в знак приветствия, те ответили похожими жестами.
И всё!
— Это чахарская земля, — с улыбкой ответил проводник. — Посмотрел бы я на того, кто решится здесь не пропустить истинного чахара. Вы со мной — значит, и вы наших родов! Когда-то нашим ханам служили все вокруг!
Он помолчал, мрачнея, и тихо добавил:
— По обе стороны от этой треклятой стены.
Когда, наконец, горы закончились и пошли степи, поведение Удбалы радикально переменилось: он посерьезнел, весь как-то подобрался, даже его пузо слегка втянулось. Монгол уверенно вёл своих нанимателей по низинным путям, периодически взбирался на холмы да взгорки и тщательно оглядывал местность. И это дало свои плоды — почти за месяц путники умудрились ни с кем не встретиться. Они всегда вовремя находили источники воды, а чахарец каждые несколько дней доказывал, что он еще и охотник хороший.
В хороший день их группа проходила сто километров и даже больше. Правда, наряду с хорошими случались и весьма неприятные деньки: бури с песком и снегом напополам, снегопады, что, по случаю наступающей весны, превращали огромные пространства в сплошную грязь и слякоть. В такие дни «счетчик пройденного» мог и «ноль» показать.
По-своему, Дурной радовался таким дням, ибо 10 часов в седле его просто убивали. Он и на Амуре не любил ездить на лошадях, а за последние 13 лет практически не передвигался верхом. Во время вынужденного сидения под какой-нибудь скалой беглец, памятуя о позоре, который испытал перед стеной Императорского города, изнурял себя всякими упражнениями: отжимался, поднимал над головой тяжелые камни и подолгу рубил воздух плохонькой монгольской саблей, которую раздобыл для него маленький тигр. Было непривычно и тяжко, но Дурнова радовала ломота во всём теле: он чувствовал, как потихоньку силы возвращаются.
Аратан одобрительно смотрел на старания своего друга, а вот Хун Бяо был недоволен:
— Не стоит тебе так делать, Ялишанда. Плохой Путь выбрал. Ты, конечно, дойдешь до цели, но… Представь, что ты стоишь в доме, где много комнат. И тебе нужно выйти. И вот ты берешь и пробиваешь лбом все стены на пути. Да, выход найдешь. И так быстрее, чем идти в обход. Но все стены в доме переломаешь… и лоб расшибешь.
Наверное, он был прав, потому что периодически Дурной просто сваливался с головной болью. Щуплому даосу приходилось всё бросать и лечить непутевого северного варвара, утыкивая его иглами, прижигая и подпаивая отварами, хотя, запасов лекарств у него имелось совсем мало. Но вырвавшийся на свободу пленник не останавливался. Очень уж ему хотелось снова стать полноценным.
А еще он упорно пытался расспросить Аратана о житье на Амуре в свое отсутствие. Это было крайне трудно, так как даур моментально замыкался в себе, говорил односложно или находил для себя какие-нибудь неотложные дела. Более-менее пространно он рассказывал лишь о той роковой битве, в которой «убили атамана». Например, поведал про Митьку Тютю.
— Его отряд почти в самое месиво попал. Порубили их подчистую. Сам Митька бился до последнего, уже к воде его потеснили. Тогда Тютя сорвал куяк, у которого уже все ремни посрезали, и кинулся в реку. Даже до наших лодок догреб, за борт ухватился. Но монголы с берега его всего стрелами утыкали… По крайней мере, так Ивашка говорит.
Ох, не понравилось Дурнову, как Аратан сказал последнюю фразу!
— А ты считаешь, что он мог и неправду сказать?
Маленький тигр поднял на друга глаза полные боли. И не выдержал:
— Не всё ладно на Черной реке, Сашика! Многие перессорились: и дауры с даурами, и лоча с лоча. По мне — Ивашка тот еще гад. Хотя, в первую зиму он спас Темноводный.
— От кого?
— Монголы пришли по льду. Большая орда — тысяч пять. Месяц стояли под острогом, всё вокруг уничтожили, но не взяли острог. Потом дальше пошли, Албазин разрушили — ныне там пусто. С ними тунгусский князь был большой — Гантимур. Тот и до Нерчинска дошел и сжег его.
— Значит, нет больше Темноводья, — обессиленно выдохнул Дурной.
— Есть. Но оно совсем не такое, как было при тебе. Ты… Ты должен сам всё увидеть.
К концу месяца купленные кони совершенно ослабли и отощали, ибо запасов с собой у них было мало, а степь ранней весной кормила очень плохо. Но зато Удбала обрадовал:
— Завтра выйдем к речке, которая уже впадает в Сунгари.
И не соврал. Речная долина встретила беглецов первой зеленью и синевой только-только очистившейся ото льда реки. А местные жители подтвердили, что до Сунгари — день пути. Это, если по сухопутью. До Амура еще очень далеко, но у Дурнова поневоле расправлялись плечи. Он уже чувствовал себя почти как дома. Почти прежним атаманом Сашко. Хотя, смутные речи Аратана его сильно тревожили.
Наступала пора прощаться с чахарцем.
— Ты честно выполнил то, что обещал, — поблагодарил он Удбалу.
— А вам дальше не нужен провожатый? — вдруг неожиданно спросил монгол. И поспешно добавил. — За отдельную плату.
Беглецы удивленно уставились на проводника.
— Но мы пойдем далеко на север, — уточнил на всякий случай атаман.
Чахарец закатил глаза и вздохнул так тяжко, как будто эта троица уже настоятельно звала его с собой на какой-то отвратительный север.
— А что делать? — напевно ответил он. — Вы лошадей видели? Они меня до Сюаньфу не довезут, околеют по дороге. А мне в степи застревать не с руки… Да, если честно, мне и в Сюаньфу не все обрадуются…
Аратан хитро улыбнулся и повернулся к Дурнову.
— Возьмем, атаман? Дорога еще дальняя, а лишняя сабля в пути не помешает, повернулся к чахарцу. — Удбала, нам сейчас платить нечем, но, когда до дому доберемся — одарим тебя черными соболями!
Монгол снова вздохнул, но уже не так трагично. Мол, на безрыбье и соболя сойдут. Они продали коней в ближайшей деревне, где купили лодку. Сели в нее — и стремительно понеслись прямо к Амуру! Плыть старались по утрам, вечерам и, по возможности, ночью. Днем искали скрытное место и не отсвечивали, особенно, когда выбрались в Сунгари. Берега реки еще были усыпаны ледяными торосами, беглецы так быстро продвигались на север, что понемногу обгоняли весну. Если на сухопутную половину пути ушел почти месяц, то на немногим меньшее расстояние по воде потратили шесть дней.
Наконец, они достигли низовий реки, которые еще во времена приказного Кузнеца стали пустынными. Беглецы
