? — припомнил я. Разок бывал, но только на пороге. Саму Катерину увижу — узнаю, конечно, но мы с ней всего парой слов перебросились.
— Да, именно, — кивнул командир. — Так вот, она сообщает, что в городе сопротивление ширится. Она собрала у себя тайный кружок активистов, и хотят они газету подпольную выпускать.
— Похвальная инициатива, — сказал я.
— Пока что они рукописный листок распространяют и листовки, но, сам понимаешь, от руки достойный тираж не оформишь, печатный станок им нужен, — Слободский посмотрел на меня. — Сможешь помочь?
— Хм… — я задумался. Печатные станки в Пскове давно и прочно оккупировал отдел пропаганды. Технически, я, конечно, знал, где находится типография, но вот практически о том, как умыкнуть довольно громоздкую штуку из фашистского издательства, как-то не думал. — Можно попробовать… Меня в городе, конечно, знают, но дня через три борода отрастет…
— Ты бы меня очень выручил! — горячо проговорил Слободский. — А то на меня сверху наседают, чтобы я этой общественно-полезной инициативе оказал посильную помощь, а у меня все руки не доходят. Помощники тебе нужны будут?
— Справлюсь своими силами, — я махнул рукой. — Яшку заберу только, этот завсегда пригодится.
Карнаус явился ближе к сумеркам. Возник откуда-то из темноты, как призрак. Инфернально так сверкнул очками и оскалился в приветственной улыбке, от которой у партизан, сидящих вокруг костерка, кажется, разом зубы заболели.
— А я к вам, Александр Николаевич! — жизнерадостно заявил он. — Как и обещал!
НКВД-шник был гладко выбрит, мундир чистенький, будто только что из прачечной. И запах одеколона распространяет. Интересно даже стало, где эти секретные ребята себе убежище устроили. Явно ведь где-то поблизости, не похоже, что он издалека пришел. Может, в какой деревне обосновались? Хотя какое там… Все деревни вокруг оккупированы, в каждой сидит немецкая администрация, стал бы он разгуливать в форме тогда? Нет, тут что-то другое. Скорее всего, какое-нибудь тайное и давно уже оборудованное убежище. Хорошо спрятанный бункер или что-то вроде.
В штабе было пусто. На столе стояло три кружки и тарелка с пряниками. Будто те, кто там заседал до этого спешно вскочили и освободили помещение, чтобы НКВД-шник мог провести свое собеседование.
— Времени у меня немного, поэтому сразу к делу, — сказал Карнаус, останавливаясь у висящей на стене карты. — Вот здесь, рядом с деревней Хрумово, расположен немецкий полевой лагерь. Здесь и здесь — заброшенный укрепрайон.
Палец НКВД-шника уперся в точку на карте.
— Письменных инструкций я, уж прости, не подготовил, так что придется все запоминать, справишься? — внимательный взгляд из-за стекол уперся в мое лицо.
— Справлюсь, — хмыкнул я.
— Тогда слушай внимательно, — Карнаус сел на ближайший стул и заговорил. Инструкции были четкими и в целом понятными. Хоть и странноватыми, конечно. Нужно было подкараулить гауптштурмфюрера Пферинга, доставить его в этот самый укрепрайон и расписать практически под хохлому. Здесь НКВД-шник кое-что все-таки нарисовал. Знаки, которые нужно нанести на его тело. Похожие на руны, но не совсем. В общих чертах картина убийства была похожа на то, что я творил сам, когда от имени вервольфа действовал, вольфсангель на лбу, во всяком случае, в этом ритуале присутствовал. Но вот остальные символы были мне незнакомы. Кроме того, там присутствовал и подготовительный этап — один из бункеров укрепрайона мне предстояло превратить к капище или что-то подобное.
— А вот эти бумаги нужно будет положить там, оформив все как тайник, — Карнаус выложил передо мной стопку пожелтевших листов, похожих на вырванные страницы какой-то книги. Все они были покрыты непонятными значками, вроде тех, которые я должен буду на Пферинге изобразить.
— И что значат эти шифровки? — спросил я, перебирая листы.
— А это тебя как раз не касается, — прищурился Карнаус. — Твоя задача — сделать так, чтобы выглядело, будто эти бумаги кто-то старался спрятать. Но не слишком хорошо, нужно, чтобы их обязательно нашли.
— Ясно, — кивнул я и как будто бы потерял интерес к бумагам. Свернул их вдвое и сунул во внутренний карман.
— Вопросы? — подался вперед Карнаус.
— Можно еще раз на фотокарточку посмотреть? — спросил я.
НКВД-шник положил передо мной фото фрица. Сделано явно недавно. Пферинг стоял боком в горделивой позе. На заднем плане — деревенский дом, на завалинке сидят три хмурые старушки. Молодой для гауптштурмфюрера. Волосы гладко зачесаны назад, и вообще к его внешности подходило бы определение «пижон». Такого легче всего представить на танцах в офицерском клубе, чем в захолустной деревне. Лицо незнакомое, в Пскове я его не видел, не пересекались, значит. Впрочем, так даже проще…
— Все понятно? — спросил НКВД-шник.
— Более чем, — кивнул я.
В общем-то, примерно было понятно, чего именно добивается Карнаус — дезинформацию фрицам вкидывает с моей помощью. Просто деза необычная. Чаще всего подлоги устраивают про расположение войск или планируемые операции, а тут — какая-то мистика с идолами, алтарями и жертвоприношениями. И расписано все с учетом моего творчества. Как будто коллеги Карнауса мои художества под лупой разобрали, творчески доработали и придали каждому из элементов композиции особенный смысл. Который и собираются моими руками скормить фрицам. Чтобы… Чтобы, что? Чтобы они заняли головы этой пустышкой, а не чем-то полезным? Или чтобы от чего-то НАСТОЯЩЕГО отвлечь? Я вспомнил историю с тем археологическим лагерем, волчьими или собачьими черепами… Неужели и впрямь в этих краях есть какая-то мистическая история с культом волка?
Я почесал подбородок. Щетина отрастала и жутко чесалась. Но брить бороду в условиях лагеря я не хотел по двум причинам. Во-первых, хлопотно, а во-вторых — борода меня все-таки хоть немного замаскирует и сделает не похожим на герра Алекса. Был герр Алекс, переводчик в комендатуре, стал Саша, член партизанского отряда. Надо еще тельняшку раздобыть и пулеметными лентами обмотаться, чтобы образ стал совсем уж каноничным.
— Дядя Саша, а ты куда? — Яшка с тревогой смотрел, как я рассовываю по карманам разные мелочи и подпрыгиваю, чтобы ничего не гремело и не брякало.
— На задание, Яшка, — я подмигнул.
— Я с тобой! — выпалил он.
— Не сегодня, дружище, — покачал головой я.
— Не бросай меня тут одного, — заныл Яшка. — Тебя Хайдаров как-то опасается, но если ты уйдешь, боюсь, как бы он снова на меня не насел…
— Нормально все будет, — я похлопал его по плечу. — Ты уже и в бою участвовал, герой, можно сказать. Если бы не ты, то Гришка бы кровью истек.
— Все равно мне как-то… как-то… — Яшка потупил глаза.
— Яшка, ну что ты как пацан, право слово? — я присел на лавку. — Ты же немецкий знаешь как родной, считай. Пойди к Слободскому, его орлы как раз пачку каких-то документов перехватили, а переводчика толкового у них нет, только Филя, который от остальных отличается только тем, что кроме «Хэнде хох!» знает еще и «Гутен морген».
— Ох… — Яшка вздохнул. — Прости, что-то я и впрямь растерялся. Думал, что где угодно легко приспособлюсь, а тут хожу по лагерю, а на меня глазеют. И мне кажется, что каждый думает про себя, что я предатель.
— Главное, что ты знаешь, что это не так, — я похлопал его по плечу. — Ну все, мне пора выдвигаться. Не скучай тут.
«Это они кучеряво устроились», — подумал я, устраиваясь поудобнее на своем импровизированном наблюдательном посту в развилке раскидистого дерева, которое еще не до конца сбросило листву. В камуфляже меня на таком фоне вообще должно быть практически незаметно.
Полевой лагерь вольготно раскинулся вплотную к домам, частично даже перекрывая территорию деревни. Вполне такой зажиточной, судя по виду — вон то двухэтажное здание — это явно школа. Среди домов попадались изысканные старинные дачи. Если бы не полотнища со свастиками на здании сельсовета, то вообще можно было бы подумать, что война этой деревни не коснулась. Ни пожарищ чадящих, ни разрушений.
«Ну да, — зло подумал я. — Только из самых приличных домов прежних обитателей
