наследники. Мы свои права знаем!
— Обстоятельства, — демонстративно игнорируя «знатоков», я ткнул пальцем в направлении Карася.
— Ну, мы как-то собрались, приехали к нему…
— Вообще, — вновь перебила его тётка, — мы за ним ухаживали, обстирывали, еду привозили, готовили, убирали, лечили, ночами не спали, переживали за него, терпели его склочный характер, как могли обхаживали.
— Но жили отдельно? Где вы все вообще живёте?
— Ну, в городе, где же ещё? Нам мамка из деда денег выбила… Жмот он, чего уж там, купил квартиру нам, чтобы пока мы учились, было где жить. В центре у нас трёхкомнатная квартира. Только Вы посмотрите, сколько нас! Мы там уже не помещаемся и мусор постоянно, хлам, бардак, ремонта двадцать лет как нету, ругань при готовке, вечно все без работы сидят, никто продукты не хочет покупать. Это всё дед виноват!
— Савва Андреевич виноват, который с вами не жил? На кого эта квартира записана?
— На меня и сестру, — хмуро ответил отец семейства.
— А кто работал в усадьбе, сам дед в режиме стахановца?
— Каком режиме? — округлив глаза, уточнил глава семейства.
— Кто всё делал в усадьбе? Слуги? Работники постоянные? Тот слуга старый?
— Нет, он работников нанимал из местных, сезонно.
— Сбыт? Продавал продукцию куда и как?
— У него давно были отлажены каналы сбыта. По самовывозу, наверное. Какое это имеет значение? Проблемы у нас, а не у работников этих тупых. Теснота квартиры нас многие годы тяготит!
— Часто он у вас бывал?
— Вообще ни разу, Вы с ума сошли, зачем ему у нас бывать, у него поместье со старым слугой, который с ним… не важно. Главное, он нас, как детей, должен содержать, а он издевался, называл дурнями, тунеядцами криворукими. А сам жил на всём готовеньком, козёл старый. Один в поместье в своём.
— А поместье Саввы Андреевича, где, Вы говорите, находится?
— Кузьминка, это по Оренбургскому тракту, вернее, близ Кузьминки, усадьба же, отдельный комплекс строений.
— Я понял, — прикинул, что до этого села что-то около двадцати-двадцати пяти километров. — Часто ездили?
— Постоянно, каждый день. Ну, на выходных.
— Машина у вас есть?
— Откуда? Она ж денег стоит, а дед жмотился и денег мало давал.
— Приезжали, просили денег, каждые выходные? И в чём проблема?
— Так Вы же толком ничего и не поняли!
— Ну дык расскажите, — вздохнул я.
— Собрались мы, повод хороший, — нахмурился отец семейства, — День рождения у Настасьи, не откажет, значит. Приехали. Приезжаем мы, а оказывается, что…
— Нет, ты рассказывай толком, — перебила его одна из тёток, его сестра, — Приехали мы, три часа тряслись, потом шли, а нас на порог не пустили.
— Старый слуга не пустил?
— Прокоп? Нет, какие-то два молодых жлоба с татуировками. Сказали, что они поместье купили. Выгнали нас за ворота, Карасю глаз подбили. Ну, мы полицию вызвали, был большой скандал.
— А полиция что?
— Приехал патруль. Говорят, вы не имели права в чужое имущество пролезать через забор и посуду с уличного стола воровать! А как не имели? Это же нашего деда посуда, значит наша.
— Нет, не значит. Так деда посуда или жлобов?
— Этих хмырей. Мошенников и обманщиков! Вы обязаны с ними что-то сделать! Ну мы-то думали, что деда, потому взяли, это же по-родственному.
— Так что полиция? Не отвлекайтесь, а то у вас всё безмерно сумбурно получается.
— Проверили наши документы, штраф выписали, целых двадцать рублей. А из чего его платить, если дед, козёл старый, денег ещё не дал!
— Опять ушли с мысли. Проверили документы. Усадьба чья, ваша, деда или хмырей?
— Их. Они оказывается полгода, как купили её у деда, каким-то обманом оформили через нотариуса.
— Хмм… Обманом через нотариуса… Фамилия нотариуса?
— Не помню. Кажется, Олиференко.
— А деда куда эти покупатели дели?
— Как куда? Он взял деньги и сбежал «на юга». Слуге, главное, Прокопу, денег дал напоследок, а нам шиш. Мы же рассказывали.
— Не рассказывали. Куда конкретно уехал?
— В Кисловодск. Только вот он прожил там год и того, этого…
— Умер? Женился? Вы можете говорить толком?
— Ну да, умер. Он же все деньги на игорные дома спускал, на красивых девок, коньяк и таблетки заморские, которые в амурных делах помогают.
— Прямо все деньги потратил?
— Нет, когда умирал в местной лечебнице, то остаток передал заведению.
— Лечебнице?
— Борделю местному. Он там, говорят, был почётным клиентом.
— А Савва Андреевич под конец жизни оказался гусаром. И умирая, позвал вас?
— Нет. Шлюхи его и похоронили. Говорят, с большой помпой. Но у него кредит остался в банке, те нас нашли и требуют долги деда с нас. Что нам делать?
— А что бы вы хотели?
— Как что? Чтобы нам бордель, лечебница, игорный дом и винные магазины деньги вернули, чтобы те жлобы отдали нам усадьбу. Ну и чтобы все извинились, это же наш дед, они не имели права! Мошенники! Карасю глаз подбили! Изуверы!
Они возмущённо загомонили.
Я с удовольствием посмотрел на часы, которые отсчитывали последнюю минуту оплаченной консультации.
— Вот что, давайте я подведу итог, — я поднял руку, требуя тишины. — И он вам наверняка не понравится.
Они разом умолкли и посмотрели на меня.
— Любят у нас люди адвокату правду не договаривать. Так, вот что получается. Дед, который во сто шуб одет, оплатил вам учёбу, купил квартиру, вы сидели на его шее. Усадьба генерировала доход, но для работ он нанимал местных, вы палец о палец не ударяли!
— Но мы же родня! Всё на нас держалось!
— Нет, вы ничего для усадьбы не делали, иначе бы он вас не выпнул. И тянул всё сам. И приезжали вы не каждую неделю, иначе быстро бы сообразили, что он её продаёт, это, знаете ли, не мгновенный процесс. Вы ему ничем по жизни не помогали, а только деньги тянули из него, как вампиры кровь. Продажа усадьбы законна, на учёте в психбольнице ваш дед не состоял, это для крупных продаж нотариус проверяет. Вам он ничего не сообщил, уехал, там умер, деньги отдал борделю при жизни. Оспорить сделку можно только там же, по имперским законам и в тамошнем суде. Кредит банку можете не платить, да вам
